– Все мы? – сухо уточняю я.
– Да. На комплименты напрашиваешься?
– Нет, я знаю, что хорош, – морщусь от того, как это прозвучало. – Ты тоже, кстати.
Кейс ухмыляется.
– Трудно признать, а?
– Немного.
– Я просто что хочу сказать: мы оба капитаны. Мы должны подавать пример остальным. И капелька лести и поощрения может дать отличные результаты.
– Может, нам удастся изменить мнение Дженсена насчет его правила о домашних животных, – насмешливо предлагаю я.
Ответом мне служит громкое фырканье.
– Сильно в этом сомневаюсь. Отец Джиджи рассказывал мне, чем это вызвано.
Мне становится интересно.
– Чувак, не томи. Расскажи.
– Лет двадцать назад команда завела себе питомца – поросенка, и кто-то из парней выставил его на одном мероприятии на окружной ярмарке в Нью-Гэмпшире. Он-то думал, что поросенок получит ленточку за милоту или еще что. Сюрприз-сюрприз: оказалось, что победитель пойдет на бекон.
Черт возьми. Шейн был прав. Они и правда съели своего питомца.
– Травматично, – замечаю я.
– Не то слово.
На некоторое время мы замолкаем и просто смотрим на огонь. Кейс подкидывает очередное бревнышко, подталкивая его тонкой палочкой.
– А что случилось в автобусе? – внезапно спрашивает он. – Наззи начал рассказывать, пока Джордан его не заткнул. Почему вы с парнями проводите эти мыслительные эксперименты?
Я хмыкаю себе под нос.
– Это все благодаря нашему местному идиоту. Патрик, который Парень из Канзаса, каждый день в кого-то влюбляется. В начале прошлого сезона он встретил на вечеринке девчонку и, разумеется, уже через несколько секунд решил, что женится на ней. И вот к нему в руки случайно попадает ее телефон – кажется, она попросила его подержать, потому что у нее сумочки с собой не было. Каким-то образом телефон оказался в его рюкзаке, а с рюкзаком он поехал с командой играть против Сент-Энтони. И вот мы на полпути до места назначения, когда нас догоняют копы. Сирена визжит, они перекрывают дорогу, и автобус съезжает на обочину.
– Они думали, что он телефон у нее украл? – недоверчиво уточняет Кейс.
– Еще лучше, – посмеиваюсь я. – Эта девчонка отправилась с друзьями в Дейтону[48], даже не сообразив, что ее телефон до сих пор у Патти. Она-то думала, что потеряла его. А отец у нее жил в Род-Айленде. Он не получал от нее новостей больше двадцати четырех часов, не смог с ней связаться и запаниковал. Он позвонил в полицию, они задействовали приложение, которое находит телефон по геолокации, и обнаружили, что мобильник его дочери едет по федеральной трассе. Они тут же решили, что ее похитили, и отправили за нами три машины. Раздули трагедию, задержали нас на несколько часов. Мы свою игру пропустили.
– Погоди-ка, я, кажется, помню этот случай. Дело было как раз перед плей-оффом, и у «Иствуда» было техническое поражение. Сказали, что вся команда слегла с кишечным вирусом.
– Вранье. Нас допрашивали о местонахождении этой девчонки – в прямом смысле допрашивали.
– Очуметь можно.
– Знаю. С ума сойти. Патрику это до сих пор все припоминают. Хотя, уверен, о самой девице он давно забыл, потому что с тех пор он влюблялся как минимум шестьдесят пять раз. Зато в качестве наказания нам запретили пользоваться телефонами в автобусе до конца сезона, и это так глупо было. Не наша же вина, что Патрик – придурок. И вот внезапно у нас нет в руках телефонов, развлечься нет никакой возможности, и начинаются вопросы в духе «как бы ты поступил, выбирая между тем и тем» и «что бы ты сделал, если», а потом это стало вроде как традицией перед игрой. Если суеверие прицепилось, то это навсегда. – Внезапно мне в голову приходит еще одна мысль, и я щурюсь. – Только что сообразил, что оба суеверия нашей команды связаны с гребаным Патриком. Этот парень – кошмар просто.
– А какое второе суеверие?
– Однажды он случайно прислал в групповой чат фразу «я страдаю по тебе», – фыркаю я. – Так что это тоже стало традицией.
– Погоди-ка, так вы поэтому вечно что-то пишете перед игрой? – Колсон, разинув рот, таращится на меня. – Так вот почему мы вечно проигрываем! Потому что не вся команда пишет.
Оказывается, он такой же суеверный, как все остальные. Я даже не удивлен.
– Один раз мы выиграли, – замечаю я.
– Ага. А остальные – проиграли. – Он упрямо задирает подбородок. – Ничьи я не признаю. Ничья все равно что поражение.
– Согласен. Ненавижу, когда говорят, будто это не так. – Я протяжно выдыхаю. – Даже не знаю, может, нам новый групповой чат нужен?
Вот уж не ожидал, что однажды произнесу эти слова, ведь я ненавижу и чаты, и группы.
– Ну теперь придется попробовать, – настаивает Кейс. – Нельзя же и дальше проигрывать.
С этим я тоже согласен.
Он снова поворачивается к костру, подбрасывает веточек. Бледно-рыжее пламя танцует в темноте, рассыпая вокруг искры.
