Альвейн только пожал ее морщинистую руку и на том распрощался. Когда он покинул ее жилище, то встретил Ардена на улице, ожидающего наставника и пинающего от скуки камни на дороге. Сид окинул его недобрым взглядом, все больше ощущая, как не доверяет юнцу.
— Гладуэйт заплатила за мои труды? — осведомился Арден, явно рассчитывая на хорошее вознаграждение.
Альвейн поспешил охладить его молодецкий пыл:
— Я не принял оплату.
Арден так и замер с отвисшей челюстью. Затем догнал Альвейна, который без промедлений отправился обратно к знахарской хижине, и на повышенных тонах принялся требовать справедливости.
— Что… Как это понимать? — он не унимался, не смотрел под ноги и то и дело спотыкался. — Разве вам было решать, получу я оплату или нет? Для чего тогда вообще вы меня обучаете — чтобы до самой смерти содержать за мясную похлебку да горсть овощей?
— Ты заносчив, Арден, и высокомерен. А для будущего знахаря общины это не лучшие качества. Сомневаюсь, что вдруг обретенное богатство сделает тебя скромнее, а потому довольствуйся пока своими успехами.
Альвейн кожей ощущал, как Арден испепеляет его разгневанным взглядом, но не позволял мальцу себя прогнуть.
— Но разве я не справился, разве не совершил невозможное и не заслужил награды?
Старик остановился, развернулся и ткнул парню пальцем в грудь.
— Вот именно, сын мой, невозможное! — он смотрел на юношу угрожающе, тот же насупился и обиженно поджал губы. — Я не знаю, что именно ты сотворил там, а потому и не могу с полной уверенностью сказать, что ты заслужил оплату. Ты лжешь мне, глядя в глаза, я чувствую это, не отпирайся! Пока ты не будешь предельно честен со мной, я не смогу тебе больше доверять лечение людей. Неизвестно, чем это обернется, если пробовать на них новые, никем не проверенные знания.
Выговорившись, сид отвернулся и продолжил путь, однако Арден был неумолим и бросил ему в спину:
— Но как же еще, мастер, опробовать новые знания и методы, если не на людях, умирающих от болезней? Как еще научиться их спасать?
Вопрос ученика обескураживал своей логичностью и неоднозначностью. С одной стороны, Арден был прав: каждое лекарство, что дала им природа, открывало свои свойства в череде неудач и смертей. Но с другой, Альвейн не был уверен, что проводить эксперименты на еще живых людях — хорошая идея.
— Ты должен научиться отделять допустимое от недопустимого. Иногда человека лучше отпустить, чем причинить еще большую боль, пускай он и так одной ногой в могиле. Умирающий заслуживает отойти в мир иной без излишних страданий, их и без того хватает.
— Но Харрику уже лучше, мастер Альвейн! Уже к завтрашнему утру он встанет на ноги, и обе его ноги будут на стороне живых.
Сид только нахмурил брови и мрачно бросил ученику через плечо, ставя точку в их споре:
— Скоро увидим.
Домой Арден вернулся, изнемогая от бешенства. Оно распирало его изнутри, грозясь сломать недавно срощенные ребра. Облекая злость в движение, ученик знахаря одним махом смел со стола все ступки с пестами, нарезанные травы, рунические камни — все, что попалось под горячую руку, желающую крушить.
Если бы это увидел мастер Альвейн, то приказал бы высечь Ардена плетьми, да прилюдно, чтобы не было впредь соблазна поддаваться бушующим эмоциям. Да вот только с самого возвращения сид куда-то исчез, и Арден решил, что тот отправился прямиком к Нандиру, позлословить за его спиной. Но это и к лучшему: юноша не горел желанием видеть наставника и, тем паче, слушать нравоучительные россказни. Спасение человеческой жизни не только не вызвало одобрения мастера, но и даже разгневало, и это не укладывалось у Ардена в голове. Ценность жизни для старого сида столь невысока, что он, скорее, позволил бы больному умереть, чем вылечить его с помощью незнакомой силы.
Конечно, Арден сам виноват, что не признался наставнику сразу, но как расскажешь о встрече с первородной тьмой? Как признаться, почему согласился на ее предложение и принял величайший на свете дар? Рассказать сиду об этом — значит, быть непонятым и изгнанным из общины, а именно этого он допустить не мог. И как бы учитель ни сомневался в его силе, Ардена это не остановит. Сила дарована, чтобы пестовать ее и развивать. Ничто не дается просто так, в том числе и мастерство, уж кому, как не старому Альвейну, знать это.
Неожиданно у входа в хижину раздался какой-то шорох. Тень мелькнула в проходе, а затем исчезла. Юноша осторожно вышел из жилища и увидел на пороге голубенький цветок льна. Ниррен была упорна в своем желании его видеть. Разве мог он устоять перед таким упрямством?
Повинуясь воле любимой, Арден дождался ночи и отправился на оговоренное место. Ниррен ждала его там, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Свет народившейся луны золотил ее шелковистые волосы и вычерчивал в ночи изгибы ее лисьего лица. Замерев в тени деревьев, он позволил себе вольность втайне наблюдать за ее красотой, но Ниррен была превосходной охотницей и обладала непревзойденным слухом. Его тяжелую поступь она наверняка уловила сразу, поскольку вскоре до его ушей донесся ее недовольный возглас:
— Прекрати прятаться в тени, Арден, я знаю, что ты здесь.
