ым ажиотажем вокруг, чтобы мы не могли сосредоточиться на игре.
По комнате проносится волна сердитого бормотания. Я же меж тем больше впечатлен тем, что Трагер знает слово «чрезмерный».
– Ну и пусть идут на хрен, – объявляет Рэнд, кивая Трагеру. – Ничего у них не получится.
– Нет, не получится, – соглашается Колсон.
Наконец голос подает тренер Дженсен.
– Завтра мы можем пропустить утреннюю пресс-конференцию, если хочешь, – предлагает он, не сводя с меня сурового взгляда. – Я преспокойно сообщу организаторам, что нас она не интересует.
Перед игрой всегда устраивают пресс-конференцию с участием двух команд – обычно их представляют капитаны и их помощники. Майкл Клейн как раз из последних.
– Ничего страшного, – заверяю я тренера. – Я справлюсь.
Темные глаза смотрят на меня в упор.
– И завтра ты сумеешь сконцентрироваться на деле?
– Разумеется. Как и всегда, – обещаю я.
Тренер, кивнув, направляется к выходу – вместе с Гарретом, который на прощание крепко сжимает мое плечо. Остальные тоже начинают расходиться. Я провожаю ребят до двери, выслушиваю самые разные ободряющие слова, которые, честно говоря, мне совершенно не нужны. Я просто хочу остаться в одиночестве – желательно даже без Шейна, но он мой сосед по номеру.
Колсон медлит, потом машет рукой, чтобы я вышел вслед за ним в коридор. Оставив дверь приоткрытой, я иду следом.
– Ты нормально? – резко спрашивает он.
Я слабо улыбаюсь.
– А тебе правда не все равно?
– Правда. Кроме того… – Кейс с шумом выдыхает. – Никогда в жизни не думал, что скажу это, но… я вроде как по тебе скучаю.
– Да ты шутишь.
Он смеется.
– Скажи, а? Кто в здравом уме будет скучать по твоим долгим паузам и дурацким комментариям?
Я провожу рукой по волосам, и взгляд Кейса тут же останавливается на моей левой руке. Смех мгновенно стихает.
– Господи, Райдер, ты женился на моей бывшей, – вяло произносит он.
– Нет, я женился на своей жене.
Он некоторое время молчит, сосредоточенно разглядывая свои кроссовки. Потом снова вздыхает.
– Не знаю, готов ли я проводить с вами время, ребята. Я имею в виду, втроем.
– Я бы никого не стал подвергать такой изощренной пытке.
Он фыркает.
– Но я это переживу, – он пожимает плечами. – Ты неплохой парень, Люк. Я знаю, что ты не нарочно все это устроил.
– Так и есть, – вздыхаю я. – Мы не выбираем, в кого влюбляться.
– Верно. – Он протягивает руку. – Если хочешь, я предлагаю мир.
– Хочу.
Я пожимаю ему руку, но он тянет меня вперед и обнимает, удивив в очередной раз. Я в ответ похлопываю его по спине, а когда мы отстраняемся, твердо обещаю:
– Я не позволю этому дерьму с Клейном заморочить мне голову.
– Я даже не сомневался. – Выражение лица у Кейса решительное. – Завтра эти ублюдки пойдут ко дну. Не переживай, об этих выкрутасах они еще пожалеют.
На следующее утро я, проснувшись, вижу пропущенный вызов от Хулио Веги. Меня тут же скручивает в узел: сильно сомневаюсь, что генеральный менеджер «Далласа» звонил пожелать мне удачи перед финалом. Причем как раз в тот момент, когда вся грязь о моей семье попала в новости и оказалась у всех на устах. Я трясущимися руками беру телефон и выхожу на балкон. Шейн до сих пор спит, а я вот проснулся еще до сигнала будильника, как будто мое подсознание почувствовало, что я пропустил звонок от человека, в руках которого находится мое будущее.
Воздух еще прохладный, и я успеваю пожалеть, что не надел худи. В футболке и спортивных брюках нежарко. Я листаю список контактов, чтобы перезвонить, и пальцы у меня отмерзают.
– Люк, рад, что застал тебя. Прости, что так рано.
– Ничего, я уже встал.
– Ну и буря развернулась вокруг тебя в СМИ, – произносит Вега, переходя сразу к делу. – Хороший способ отвлечь внимание от того, что по-настоящему важно, а? Это же «Замороженная четверка», вот о чем им стоит писать.
У меня замирает сердце.
– Простите, сэр, я никоим образом…
– А, ты меня не понял. Тебя-то я как раз не виню, только этих стервятников. И, судя по источнику самой первой статьи, противник пытается вывести тебя из себя.
– Похоже на то.
– Что ж, я хотел поговорить с тобой перед игрой и заверить, что и я сам, и вся наша команда полностью тебя поддерживаем в этой ситуации.
Я настолько ошеломлен, что чуть не роняю телефон с балкона девятого этажа.
– Правда?
– Конечно. И дело не только в том, что ты скоро станешь частью нашей семьи, но и в обычной порядочности. Ты так рано лишился одного из родителей. Из этого не следует устраивать спектакль, и сплетничать об этом тоже не стоит.
Я сглатываю.
– Спасибо, сэр. Я очень это ценю.
– Я тоже рано потерял мать. Не при таких ужасных обстоятельствах, но опыт все равно болезненный. Если тебе что-нибудь понадобится – если захочешь, например, чтобы я переговорил с прокурором в Финиксе или организовал все так, чтобы ты мог явиться на слушание, а СМИ не превратили все это в цирк, – только скажи. Мы со своей стороны сделаем все возможное, чтобы помочь.
