И я, конечно, снова немного позавидовал ему. Но, времени на рассуждения не было, поскольку из леса на край поля перед деревней вышла целая ватага синелицых охотников за данью. Рог опять протрубил протяжно и угрожающе. Леся резко вскочила с лавки, схватила наточенный серп и бросила на меня испуганный взгляд. Антон уже стоял на крыльце, держа в руке наган и всматриваясь вдаль.
— Их много, — пробормотал он. — Десятка четыре, не меньше.
Я подошел к нему и увидел, как по краю поля, медленно приближаясь к деревне, двигались высокие фигуры в кожаных доспехах. Их синюшная кожа на лицах, окрашенная, как я уже знал, синей глиной, блестела в лучах закатного солнца, а в руках они держали круглые щиты, копья и топоры.
— Ты думаешь, что они пришли именно за данью? — переспросил я.
— Да. Приходят тут разные недобрые соседушки два-три раза в год. Обычно, они требуют зерно, скот или рабов, — ответил Антон, сжимая наган. — Жена мне сказала, что в прошлый раз староста откупился мешками с зерном и двумя коровами, но, похоже, теперь бандитам с синими рожами этого будет мало.
Леся что-то быстро заговорила мужу, указывая в сторону центра деревни.
— Она говорит, что нужно предупредить остальных, — перевел Антон.
А я подумал, что раз деревня уже не первый раз сталкивалась с этими чудиками, то у местных, наверняка, выработан какой-нибудь план противодействия. Тем не менее, мы с Антоном одними из первых бросились по соседям. Кое-где уже слышались крики, люди выбегали из домов, хватая вилы, топоры и даже самодельные луки. В центре у главной избы, внутри которой, как я помнил, был оборудован красный уголок с портретом Сталина, с бюстом Ленина и даже со стенгазетой, собрались не только местные мужики, но и беженцы из новых поселенцев, пришедших из 1941 года, среди которых я узнал нескольких партизан с огнестрельным оружием. А еще заметил и несколько военных, которые держали в руках винтовки, причем, наскоро приставляя к ним штыки.
— Антон! — крикнул один из них, наверное, командир. — Ты с оружием?
— Да! У меня есть наган! — отозвался мой приятель.
— Тогда давай с нами! Остальные пусть закрываются внутри изб и защищают женщин и детей вилами и топорами. А мы к амбарам! Быстро!
Леся схватила меня за рукав и потянула за собой, указывая на свой домишко, приглашая, видимо, закрыться там вместе. Но, я вырвался.
— Я тоже пойду! — выкрикнул я решительно, не желая выглядеть трусом.
— Так ведь, твой «Вальтер» в оружейке! — бросил Антон, уже бегущий к группе местной самообороны.
Я огляделся и увидел у ближайшего забора тяжелую толстую палку с обрубленными сучками, похожую на посох. Не оружие, но лучше, чем ничего. Схватив дубину, я побежал за Антоном. Оглянувшись, я видел, как Леся вернулась к дому и закрыла за собой дверь, спрятавшись внутри.
А синелицые уже подходили к крайним деревенским постройкам. Они шли неторопливо, уверенные в своем превосходстве. Их вожака, — высокого, со шрамами на лице и в рогатом шлеме, — я уже видел однажды в Пигиливке, когда пошел на первое свое дежурство в дружине вместе с Григорием. Вожак тоже пристально взглянул в мою сторону. Может, узнал меня? Его глаза страшно белели на фоне синей рожи. И я понял, почему их местные называют Чудь Белоглазая. Потом он поднял руку, и весь его отряд остановился. А сам он что-то прокричал.
— Спрашивает, где староста, — перевел один из местных одному из наших белорусов, понимающих кое-как язык кривичей, а белорус перевел уже нам.
Из толпы вышел седой крепкий мужик с топором в руках. И нам снова перевели разговор.
— Староста недавно умер. Я за него. Чего опять пришли? Дань мы уже платили в начале лета!
— Мало! — синелицый оскалился. — Теперь давайте нам девок. Десяток молодух для моих воинов.
Толпа зароптала. Женщины прятались в избы, а их мужья только сильнее сжимали оружие.
— Теперь не будет вам никакой дани, — твердо сказал командир военных, который выступил вперед с винтовкой, к которой уже был приставлен штык. — Уходите, пока целы!
Вожак рассмеялся и махнул рукой, прокричав:
— Тогда возьмем сами!
Его воины приготовили копья. И тут раздался первый выстрел. А командир в гимнастерке, сжимая в руках винтовку, из ствола которой струился дымок после выстрела, рявкнул:
— Убирайтесь, черти синие, а то всех перестреляем!
Вожак синелицых схватился за плечо и зарычал от боли. Но все-таки выкрикнул какую-то команду. И синелицые бросились вперед, а партизаны и военные встретили их выстрелами, отчего несколько чудиков сразу упали. Но, остальные не останавливались, несмотря на потери. Видимо, помимо намазывания своих лиц перед боем синей глиной, они что-то такое принимали внутрь, отчего инстинкт самосохранения явно притуплялся. Берсеркеры, одним словом.
