— Значит, когда установка работает, открываются какие-то порталы в параллельные миры? — спросил я.
Инженер кивнул, ответив:
— Ну, что за миры, параллельные или перпендикулярные, мы пока не знаем. Их нужно тщательно исследовать, а у нас пока нет даже ресурсов, чтобы исследовать как следует вот это место, где мы сейчас находимся. А это целый мир. Но, отсюда есть уже выходы и в другие миры. Они открываются при работе установки. Мы называем эти аномалии Кавернами Вайсмана. Только закономерность образования этих каверн пока не ясна. Ее еще предстоит вычислить, чтобы понять. Потому нам нужно очень много толковых расчетчиков. Математическая задача перед нами стоит просто грандиозная!
— Так попробуйте протащить сюда для расчетов компьютеры из будущего, которые делают миллиарды операций в секунду и даже больше. Все и сосчитаете гораздо быстрее, — предложил я.
Инженер вздохнул:
— Боюсь, Алексей, что это невозможно. К сожалению, любые электронные устройства сгорают при попадании молнии.
Я возразил:
— Не все, есть же методы защиты, пассивные и активные. Эти методы давно применяются, позволяя уменьшить последствия удара молнии и предотвратить повреждения оборудования. Например, заземление и экранирование…
— Нет, все это не поможет. Установка Вайсмана создает молнии особые, модулированные и структурированные. А структура их такова, что человек не погибает, находясь в момент переноса внутри разряда и оставаясь для самой молнии нейтральным, словно бы взятым самой молнией в защитный кокон из электрических разрядов. А вот вся электроника, к сожалению, мгновенно сгорает, — проговорил Штерн.
— Как сгорает? А почему тогда у меня на левой руке нет ожога, ведь, когда в меня попала молния, я держал возле левого уха свой смартфон? — удивился я.
Инженер объяснил:
— Это случается настолько мгновенно, что человек не успевает получить ожог. Вайсман считает, что имеет место аннигиляция по причине разнонаправленности потоков энергий в устройствах и в энергетическом коконе самой молнии.
— И что теперь? Как же рассчитать все эти ваши эффекты пробоев и прочие аномалии без компьютеров? — спросил я.
Штерн тяжело вздохнул:
— Вот и ищем мы того, кто сможет помочь нам все исправить. Вайсман до сих пор убежден, что в будущем имеются специалисты, которые обязательно должны были развить его теорию свободного электричества. Вот только, пока все, кого нам удалось вытащить сюда с помощью этой установки, оказывались весьма далеки от подобной деятельности и вообще от науки. Большинство людей из начала 21 века простые коммерсанты и администраторы. Менеджеры, как они о себе говорят. И толку нам от них очень мало. А настоящих ученых, обладающих математическими талантами, пока не попадалось вовсе. Да и просто люди, работающие непосредственно с техникой, у вас там в первой четверти двадцать первого века редкость, как видно. Вайсман же почему-то упорно настаивает на своем, считая, что ученые все же есть, и его тему они обязательно изучают и развивают, но подобные разработки там у вас засекречены. Но, даже он сейчас уже признает, что шансы кого-то из этих ученых захватить с помощью наших направленных молний минимальны.
— А если вы никого так и не найдете, то что? — задал я инженеру очередной вопрос.
И он ответил, снова грустно вздохнув:
— Тогда последствия будут непредсказуемыми. Возможно даже, что реальность начнет рушиться.
Тишина повисла в воздухе. Где-то в глубине подземелья что-то жужжало. Может, генераторы?
— И вы, Юрий Васильевич, думаете, что я смогу как-то помочь? — спросил я.
Штерн улыбнулся, проговорив:
— Почему бы и нет? Ты все-таки непосредственно имел дело с техникой первой четверти двадцать первого века, а не был ни этим вашим менеджером, ни юристом, ни экономистом, ни курьером, ни продавцом, ни бухгалтером, как большинство из тех, кого мы смогли затащить сюда из вашего времени до сегодняшнего дня с помощью молниевой модуляции.
Мне стало приятно, что этот немолодой инженер почему-то поверил в меня. И я тоже улыбнулся. А он сказал:
— Вся наша совместная работа впереди, Леша, а сейчас давай пойдем в лабораторию, и я познакомлю тебя с самим профессором. Вайсман одно время преподавал студентам там, за границей, где он жил после революции. И он любит, когда его называют профессором.
Когда из подземного зала с установкой, освещенного электрическими лампочками, мы пошли к следующей лестнице, чтобы подниматься наверх, я еще раз окинул взглядом пещеру, увидев на стенах какие-то нацарапанные примитивные рисунки, спросив у Штерна, что тут было раньше? Оказалось, что подземная тюрьма, где местный правитель-феодал, которого расстреляли по решению НКВД, держал узников. Поднявшись, мы вышли прямо внутри основания главной башни. Как сказал Штерн, тут у феодала находилась трапезная. А теперь обширное помещение с бревенчатыми стенами без окон больше всего напоминало техническую лабораторию: электрические лампы под потолком, всюду провода и непонятные приборы, чертежи, карты и графики, развешанные по стенам. В центре виднелась огромная радиолампа, окруженная катушками Теслы и немаленькими трансформаторами. Рядом стоял в белом врачебном халате седой человек с большим носом, похожий на Эйнштейна выражением глаз и всклокоченностью седых волос. Это и был Михаил Вайсман, пожилой человек лет шестидесяти на вид. И Штерн сразу представил меня ученому.
— Наконец-то, — пробормотал Вайсман. — Я ждал тебя.
— Почему? — спросил я.
— Потому что ты не случайный человек. Ты пока наш чемпион, самый далекий потомок, которого только удалось заполучить! И мне приятно слышать, что ты имеешь непосредственное отношение к работе с компьютерами. Возможно, что ты — ключ! — воскликнул профессор.
— К чему? — удивился я.
— К победе науки над временем и пространством! — улыбнулся он.
Вайсман подошел к огромной радиолампе и провел рукой по ее стеклянной поверхности, сказав:
— Я научился переносить людей через время с помощью управляемых молний, но не могу контролировать, кого именно. Пока получается позиционировать разряд лишь примерно и в очень ограниченном радиусе от пробойника. Но, есть и побочный эффект пробоя, который меняет реальность. Впрочем, используя его, мне удалось создать эту каверну, безопасную от немцев. Я ненавижу их. Они схватили меня и держали в концлагере. Меня били, делали больно, чтобы выведать, где установка. Изверги! Но, я ничего им не сказал, разыграв сумасшествие! К моему счастью, партизаны и бойцы НКВД подоспели быстро, и установку удалось спасти в последний момент. Я уже знал об эффекте пробоя и о кавернах. Ведь я начал первые пуски еще в июне. