— Ты считаешь, он на такое способен? Способен убить? — Альвейн возмутился и ударил по столку кулаком. — Я не учил его этому! Если он ученик своего учителя, то ни за что не падет так низко, чтобы отнять жизнь. Насколько мне известно, на сегодняшний день на его счету уже десяток спасенных жизней. Почти каждый человек общины прошел через его целительные руки — и все они живы-здоровы. Но ты прав, Нандир, эта материя не дает мне покоя… — сид чуть выждал, теребя бороду, а затем продолжил: — Как и благодаря чему он заполучил эту силу, я не ведаю. Но знаю лишь, что никто еще не приручал тьму на моем веку, а потому мы не можем предсказать, к чему это приведет.
Нандир прищурился от довольства, ведь в его голове уже зрел план.
— Будем наблюдать, Альвейн. Будем наблюдать.
4
Ни от кого не укрылось, как изменился бывший ученик знахаря. Самонадеянности пришла на замену твердость и уверенность, а отчуждению ‒ искреннее желание помогать соплеменникам.
Но одного община не видела, не знала: даже сейчас внутри Ардена скреблась ничем неутолимая жажда. Пускай он многого успел добиться, а все же этого ему было мало. Ниррен по-прежнему не звалась его женой и ему не принадлежала, да и Хадригейн все маячил на горизонте и хвостом увивался за дочерью старейшины. Юноша знал, что находится под неусыпным наблюдением старого Нандира, а чтобы он и пальцем не коснулся главной драгоценности, приставил своего верного стража, не спускавшего глаз с его дочери. Теперь и по ночам воин бдел у их хижины, не давая отойти бедной Ниррен дальше отхожего места.
Они не виделись с самого Лугнасада, и Арден томился по ней до помрачения рассудка. На праздник он даже не явился, чтобы не лицезреть в мучениях, как снова Ниррен обхватывают чужие руки. Лучше уж совсем ее не видеть, чем лишний раз осознать, насколько она далека и недоступна.
Так дни сменялись ночью, а ветры сдували пыль бесцельно прожитых седмиц, пока общину вдруг не облетела весть, грозившая разрушить то шаткое равновесие, которое Арден едва успел обрести.
Солнце в тот день только-только выползло из-за горизонта и осветило верхушки деревьев на холме, когда Арден вышел из хижины, чтобы набрать воды из реки. С бадьей в руке он пересекал общинный двор, как вдруг кожей почувствовал: что-то не так. До него доносился отдаленный злобный шепот, ударяясь ему в спину, а косые взгляды сыпались со всех сторон, прожигая насквозь. Арден как раз обернулся, когда вдруг врезался в неведомую преграду. Он повернул лицо и его встретил чей-то кулак.
Вспышка — и переносицу пронзила острая боль. Ноздри мгновенно заполнились жгучей кровью, а воздух будто выбило из легких от внезапного удара. Выронив бадью и согнувшись пополам, Арден поднял голову: перед ним стоял мужчина, чью семью он с неделю назад выходил от горячки.
— Ты чего удумал, а, Безродный? Отравить нас всех решил? Тебе это с рук не сойдет, так и знай!
Мужчина повторно замахнулся, но на сей раз Арден оказался проворнее: увернулся от летящего в лицо кулака, а затем одним рывком подмял мужчину под себя и повалил его наземь. Пока тот катался по грязной земле, хватаясь за ушибленные ребра, Арден лихорадочно вертел головой и с ужасом осознал, что от радушия и благосклонности односельчан не осталось ни следа. Все они были не в себе: кто разгневан, а кто взволнован и даже напуган. Что могло случиться за ночь и в корне перевернуть их мнение о молодом знахаре? Ведь еще вчера он ловил их робкие улыбки...
Вскоре нашелся тот, кто ответил на его беззвучные вопросы. Из сгрудившихся вокруг них членов общины выступила дородная женщина. Лицо ее было красным и распухшим от слез, а сальные волосы спутались в вихры. Она встала напротив юноши и сквозь зубы прошипела:
— Ах ты, змея!.. Как ты мог погубить Энгира, разве он тебя чем-то обидел, Безродный?
— Я не понимаю... — вставил Арден, но женщина впала в истерику.
— Ах, не понимаешь? Да умер он, ночью отошел, не проснулся больше... А накануне ты давал ему свою настойку, помнишь? Ему, Энгусу, Дрехту и Ансе. Энгус уже лежит, мучаясь лихорадкой, Дрехт и Анса с детьми тоже приняли твой яд, так что ж теперь с ними будет?
В толпе раздался детский плач и чей-то отчаянный вопль. Арден обернулся и увидел их источник — та самая Анса и двое ее сыновей. Это их отец набросился на него с кулаками, боясь за жизнь своей семьи. Да что же это...
— Мерзавец! — закричала женщина и хотела было наброситься на Ардена в порыве слепой ярости, как ее остановил появившийся во дворе Нандир. Он ловко обхватил ее за руки и попытался унять ее пыл.
— Тише-тише, Брида, — приговаривал он, продолжая удерживать рыдающую женщину. В ее глазах плескались гнев и страх. Она тоже принимала ту настойку и прямо сейчас в ужасе ожидала скорую погибель, хотя явных признаков отравления Арден пока не заметил.
Нандир посмотрел на знахаря и чинно сказал ему:
— Арден, понимаешь ли ты, что произошло?