И они бежали прямо на нас, двигаясь зигзагом. Похоже, они были отлично обучены таким образом уклоняться от стрел. Но, как ни странно, против огнестрельного оружия такая уловка тоже срабатывала. Потому большинство синелицых успешно добежало. И с дикими боевыми воплями берсеркеры врезались в толпу деревенских защитников. И потому вскоре начался настоящий кровавый хаос. Нападавших встречали выстрелами в упор, штыками, вилами, топорами и ножами.
Антон рядом со мной стрелял из нагана, отбрасывая назад одного налетчика за другим. Но, их было слишком много. И они наседали со всех сторон. Я замахнулся дубиной и ударил ближайшего. Хотел попасть по голове, но, дубина скользнула по закругленному краю щита и попала по руке с топором. Противник пошатнулся, уронив топор, но, в ответ неожиданно ударил меня своим щитом в грудь. Я отлетел к забору, едва удерживая сознание. А синемордый рванулся ко мне. И в его правой руке вместо топора сверкнул большой нож, который он проворно выхватил из кожаных ножен, а тяжелый щит в другой руке тоже никуда не делся. К счастью, в этот момент ему прямо в глаз влетела пуля…
У Антона закончились патроны, но, вместо того, чтобы прятаться, он подбежал ко мне, пытаясь прийти на помощь.
— Вставай! — крикнул он.
Я вскочил как раз вовремя — второй синелицый уже заносил над Антоном топор. Я рванулся вперед, толкнул его щит изо всех сил, и удар пришелся мимо. Антон размахнулся и ударил сбоку рукояткой револьвера врага в лицо, одновременно другой рукой перехватив рукоятку топора. И синелицый отпрыгнул, оставив свой топор в руке у Антона и схватившись за рассеченную щеку.
Рукопашный бой продолжался. Но, врагов было слишком много. Деревенские отступали к своим домам. А винтовки военных и партизан стреляли все реже — патронов было мало, потому в дело все больше шли винтовочные штыки. Воздух наполнили боевые крики мужчин и визг женщин. И вдруг с другой стороны деревни раздался громкий рев мотора.
Все замерли. А из-за домов выкатился… старый сталинский трактор. На железных колесах, с отвалочным стальным щитом впереди, он тараном шел прямо на синелицых. На водительском месте находился мужик в кепке, а рядом с ним — еще двое с немецкими трофейными автоматами.
— Дави их, Петрович! — закричал кто-то.
Трактор рванул вперед. Оба автоматчика начали стрелять на ходу. И синелицые в ужасе бросились врассыпную. Вожак что-то крикнул на своем языке, и все остатки ватаги побежали к лесу. Трактор проехал еще немного, потом остановился в центре деревни и заглох. Но, дело уже было сделано. Железный монстр сильно испугал чудиков с синими рожами. Они сбежали, и наступила тишина, нарушаемая лишь стонами раненых. А потом раздался общий вздох облегчения.
— Ушли… — прошептал Антон, опуская наган.
Леся, которая следила за побоищем сквозь щели в ставнях, выбежала из дома и обняла мужа, хотя сама дрожала от страха и вида трупов. Я стоял, все еще сжимая дубину, которую снова зачем-то поднял с земли, и осматривался, понимая, что только что мы с Антоном были на волосок от гибели.
Командир военных подошел к трактору и похлопал механика по плечу.
— Спасибо, земляк. Выручил. Вы, партизаны, ребята находчивые.
— Да ладно, — отмахнулся тот. — Только жалко, что патронов запасных к немецким автоматам больше нету.
Люди начали собираться, оживленно обсуждая произошедшее. Кто-то помогал раненым, кто-то подбирал брошенное оружие. А кто-то добивал синелицых штыками.
Антон подошел ко мне.
— Ну что, Леха, теперь понимаешь, зачем мне оружие?
Я молча кивнул.
— А еще понимаешь, почему я не хочу возвращаться? — он обнял Лесю. — Здесь теперь мой дом и моя жизнь.
Я посмотрел на них, на деревню, на людей, которые уже смеялись, несмотря на только что пережитую опасность. И впервые за долгое время почувствовал, что, возможно, и мне в этом мире найдется место.
Глава 25
Когда остатки отряда синелицых уже скрылись в лесу, со стороны Славогорска послышался шум моторов. И вскоре в деревню въехали один за другим шесть трофейных немецких мотоциклов, оборудованных пулеметами. Против такого патруля у синелицых шансов не было никаких. Вот только, прибыла оперативная группа с опозданием. К этому моменту, не прояви партизаны смекалку и не выкати в критический момент трактор, половину людей, обороняющихся в Ягодовке, враги могли бы уже перебить.
— Что-то вы мышей не ловите! — крикнул прибывшим тот мужчина, который управлял трактором.
— Мы патрулировали далеко отсюда, следили за флотом варягов, когда нам через трофейную рацию дежурный сообщил, что, мол, перестрелка в Ягодовке слышна, — оправдывался старший группы мотоциклистов, молоденький лейтенант.
— Етить колотить! Да нас тут могли бы уже всех топорами зарубить, если бы не Петрович с трактором! — заголосили беженцы.
Но, сам Петрович народный протест не поддержал, лишь спросив:
— И что там варяжский флот?
— Пока еще стоит на озере, но варяги явно готовятся к чему-то, сворачивают свой лагерь на берегу и грузят припасы на корабли. А куда пойдут, так пока и не ясно, половина наших мотоциклистов там остались, чтобы наблюдать дальше.