Дэйв Хеллер чувствовал себя так, словно его семнадцать секунд били по голове ногами, а в шейные позвонки вонзали отравленные иголки – тело агонизировало от интоксикации, все мышцы и системы организма словно взбесились и работали хаотично. Набор звуков, который он услышал, их разнообразие и интенсивность нельзя было назвать иначе, кроме как фонетическим адом. Пока он был не в состоянии разобрать, что именно услышал, так как пытался прийти в себя.
Наконец, он заметил, что ему протягивают салфетки, и воспользовался ими. Голова кружилась, как при черепно-мозговой травме, и пухли глаза, но его начинало отпускать. Все молча ждали, пока он оклемается.
– Что за дрянь… что… это было?!
– Мы изобрели устройство, которое записывает сны. То, что Вы услышали, – аудиодорожка кошмара нашего подопытного. Несколько лет назад он обратился к врачам за помощью – его мучали страшные сны и часто случался сонный паралич. Психотерапевт, которого ему назначили, две недели спустя покончил с собой. Дело замяли, но через время на него вышли мы и забрали к себе, пообещав во всем разобраться. Мы долго работали с ним, привлекая самых разных специалистов. «Нокс-ноктис» появился у нас недавно и позволил записать один из снов Нила. Мы планировали изучать совершенно новый материал, предвкушали грандиозное открытие, Нобелевскую… А потом случилось то, что случилось. Мы отделили аудиодорожку от видеоряда, чтобы избежать летального исхода, но этот вывод стоил нам слишком дорого. Слушать и смотреть сон Нила можно только по отдельности, но и тут есть свои негативные последствия, как ты успел заметить. От аудиодорожки начинается тошнота и головокружение, галлюцинации, носовые кровотечения, отнимаются конечности. От видеоряда наступает тревога и частичная потери ориентации в пространстве, ломается психоэмоциональное состояние, нарушается речь…
Дэйв Хеллер понял, почему все они выглядят такими изможденными и странно себя ведут.
– Вы что, смотрели и слушали это? Все вы?
– Разумеется. И не один раз.
– Вы психи. Как вы с этим справляетесь?
– Стимуляторы, витамины, снотворное. У тебя, кстати, отличный результат для первого раза. 17 секунд. Больше половины. Это очень хорошо.
– Я хочу дослушать, – выпалил Дэйв неожиданно для себя. – И увидеть остальное. Мне это нужно.
– Нам всем это нужно, иначе мы бы здесь не находились. Но тебе пока нельзя повторять. Дайте ему все необходимые таблетки и отведите отдохнуть. Завтра начнем работать серьезно.
Когда Хеллера вывели из помещения (его пошатывало), Джо Дин, стоявший за дверью, сочувственно похлопал его по плечу и вымученно улыбнулся, будто извинялся за то, что Дэйву довелось пережить. Но Хеллер уже не мог думать ни о чем другом, кроме звуков, которые услышал. Ему до трясучки хотелось разобраться с ними, изучить вдоль и поперек. Он забыл о диссертации, предвкушая масштабы более захватывающей и значимой работы здесь. Дэйв Хеллер знал еще слишком мало. Ему дали валиум4 и витамины, он спал ровно и без сновидений.
На следующий день сотрудники центра вели себя так, словно лингвист изначально был в их команде. Дэйв познакомился со всеми, но особенно поладил с психологом по имени Стив, который много работал с генератором – так они называли Нила, живущего в изолированном блоке, – что, конечно же, на самочувствии и поведении Стива более чем сказалось. Никто не рассказал, куда исчезли тела погибших из отдела аналитики, и Хеллер подозревал, что этот подземный комплекс гораздо обширнее, чем он себе представлял. Возможно, здесь имеется свой медицинский корпус и даже морг.
Накачав Дэйва психостимуляторами и крупными жемчужными пилюлями, ему вновь вручили нокс-ноктис. На него смотрели с тревожным ожиданием, и в этот раз он выдержал до конца, что вселило лучик надежды во многих сотрудников. Хеллер был самым свежим во всем центре, остальные либо мертвы, либо истощены ежедневной работой с материалом, плохо спят, видят бредовые миражи и пугаются собственной тени. Однако, наблюдая за ними, отмечая неприятные нарушения в их жизнедеятельности, Дэйв хорошо понимал, почему они продолжают работать в неадекватном состоянии – он и сам поступил бы так же.
Отложив видеоряд на потом, Дэйв всерьез занялся аудиосоставляющей, пытаясь для начала узнать и описать все звуки, которые различает в 27-секундном аду. То же самое пытались сделать и до него, но не достигли прогресса, так как один сотрудник мог слушать запись только один раз в сутки, а после каждого прослушивания людям было все сложнее функционировать.
Хеллеру потребовалась неделя, чтобы достичь невиданного успеха. Он слушал запись дважды, а иногда и трижды в день, и вскоре без гордости предоставил коллегам список из девяти пунктов.