Усмехнувшись себе под нос, Арден вышел к возлюбленной, и его залил лунный свет. Наконец-то он мог лицезреть ее на расстоянии вытянутой руки, а не вдали, среди снующих туда-сюда соплеменников. До этого момента он и не сознавал, как сильно по ней скучал — так глубоко его утащила в омут погоня за обретением могущества.
— Почему так долго не приходил? — с обидой спросила Ниррен, а сквозь обиду звенели подступающие слезы. Но она была слишком горда, чтобы показать при нем свою слабость. — Почему не откликался на мои знаки? Я оставляла тебе цветы две седмицы кряду…
Арден коснулся пальцем ее подбородка, притянул к себе и поцеловал. Жадно, страстно, показывая, как изголодался по ее губам за эти дни, как жаждал испить их мед. Отстранившись, он ответил:
— Я должен был стать кем-то, прежде чем снова тебя увижу.
Ниррен смотрела на него, ничего не понимая.
— Что значит «кем-то»? — она помотала головой. — Ты и так был кем-то для меня — моей любовью, моим светом. Чего еще ты хотел доказать, что за чушь ударила тебе в голову?
Она гладила его по волосам, и это убаюкивало. Он обнял ее, крепко прижав к себе, и чувствуя, как сердце ее звучно бьется в такт с его собственным.
— Тебе никогда не понять, каково это, когда соплеменники видят в тебе лишь подобранную на дороге шавку, без рода, без статуса. Когда все, что бы ты ни делал, воспринимается с неприязнью и недоверием, потому что я не их крови. Я чужак для них и всегда им был. А такой, как я, в их глазах недостоин дочери старейшины. Они скорее предпочтут пронзить меня копьем, чем отдать мне первую деву поселения, за чьей лучезарной улыбкой готовы выстраиваться в очередь женихи.
— Арден, да перестань ты, — буркнула Ниррен, явно недовольная, что он вновь запел старую песню.
— Да нет же, послушай! — Арден не выпускал ее из объятий и продолжал: — Если я и мог заслужить их одобрение, то только достигнув чего-то.
— Ты ученик знахаря и делаешь успехи — чего еще им, по-твоему, нужно?
— Этого мало. — Арден отстранился и заглянул ей в глаза. — Я должен был… должен был обрести великую силу и поразить их ей.
Слова его вызвали у девушки нервную улыбку. Она не понимала смысла, заложенного в его слова, не сознавала, как он серьезен в эту минуту.
— И мне кажется, что сегодня я ее обрел.
В темных омутах радужек вспыхнул живой интерес. Ниррен коснулась кончиком носа его собственного и спросила:
— И что же это за сила?
— О, Ниррен, — он благоговейно вздохнул. — Ты даже не можешь вообразить.
Не желая пустословить, Арден вынул из-за пояса нож с кожаной рукояткой, который захватил с собой. Он мечтал показать ей свои способности еще когда бежал к хижине Гладуэйт, но поймет ли она его? Если Ниррен будет вторить старику Альвейну, он этого не вынесет.
Взгляд Ниррен упал на сверкнувшее лезвие ножа, и улыбка сошла с ее лица. На нем поселилась тревога.
— Зачем тебе нож?
— Ударь меня им, — он повернул его костяной рукоятью и протянул девушке.
— Арден, ты точно не помутился умом, пока помогал Альвейну? — она нахмурила лоб. — Не буду я тебя резать.
— Не резать, нет, царапины даже ты залечишь, особенно не напрягаясь. Всади его в меня.
Твердой уверенности, что он сумеет излечить себя, у Ардена не было, зато было огромное стремление раздвинуть границы своей силы. Чутье подсказывало ему, что все возможно, если он того пожелает. Но Ниррен не захотела ранить любимого.
— Ты что, с ума сошел?! Ни за что, никогда! Ты ведь тотчас же умрешь. Прекрати эти свои… Боги, нет!
Не дождавшись ее согласия, Арден повернул нож лезвием к себе и одним резким движением всадил в живот. Он издал глухой стон, дернув рукоять обратно, и рухнул на колени. Ниррен кинулась к нему и что-то прокричала, но он ничего не слышал. Все внимание его было приковано лишь к открытой ране, даже боль вдруг отступила, оттененная его верой. И тьма явилась мгновенно, по первому его требованию. Она, точно костяная игла, незримой нитью сшивала разорванную плоть, и вскоре кровь перестала сочиться. Когда он почувствовал, что исцелен, то, невзирая на вопли Ниррен, выпростал рубаху из штанов и задрал ее, дабы показать, что цел и невредим.
— Что… Что ты сделал?.. — бормотала Ниррен, завороженно глядя на девственно-чистую кожу на торсе. Она дотронулась пальцами до его живота и провела по месту, где всего миг назад зияла кровоточащая рана. — Как ты это сделал? Альвейн так не умеет, а ему очень много лет! Он не мог тебя этому научить.
Арден поймал ее растерянный взгляд и самодовольно улыбнулся.
— Ты права: Альвейн — ничтожество по сравнению с этой мощью. Он бы никогда не осмелился вкусить темной силы и завладеть ею. А я осмелился. Ради тебя и нашего будущего.