А потом он говорит:
– Обычно я не такой придурок.
– Вот как. – Тут я вынужден помедлить. – А вот я такой всегда.
Он посмеивается.
– Я понял. Но я… не до такой степени. Просто в последнее время трудно приходится. Я с девушкой расстался.
Мне становится чудовищно неуютно.
– Теперь мы поговорим о женщинах?
Он смотрит на часы.
– Ну, времени – одиннадцать, и я как-то пока не готов погибнуть в пасти медведя, потому что решил поспать… так что да, полагаю, можно и о женщинах.
– О тебе и Грэхем, да? – Я стараюсь говорить ничего не значащим тоном.
– Ага. Мы были вместе с начала первого курса. А расстались в прошлом июне. – Он кусает губы. – Меня это прямо сбило с пути истинного.
– Что случилось? Она тебя бросила или наоборот? – Пусть я эгоист, но мне ужасно хочется узнать, что же произошло. Джиджи я никогда об этом не спрошу, а вот Кейса – пожалуйста.
– Она меня бросила, – прямо отвечает он. – Через неделю после того, как сказала, что любит.
Я хмурюсь. Должен признать, все эти «я люблю тебя» и их последствия мне даются плохо, но довольно странно, что ни один из них не произносил вслух ничего подобного, хотя они состояли в отношениях больше года. Может, это нормально? Я никогда не говорил женщине таких слов. Насколько мне известно, признания звучат далеко не сразу.
– Я облажался, – продолжает Кейс. – И, честно говоря, я думал, что мы с этим справимся, но она мне больше не доверяет, и меня это просто убивает, понимаешь?
Я даже сочувствую этому парню – судя по голосу, ему и правда больно.
А в следующее мгновение я чувствую себя полным ничтожеством. Он же понятия не имеет, что прошлым вечером мой член был внутри нее.
– Я все пустил по ветру, – печально и рассеянно произносит он. – Как гребаный идиот.
– Ты изменил ей? – спрашиваю я. Я не из тех, кто изучает подтекст.
Он опускает голову, потирает лицо руками.
– Да что уж там. Да. Я изменил. И вряд ли она когда-нибудь простит меня. – Он снова стонет. – А я ведь даже не хочу больше изменять. И что прикажешь делать? Думаю, она для меня – та самая.
Будь она той самой, он бы так не думал. Он бы знал.
И, будь она той самой, он бы не стал связываться ни с кем еще.
Однако я придерживаю свои мысли при себе. Большую часть времени я чувствую себя мерзавцем, но бить лежачего – совсем низко.
– Так что в последнее время я был придурком, – признает он. – Не знаю, как выпустить все это раздражение, понимаешь? Она отдаляется от меня. А я скучаю по ней. Все думаю, где она и чем занимается.
Она трахается со мной, брат.
Однако эту мысль я тоже оставляю при себе.
Глава тридцать втораяРайдерБрачные ритуалы бабочек
На следующее утро все парни приходят на тренировку посвежевшие и выспавшиеся в своих кроватях (или, в случае Беккетта, в кроватке женского общежития), а мы с Колсоном выглядим так, будто только что вернулись на родину после участия в «Последнем герое». Водитель автобуса забрал нас в шесть, как и обещал, и мне после этого удалось прикорнуть пару часов. А потом Шейн повез нас на тренировку – я за руль сесть не мог, слишком устал.
В «Иствуде» гантели каждый тягал в своем режиме, но «Брайару» нужно четкое расписание тренировок, так что в качалку мы идем всей командой. Я захожу последним.
– Он жив! – ухмыляясь, восклицает Беккетт, едва завидев меня. Он, должно быть, явился сюда прямо из женского общежития. – Я уж ожидал, что ты войдешь в шапке из беличьих шкурок.
– Мы чуть не убили гепарда, – заявляет Кейс, добродушно стукнув меня по руке.
Многие парни, заметив такое проявление радушия, удивленно вздергивают брови.
– КК, – приветствует Трагер Кейса. Они стукаются кулачками. – Ты как, брат, в порядке? – При этом он настороженно поглядывает в мою сторону.
Колсон замечает и вздыхает.
– Ладно, послушайте все. – Он сцепляет руки в замок.
Парни бросают все, чем занимались, и, выпрямившись на скамейках, поворачиваются к нему. Демейн, страховавший Джо Курта, возвращает штангу на исходную позицию. Рэнд и Мейсон, стоявшие у дальнего зеркала, откладывают гантели.
– Мы хотели извиниться за случившееся вчера вечером на игре, – начинает Колсон. – Браун не должен был забить тот гол. Пенальти – наша вина, и мы повели себя не так, как пристало капитанам. – Он посматривает на меня, и я киваю в знак согласия. – Впредь мы должны стать командой. Настоящей командой. – Лицо его принимает страдальческое выражение. – Хоть я и ненавижу Нэнс с Шелдоном, думаю они правы, когда говорят о коммуникации.
Парни обмениваются скептическими взглядами.
– А потому я начну, – продолжает Кейс и поворачивается к Шейну. – Линдли. У тебя изумительно получаются щелчки[49], старик. Никогда не видел, чтобы их так мощно проделывали.
Шейн ошеломленно моргает.
– Ох. Спасибо.
Кейс косится на меня, и я поворачиваюсь к Трагеру. Из всех парней перетянуть на свою сторону стоит именно его.