1. шелест паучьих лап/бесконечный легкий шелест множества лап насекомых; звучит как поскребывание чем-то мягким по шероховатой поверхности. Удивительно, но это самый тихий звук во всей какофонии, а слышно его отлично, можно без труда отделить от более громких;
2. вой сирены – бесконечно нарастает и затихает, как будто приближается; звучит очень правдоподобно – каждый раз мне кажется, что сирена где-то снаружи, а не в наушниках;
3. неразборчивые слова без смысла, грамматически построены верно и напоминают реальные слова неприятной эмоциональной окраски: боль, нарушение, обезглавливание, зубы, лезвие (остальные еще не разобрал); обратить особое внимание;
4. звуки, которые могла бы издавать медуза (?);
5. вой собак – протяжный и ледяной, обладает своим цветом – тошнотворно сиреневым (задействуется синестезия5);
6. тихое посвистывание и легкий звон «шкатулочной» колыбельной мелодии – неотделимы друг от друга;
7. взмахи крыльев бабочки или большой стрекозы;
8. звук, с которым перегорает лампочка (повторяется несколько раз: на секундах 5, 13, 19);
9. звук, с которым из водоема поднимается что-то огромное, выталкивая на себе толщи воды, и при этом издает протяжный глухой вой.
Этот небольшой неполный список стал прорывом колоссальных масштабов. Хеллера зауважали. Словно в награду за титанический труд, совершенный в рекордные семь дней, у него, как и у остальных, начались галлюцинации и носовые кровотечения. Теперь он точно чувствовал себя, как все, стал частью коллектива, такой же шестеренкой, как вечно оживленный Бен.
Никто не рассказывал друг другу, что именно видит, когда их накрывает, но все понимали, что особенно страдают те, кто параллельно работает с видеорядом.
Рано утром Дэйв шел в свой кабинет, чтобы в очередной раз переслушать запись, но как только свернул за угол общего коридора, застыл на месте и опустил руки вдоль тела. Он увидел перед собой чудовищных габаритов паука, настолько правдоподобного, что мог бы различить свои отражения в кучке крупных черных бусин – шести блестящих глаз в два изогнутых ряда. Дэйв видел, как легко колышется из-за вентиляции темный пух на педипальпах гиганта, занимавшего весь проход массивной буро-вельветовой тушей из нелепо сочлененных тонкой перегородкой брюшка и хитиновой головогруди. Хелицеры размером с человеческую руку чуть шевелились, словно умели думать сами по себе, а многосуставные конечности частично упиралась в холодные стены коридора, уже расцарапанные подвижными коготками чудовища.
Это был самый реалистичный паук, которого Дэйв видел в жизни, и в то же время его монструозные размеры размывали границу реальности. Почувствовав, как во рту стало кисло, Хеллер закричал очень громко и протяжно, переходя на подвывание, и заставил себя побежать на онемевших ногах. Коленные чашечки как будто превратились в вату. Он мчался в обратном направлении и хорошо слышал, что его преследуют. Его откачали через двадцать минут внушительной дозой успокоительного внутривенно и запретили сегодня работать с записью, вместо этого предоставив ранние наработки психолога, нейробиолога и программиста, – они взаимодействовали с генератором и охотно поделились материалами. Никто не спросил его, что он видел, но по лицам коллег Дэйв заметил, что страшно перепугал людей, уже привыкших к чужим истерикам. В его случае концентрация оказалась выше.
Погрузившись в предоставленные материалы, Хеллер убедился в том, что они открыли ящик Пандоры, куда никогда не стоило заглядывать, и погрузились туда по пояс. Вспоминая безобидный сон с ногами на лестнице и сравнивая его с гигантским членистоногим, который сидел в коридоре лаборатории и был вполне натуральным, Дэйв вздрагивал от мысли, что увидит его еще раз. Или что-нибудь хуже.
Под действием препаратов ему ничего не снилось, зато кошмары перебрались в реальность, где чувствовали себя вполне вольготно и не интересовались законами здравого смысла.
Минимум раз в день раздавались до костей проникающие визги, мольбы о помощи и грохот, кто-нибудь убегал от невидимого врага, падал в обморок или впадал в шок. Люди были на пределе своих психологических возможностей, невиданным образом находя в себе силы работать и вести исследование дальше, но и это состояние «на грани» превратилось в рутину. Услышав, что кого-то снова накрыло, все оставляли свои дела, чем бы серьезным на тот момент ни занимались, и шли на помощь, как уставшие родители неизменно идут утешить ребенка, испугавшегося монстра в шкафу.
Успокоить человека в таком состоянии было самым важным, и никто не закрывал на это глаза, стараясь оказать действенную поддержку, побыть рядом, просто поговорить. Каждый испытал на собственной шкуре правдоподобие галлюцинаций – вплоть до звуков и запахов. Когда ты встречался с этим один на один, на тебя не действовали слова, что это всего лишь иллюзия. Каждый раз и для каждого из них все было по-настоящему. Именно поэтому они не бросали друг друга.
Вскоре было принято решение по максимуму исключить из обихода опасные вещества и острые предметы, чтобы ни у кого не было соблазна покончить с собой, а это могло произойти в любой момент. Дозы препаратов строго контролировались – никто не мог вколоть себе больше, чем полагалось для рабочего состояния. Несмотря на это, несколько сотрудников сумели найти способ и простились с жизнью, которой не могли больше выносить. Их выбор восприняли с пониманием и легкой завистью. Смерть была сладким освобождением, ведь, даже сбежав из центра, любой продолжал бы помнить о том, что здесь случилось, и видеть галлюцинации и кошмары до конца жизни.