— Не помню, естественно, — немного удивленно ответила Арахна. — Инк рождается без памяти о прошлом. Есть разные теории, но теперь, когда я познакомилась с технологией «Инкарнации», абсолютно понятно, почему так происходит. Процесс инфицирования онтоприона в Ядре и изменения в Котле создают совершенно новую сущность. Я не помню момента рождения. И никто из нас не помнит. У Инков нет воспоминаний о своей прошлой жизни. Наша жизнь начинается, когда мы находим первое тело.
— Я думал… что это происходит иначе. Что я один такой… родился без памяти.
— Нет, мы все через это прошли. Мне повезло — в Архиве нашлись данные генного картирования. Ее звали Лидия… — моя собеседница чуть заметно усмехнулась. — Красивое имя, правда? Специалист-химик, доктор наук. К несчастью, Лидии не повезло после Импакта оказаться в зоне азур-ретрансляции Стеллара. И она умерла, чтобы родилась Арахна.
— Умерла?
— А как ты думал? В Ядре на момент запуска «Инкарнации» находилось всего около тридцати тысяч душ. Тогда как его предельная емкость — сто сорок четыре тысячи. Недостающие Стеллар собрал в момент запуска «Инкарнации», после подключения к транслокационной сети уцелевших терминалов. Судя по всему, душ все равно не хватало, и, чтобы ускорить процесс, охват Земли увеличили за счет подключения ретрансляторов Звезды.
— Получается, что запуск «Инкарнации» …
— Да, Грэй. Тот, кто ее запустил, своими руками хладнокровно подписал приговор почти всем выжившим, оказавшимся в зоне азур-ретрансляции, — холодно взглянула на меня Арахна. — Стеллар забрал их души, изменил и выплюнул, сделав Инкарнаторами.
После ее слов я наконец-то со всей определенностью понял, почему проект «Стеллар» считался аварийным протоколом. Почему его упорно не хотели запускать и держали в строжайшей тайне суть Ядра Синей Птицы. И осознал, насколько большая тяжесть лежала на плечах Прометея. Именно его команда по приказу гранд-координатора Звезды активировала Стеллар, спустившись на поверхность после Импакта. Именно они стали косвенными убийцами более ста тысяч людей, ставших жертвами Стеллара, в разных местах Земли. Сердце мертвой Матери Бина Ши содержало тысячи душ еще со времен Сибирского Инцидента, но остальные оно похитило в момент включения «Инкарнации». В том числе и душу той, что сейчас беззаботно покачивалась в соседнем гамаке, свесив одну ногу на теплый песок. Секретность протокола и подробностей его активации для самих Инкарнаторов тоже наконец-то получила логичное объяснение — ведь подобные действия, даже если отбросить массовое убийство, могли вызвать ненависть ставших не по своей воле бессмертными Инков. Как я уже успел убедиться, далеко не все считали участь Инкарнатора Стеллара подарком небес. Быть вечным защитником человечества, сотни раз умирать, терпя страшные мучения и видя, как меняется твое тело под действием Геномов — очень тяжелая ноша. Человеческая психика не рассчитана на подобное, и почти все Инки наверняка были носителями тех или иных психозов.
— Ты жалеешь, что стала Инкарнатором?
— Иногда да. Но сейчас, особенно после того как появился ты, — нет, не жалею, — донесся голос из глубины покачивающегося гамака. — Да и что толку в жалости? Она ничего не изменит. Кто хотел сдохнуть — уже сделали это, у нас была масса возможностей.
— Должен тебе кое-что рассказать, — глубоко вздохнул я. — «Инкарнацию» запустили Элейна и Прометей по приказу гранд-координатора. Я узнал об этом совсем недавно.
— Я догадывалась, — неожиданно спокойно ответила Арахна. — У тебя что, образовался комплекс вины из-за этого?
— Просто хочу, чтобы ты тоже знала.
— Хорошо, что сказал сам, — Одержимая издала внезапный смешок. — Но ты напрасно надеешься, что я буду тебя ненавидеть. Во-первых, ты все-таки не Прометей. Во-вторых, ясно, что ваши намерения были самыми благими. Вот только все пошло не совсем по задуманному сценарию. В общем, что было, то прошло. Я… не держу зла, Грэй. А остальные, кто мог, давно ушли за Грань.
— Сто сорок четыре тысячи… — пробормотал я. — И всего десять собрал Прометей в Первом Легионе. Что случилось со всеми остальными? Куда они делись?
— Кто знает? Земля огромна, а Инки тоже смертны, особенно вначале, когда нет опыта. После Импакта… творилась невероятная жуть. Целые континенты уходили под воду. Страшные ветра, мегацунами, землетрясения и извержения вулканов. В местах падения Осколков бушевали азурические бури. Два года не было видно солнца. Многие анимы погибли в этой кутерьме, так и не найдя подходящих тел. Я… очень долго пряталась под землей и считаю, что мне повезло…
Гранд-координатор говорил, что «Инкарнация» была ошибкой. Слишком мягко сказано — она оказалась полным провалом. Очевидно, еще на первом этапе из-за дефицита носителей с Источниками новорожденные Инки понесли колоссальные потери. А многие из тех, кому повезло, погибли в катаклизмах, терзающих Землю после падения Осколков. Я не мог представить масштаба происходившей тогда трагедии, но от мыслей о сонме потерянных душ, ищущих тела во мгле и огне вечной ночи, накрывшей планету, становилось не по себе. Сколько из них вообще выжили? А сколько годами скитались в бесплотном виде? Никто не мог сосчитать их. С другой стороны, если мыслить трезво и отбросить эмоции, у команды координатора не было другого выхода. Цивилизация погибла — и таким образом он давал ей второй шанс. Создавал касту бессмертных, способных в этих неурядицах выжить и защитить остатки цивилизации. Вот только просчитался и с тем и с другим. Совсем немногих сумел объединить Прометей для этой цели, остальные погибли или предпочли иной путь. С трудом сдерживая эмоции, я спросил:
— Ты хорошо помнишь те времена?
