Господи, как я хочу войти в нее.
Целу́ю ее до головокружения, скользя пальцами то внутрь киски, то наружу, то и дело касаясь ее клитора. Второй рукой сжимаю ее груди, поигрываю затвердевшими горошинами сосков.
Когда Джиджи тянется к моему члену, туго натянувшему промокшую ткань белья, я отталкиваю ее руку. Я слишком наслаждаюсь происходящим, чтобы отвлекаться. Я полностью сосредоточен на звуках, которые она издает. На неровных вздохах и тихом хныканье.
Она трахает себя моими пальцами во всю силу, глаза ее закрыты, грудь вздымается.
В другой раз я мог бы часами играть с ней, дразнить ее, но сегодня не тот день. Мы оба на пределе, и единственное, чего я хочу, – чтобы она кончила, быстро и сильно.
– Отпусти себя, – шепчу я ей на ухо, лаская языком нежную кожу шеи. – Позволь почувствовать, как ты сжимаешься вокруг моих пальцев, когда кончаешь.
Доведенная до предела, объятая страстью, Джиджи кричит и делает все в точности как я сказал. Отдается оргазму. Отдается мне.
Она содрогается от удовольствия, дышит рвано, выпуская облачка пара, и я улыбаюсь. Она целует мою грудь, слегка прикусывая кожу, отчего меня накрывает новая волна желания. Я продолжаю двигать пальцами внутри нее, но уже медленнее. Клитор у нее распух, а киска вся скользкая после оргазма.
У меня самого член напряжен до боли – странно, что я еще способен стоять, что меня еще не перетянула тяжеленная эрекция в трусах.
– Эй, есть тут кто? – раздается вдруг мужской голос.
Мы отпрыгиваем друг от друга.
– Это уборка, – продолжает все тот же голос.
Джиджи глубоко вздыхает.
– Да, простите, уже заканчиваю, – кричит она в ответ. – У меня есть разрешение владельца здания находиться здесь после закрытия. Скоро выйду.
– А, тогда ладно, – откликается уборщик. Голос у него такой, будто вся ситуация сбила его с толку. – Тогда начну с детских раздевалок. Простите, что помешал.
У меня все еще стоит, но момент упущен. Джиджи лихорадочно хватает полотенце, повешенное мной возле кабинки, и кидает мне.
– Черт, – тихонько бормочет она. – До чего неловко.
– Он же не знал, что я тоже с тобой. Все нормально.
Мы вытираемся и торопливо возвращаемся в раздевалку. Эрекция моя так и не ослабла ни на дюйм. Джиджи неуверенно улыбается, заметив, как я сражаюсь с джинсами.
– Проблемы, король выпускного?
В ответ я вздыхаю.
Она завязывает волосы в небрежный узел на макушке и пару секунд молча смотрит на меня, а потом говорит:
– На выходные я поеду домой. Завтра утром уезжаю. Вернусь в воскресенье после обеда.
– Мои парни тоже на выходные уезжают. Хотят попасть на какой-то концерт в Бостоне, и Шейн сказал, что они не вернутся домой до воскресенья. Приедут поздно вечером. Так что дом в моем распоряжении.
Джиджи снова скользит взглядом к заметной выпуклости у меня на джинсах, потом смотрит мне в глаза.
– Это ты так приглашаешь меня прийти к тебе в воскресенье?
– Нет, – пожимаю плечами. – Приходи ко мне в воскресенье. Вот так. Теперь приглашаю.
Уголки рта Джиджи приподнимаются в улыбке.
– Ладно. – И на мой вопросительный взгляд она поясняет: – Приду.
Глава двадцать втораяДжиджиНе слишком вкладывайся
– Прости, Генри, но это была просто интрижка, – объявляет с британским акцентом ведущая, скользя взглядом по остальным парочкам. Участники шоу – все в плавках и купальниках – заняли места на пляжных шезлонгах. – Остальные пока еще на пути к поиску своей судьбы. Доброй ночи.
– Вот черт, какое напряжение! – разинув рот, восклицает Уайатт. – Этот шотландец просто взял, явился на виллу и разрушил отношения Аннабет и Генри.
На дворе вечер субботы, и вся моя семья собралась в гигантской зале в Бруклайне. Точнее, формально это просто гостиная, но мы, сколько себя помню, всегда называли ее залой. Вероятно, из-за потолков до небес и потому что вместо стен здесь окна. Это мое любимое помещение в доме. Мне нравятся и встроенные книжные шкафы, и жутко удобный диван – он составляется из кубиков, и обычно мы ставим их вокруг выложенного камнем камина. В доме несколько террас, и конкретно эта смотрит на основную часть огромного двора с бассейном и беседкой.
Мама, сидящая на другом кубике дивана, щелкает пультом, включая следующую серию, а папа запихивает в рот пригоршню попкорна.
– Я болею за Мака и Саманту, – заявляет он, не прекращая жевать.
– Серьезно? – возмущаюсь я. – Мак просто придурок. Он только и делает, что критикует ее гардероб.
– Как она себя ведет, так и он, – принимается защищать Мака папа. – Она вечно жалуется на его внешность. Сказала, что у него слишком маленькие уши, и теперь бедный парень подумывает сделать пластическую операцию.
– У них же токсичные отношения, – не унимаюсь я. – И вообще я за Кэма и Эбби.
– За Кэма! – восклицает папа. – Да ладно, Стэн. Он вечно перебарщивает с маслом для загара.