– Спасибо, сэр.
– И удачи тебе сегодня. Мы в Далласе будем за вас болеть.
Положив трубку, я, к своему бесконечному стыду, понимаю, что смаргиваю слезы. Господи, я испытываю такое облегчение, что оно сродни катарсису. Непослушными пальцами тут же набираю сообщение Джиджи, чтобы рассказать о звонке Веги. Она тоже уже не спит и тут же отвечает.
Жизель: Малыш, я так рада!
Я вижу, что она все еще печатает.
Жизель: Может, теперь ты наконец перестанешь жить в ожидании худшего? «Даллас» хочет заполучить тебя. Они ждут тебя. Хватит в себе сомневаться.
Я: Постараюсь.
Жизель: Хорошо. А теперь иди поешь и постарайся не перетрудиться на утренней тренировке. Береги силы для игры.
Я: Так и сделаю. Люблю тебя.
Жизель: Я тоже тебя люблю.
Я изо всех сил стараюсь не напрягаться, чтобы и тело, и разум были расслаблены. После легкой дневной тренировки я возвращаюсь в отель – в конференц-зале скоро соберется пресса.
Чем ближе я к двери, тем мне страшнее. Черт. Как же не хочется все это делать, но и сбегать я не собираюсь. Я не трус.
У входа меня перехватывает тренер Дженсен. Он отводит меня в сторонку и говорит:
– Если тебе не захочется отвечать на какой-то вопрос, просто скажи «без комментариев», понял?
Я киваю.
– Это не должно тебя расстраивать, и не объясняй, почему ты отказываешься от комментариев. «Без комментариев», и точка. Конец разговора.
– Да, сэр.
В конце просторного помещения поставлены два длинных стола, между ними – трибуна. Я сажусь между Колсоном и Демейном. Тренер садится в дальнем конце стола, положив перед собой тоненькую папку. Судя по всему, гуру пиара из Брайара составила для него план.
За столом Университета Аризоны сидит их главный тренер, капитан команды и два помощника капитана, один из них – Майкл Клейн. Я краем глаза вижу его кудрявую голову, но не удостаиваю его и взглядом. Он на меня смотрит – я это чувствую, но он не заслуживает моего внимания.
К моему огромному облегчению, первый вопрос задает автор студенческого спортивного блога – о том, каким был этот сезон для «Брайара», как мы преодолели трудности и дошли до сегодняшнего дня. Отвечает Колсон. Он хорошо умеет работать с толпой. Речь у него четкая, настрой добродушный. Следующий вопрос адресован капитану Аризоны. Я уж начинаю думать, что мне удастся выбраться целым и невредимым, но следующий вопрос какая-то журналистка из зала задает мне.
– Вчера всплыли абсолютно шокирующие подробности о вашей семье. Как вы считаете, это повлияет на ваше душевное состояние сегодня?
У Дженсена такой вид, будто он готов вмешаться, но я, склонившись к микрофону, отвечаю:
– Вы говорите «шокирующие» и «всплыли», как будто мое прошлое – тайна, которую я пытался скрыть. Это не так. Любой обладатель компьютера или телефона мог в любой момент разузнать историю моей семьи задолго до вчерашнего дня. То, что об этом заговорила горстка людей, мне безразлично. Я всегда настроен на игру.
К моему удивлению, она на этом успокаивается, и о родителях меня больше никто не спрашивает.
Зато один назойливый репортер решает поднять другую тему, которую до него все так тщательно обходили стороной.
– Майкл, в прошлый раз, когда вы с Люком оказались вместе на льду, вы играли в одной команде на молодежном чемпионате. Та ваша встреча закончилась скверно, как я понимаю?
– Скверно? – иронично переспрашивает Клейн. – Я оказался в больнице.
– Судя по всему, напряжение между вами сохраняется по сей день, – бесстрашно напирает журналист, поглядывая то на него, то на меня. – Вы разговаривали после того чемпионата? И еще вопрос: вы уже зарыли топор войны или, может, готовы сделать это сейчас?
Клейн только смеется в микрофон.
Звук его смеха действует мне на нервы. Вот же ублюдок.
Впрочем, раздражает он не только меня. Краем глаза я замечаю, как Кейс склоняется к микрофону.
– У меня вопрос, – изогнув бровь, он смотрит на стол аризонской команды. – К тебе, Клейн.
Мой бывший сокомандник прищуривается. Его тренер пытается вмешаться, но Колсон быстрее:
– Что такого ты сказал Райдеру в раздевалке, что он тебе челюсть сломал? Видишь ли, я с этим парнем сезон отыграл, так у него терпение, как у святого, а выдержка, как у каменной стены.
На мгновение повисает тишина. Клейн замечает, что все внимательно смотрят на него, и понимает, что должен дать хоть какой-то ответ.
Наконец он произносит сквозь зубы:
– Я уже не помню, что было сказано в тот день.
Какая-то любопытная женщина в первом ряду поворачивается ко мне.
– А вы его слова помните, Люк?
Я мельком поглядываю на Клейна. В другой ситуации я бы держал рот на замке. Я стараюсь избегать жалких соблазнов. Вот только его издевательский смех до сих пор звенит у меня в ушах, а та наша стычка оставила пятно на моей репутации – я мирился с ним много лет, но сил больше нет.