— Очень смутно. Как далекое-предалекое детство, — она зябко передернула плечами. — Что бы ни говорили, мы все-таки люди, Грэй. А человеческая память не рассчитана на такое долголетие. Когитор сохраняет все данные, но мы сами постепенно забываем многое, это защитный механизм. Есть Геномы, которые позволяют помнить все в мельчайших подробностях, но имплантировать их опасно — можно потерять разум. Это были плохие времена. У каждого Инка своя история выживания, Грэй. Каждый не раз и не два заглянул в Грань…
Одержимая говорила сморщив лоб и скривив губы, будто не желая вспоминать, а передо мной проносились ожившие картины кровавого хаоса, овладевшего миром в первое столетие после Импакта. Когда улеглось буйство небес и тверди, а затмившая солнце пепельная мгла рассеялась, первые выжившие снова начали осваивать разрушенную Землю. Среди них появилось множество бессмертных, только-только осознающих свои возможности. Как и люди, все Инки — разные, и на руинах цивилизации они сражались не только с Тварями и зараженными Ши, но и друг с другом — за жизнь, еду и женщин, за власть и могущество в новом мире. Как грибы после дождя росли дикие королевства и появлялись новые владыки. Инкарнаторы защищали людей от Тварей и создавали собственные кланы, начинали кровопролитные войны, становились властолюбивыми лордами и безумными убийцами, приносившими тысячи жертв в поисках все новой и новой силы. Архив Стеллара и хрупкая память тех, кто выжил, сохранили громкие названия объединений бессмертных — Монстры, Вечная Стая, Мечта, Стальной Отряд, Новый Порядок, Сансара, Аспекты… много их было. И все всегда заканчивалось смертью. Первый Легион далеко не сразу стал наиболее могущественной силой этого мира, несмотря на все преимущества, которые имел Прометей, — слишком велика Земля и слишком масштабна оказалась задача для нескольких эмиссаров Звезды. К тому же, по словам Арахны, мой предшественник проводил строгий отбор, да и потери в амбициозных операциях Города всегда были… чересчур велики. В результате через три с половиной века мы пришли к тому, что выжил лишь один из сотни Инкарнаторов. Мортидо, тяга к смерти из-за бессмысленности растянувшегося существования, наверняка сыграла здесь важную роль.
— Спасибо, Арахна, — я осторожно прервал поток ее воспоминаний. — Спасибо за откровенность.
— К звездам прошлое! — она рывком выбралась из гамака. — Пойдем плавать, Грэй!
Одержимая вновь вызывающе потянулась, продемонстрировав великолепную фигуру. В ее глазах зажглись лукавые огоньки. Схватив за руку, она потянула меня к морю, забежала в полосу прибоя и с размаху бросилась в воду, взметнув тучу брызг. Вынырнув чуть поодаль, приглашающе махнула рукой.
Свежесть морской прохлады после солнечного зноя приятно обожгла кожу. Я рывком вошел в море, рассекая ленивые волны широкими гребками. Последний раз искупаться довелось в ледяном океане, захлебываясь в пене, кипящей на гребнях девятиэтажных валов. Здешняя вода отдавала всеми оттенками бирюзы и казалась невероятно прозрачной — видно каждую песчинку на дне, каждую яркую рыбку из испуганно брызнувшей в стороны стайки. Гибкое белое тело Одержимой тоже прекрасно просматривалось в глубине, она плыла, не двигая руками и ногами, а только волнообразно извиваясь, как русалка.
— Там у камней живет скат. И можно увидеть огромную черепаху! — сообщила Арахна, подплывая совсем близко.
— Ты здесь уже все разведала?
— Да. Но одной тут скучно!
Она неожиданно оказалась рядом, вцепилась мне в плечи, как будто пытаясь удержаться на воде. Прохладные ноги обвили мою талию, Арахна прижалась ко мне, ее смеющееся лицо оказалось совсем близко.
Губы Одержимой сохранили привкус морской соли. Она не хотела отпускать меня, не прерывая жадный поцелуй, даже когда мы вдвоем полностью погрузились под воду, а затем с хохотом вынырнули на мелководье, барахтаясь в ласковых волнах. Она со смехом убегала, я догонял, вечная ритуальная игра, из века в век повторяемая миллионами мужчин и женщин.
Я даже не заметил, как мы оказались сначала в полосе ленивого прибоя, избавляясь от ненужных тряпок, а потом — на теплом песке, прилипающем к мокрым телам. На этот раз Арахне не понадобилась атака феромонов, обоюдная страсть была неподдельной, и она захлестнула нас жаркой волной. На «Мстящем» наша любовь казалась гладиаторским поединком, где каждый норовил навязать свою волю, сейчас же мы упивались друг другом, подстраиваясь под партнера, сначала жадно, потом нежно и обстоятельно, наслаждаясь каждым мгновением близости.