Юноша все еще стоял в ступоре и мог только помотать головой. Разъяренные взгляды односельчан словно сковали его по рукам и ногам. Он снова ощутил себя нагим и выставленным на всеобщее поругание.
— Почти все, кого ты лечил в последние дни, слегли с лихорадкой. Болезнь развивается быстро, и даже Альвейну не под силу прогнать последствия твоего колдовства. Что же ты сделал с ними и почему вредишь моим людям, Безродный?
— Но это невозможно! — прокричал Арден, чтобы каждый услышал его. — Эти снадобья я принимал самолично, я испытывал их неоднократно, прежде чем дать больным. Мне незачем вредить вам, поверьте! — он обвел взглядом членов общины, но никто не ответил ему теплом и доверием. Все, ради чего он столько трудился, пошло прахом в мгновение ока.
— Скажи это тем, кто сейчас корчится в агонии! — выплюнул Гроган Одноглазый, протиснувшийся через односельчан. Уцелевший глаз смотрел на него недобро, сверкая холодной свирепостью.
— Знаешь ли ты, Арден, что ждет тебя, если все они умрут?
Слова старейшины будто окатили его ледяной водой. Он уставился на главу общины, и осознание вдруг сжало его сердце тисками. Слишком подозрительно развивались события, слишком уж спокойным выглядел Нандир, взирая на него с высоты собственной непорочности...
И тут он все понял. Вокруг Ардена прочной сетью плелся заговор.
— Я их не убивал.
Пока он мирно спал, довольствуясь новизной своего положения, хитрец Нандир решил его оболгать. Еще ни в чем Арден не был так уверен, как в изготовленных настойках, а значит, они не могли причинить никакого вреда тем, кто их испил. А вот подмешать выздоровевшим яд мог кто угодно, желая обесчестить его имя. Но как доказать свою непричастность, когда людское недоверие взяло его в плотное кольцо? Ничто уже не могло спасти его от возмездия Нандира. Некому вступиться за Ардена Безродного, обвиненного в отравлении односельчан. Даже Альвейн, что был ему как отец, не замолвит за него словечка, все еще нося в сердце черную обиду на бывшего ученика.
Но двор вдруг огласил знакомый крик и зажег надежду в сердце Ардена.
— Отец, он не виновен!
Сквозь толпу прорвалась Ниррен. Она спасительным мостом протянулась между ним и соплеменниками, всем своим видом источая волны негодования и несогласия. Следом за ней ворвался запыхавшийся Хадригейн, который явно не успел остановить девчонку, что выскользнула из-под его надзора. Он потянулся было к девушке, чтобы увести ее и не мешать отцу вершить самосуд, но та оттолкнула его и кинулась к отцу.
— Что ты делаешь, отец? По какому праву судишь Ардена за то, чего он не совершал?
— Ниррен, сейчас же возвращайся в дом и не вмешивайся в дела общины!
— Но у тебя нет никаких доказательств...
— Тогда поди и взгляни на моего Энгира! — взвыла женщина, все еще змеей извиваясь в хватке Нандира. — Он уже посинел весь от той отравы, которой его снабдил этот выродок...
Посинел... Голову Ардена пронзила смутная догадка. Единственным известным ему ядом, от которого кожа приобретает синеватый оттенок, был... лен[1]. Тот самый лен, который так часто оставляла ему на пороге Ниррен. Раз девушка легко находила голубенькие цветы, то и Нандиру или его приспешникам не составило бы никакой сложности его достать.
Хадригейн все еще безуспешно пытался образумить Ниррен и ухватить ее за тонкое запястье:
— Прекрати, давай вернемся в хижину, — увещевал он, выплясывая вокруг девушки.
Но Ниррен обыграла всех.
Она всегда находила возможность увидеть Ардена, даже когда казалось, что весь мир восстал против них. Она находила лазейки там, где и солнечный луч не отыскал бы крошечной бреши. Ниррен умела видеть дальше и зорче, чем сокол в небе, но кроме Ардена никто и не догадывался о том, как умна дочь старейшины. Ее отец в том числе. Он недооценил смекалку Ниррен, что и подарило ей шанс на спасение юноши.
Пока среди них разгоралось пламя спора, Ниррен быстрым движением выхватила с пояса Хадригейна нож и отскочила в сторону, поравнявшись с Арденом. Когда белокурый воин сделал шаг в ее сторону, она угрожающе выставила острие перед собой и взмахнула, издав воинственный рык.
— Ниррен, что ты делаешь? — недовольно прокричал Нандир, сдвинув брови. — Сейчас же отойди от него и вернись домой!
— Не подходите иначе, клянусь, я лишу себя жизни!
Арден тут же повернул к ней голову и прошипел еле слышно:
— Ты с ума сошла? Оставь это, меня уже не спасти!
Девушка скосила на него глаза. В темных радужках проскользнула потаенная мысль, от которой все внутренности Ардена сжались в ком. Нет, она не посмеет, она...
— Если вы не способны поверить вашему знахарю, тогда поверите дочери старейшины! — провозгласила Ниррен, обводя взглядом растерянную толпу. — Верьте не словам чужим, а глазам своим.
— Не смей! — закричал Арден и бросился к ней, чтобы перехватить кинжал, но было поздно. Острие ножа, ведомое ее смелыми руками, вошло в плоть девушки по самую рукоять. То, что Арден показал ей тогда, на их тайном месте, она теперь проделала с собой.