– Точно, – поддакивает Уайатт. – Такое ощущение, что он – единственный выживший после взрыва на фабрике детского масла.
Мама заходится смехом.
– Я просто одержима этим каналом, – сообщаю я всем присутствующим.
– И что? Я тоже. – Уайатт утаскивает из моей миски последний попкорн. Со своим он расправился через пять минут после того, как мама принесла всем поесть.
– Правда? – подозрительно спрашиваю я. – Или ты надо мной смеешься?
– Да нет же, мне он правда нравится. «Услади гурмана» видела? Это же гениально.
Мама кивает.
– Мне еще нравится, что они сделали судьями детей. Там есть малыш, которому никогда не нравится, как готовят участники, просто уморительно.
– А еще этот мальчуган так смешно морщит нос, – восторженно подхватывает Уайатт. – Обожаю этот момент.
Внезапно Бержерон подрывается со своей подстилки, подбегает к застекленным дверям и принимается скулить.
– Не включай следующую серию, – прошу я маму. – Бержи надо погулять.
– Давайте выпустим его. – Уайатт отрывается от дивана. Я же, воспользовавшись перерывом, бегу на кухню: надо сунуть в микроволновку еще пакет попкорна. Пока он готовится, в кухню заходит папа, и я тут же оказываюсь в его объятиях.
– Я так рад, что ты дома, Стэн.
Кладу голову на широкое отцовское плечо.
– Я тоже. Мне вас не хватало.
Последние несколько дней выдались… насыщенными, но папе я об этом говорить не собираюсь. Что бы ни происходило между мной и Люком Райдером, между нами и останется. По крайней мере пока. Кроме того, даже если я сумею осмыслить наши отношения, ни одна дочь не станет мимоходом оповещать отца, что завтра вечером планирует заняться сексом.
Если до этого дойдет.
Случившееся в душе меня немного напугало. Какая-то маленькая часть меня, этакий настырный внутренний голос, давно утверждал, что Райдер пробуждает во мне вовсе не тревогу, а страсть, и, судя по всему, оказался прав.
Вот что пугает.
– Есть новости насчет сборной США? – спрашивает папа.
Я качаю головой.
– Ничего. Но, будем надеяться, после первой нашей игры все изменится. Уж потом-то Фэрли и его команде придется присмотреться повнимательнее, верно?
– Полагаю, что так. – В серых глазах отца, точно таких же, как у меня, мелькает сомнение.
– Что такое?
– Я так подозреваю, ты откажешься, но… может, мне звякнуть Брэду и…
– Нет, – резко отвечаю я.
Он поднимает руки, признавая поражение.
– Не переживай, я уже отстал, – со смешком заверяет папа. – Знал, что откажешься, но все равно хотел предложить. Если однажды захочешь, чтобы я замолвил за тебя словечко, только попроси.
– Я знаю, папа.
А еще мы оба знаем, что я никогда об этом не попрошу.
Я ни разу в жизни не просила отца об услуге. Не просила с помощью его влияния и связей помочь мне пробиться. Каждый элитный хоккейный лагерь, куда меня принимали все эти годы, каждое предложение от колледжа, каждая награда… отчаянно хочется верить, что я заслужила их сама.
Иногда, когда мне особенно плохо, на волю вырывается внутренний критик. Он цинично поднимает уродливую голову, нашептывает, что, может, моих заслуг во всем этом вовсе нет. И это чувство так давит, так деморализует, что я благополучно стараюсь никогда к нему не прислушиваться.
– А у тебя как дела? – спрашиваю я. – Уже думал, кого возьмешь в помощники в летнем лагере?
– Немного. Список короткий, но пока ничего не решено. – И тут он предоставляет мне идеальную возможность помочь Райдеру. – У тебя есть предложения?
Я некоторое время раздумываю, а потом осторожно отвечаю:
– Уилл Ларсен – хороший выбор, но он из тех, кто предпочитает не привлекать особого внимания, так что не знаю, будет ли он пользоваться авторитетом. Я бы рассмотрела Курта, но ты сам знаешь, что вратари бывают чудаковатыми. Люк Райдер определенно добился прогресса с тех пор, как его назначили одним из капитанов, так что он тоже хороший вариант.
– Не знаю насчет Райдера. Игрок он отличный, но ведет себя ужасно. Его поступок на мировом чемпионате определенно беспокоит.
– Ему было восемнадцать. Кроме того, как я сказала, он в последнее время лучше стал справляться с ролью лидера.
Почти уверена, что прямо сейчас я лгу. На тренировках мужской команды Брайара я в последнее время не была, но сильно сомневаюсь, что Райдер прибавил в лидерстве. Наверняка только и ждет, когда же от него все отстанут.
– Ты в последнее время все нахваливаешь Райдера. С чего вдруг?
– Я же говорила, что работаю с ним. И с Беккеттом Данном, – добавляю я, чтобы он не решил, что я много времени провожу с Райдером, позволяя тому запускать пальцы мне в киску прямо в душевой при раздевалке.
– Но Данна ты для лагеря не посоветуешь?
– Данн ничего не принимает всерьез. Для него лагерь станет развлечением. Райдер и Ларсен проявят себя как лидеры. Я так считаю.
– Но, выбирая между Ларсеном и Райдером, ты бы выбрала Райдера. – Папу явно до сих пор мучают подозрения.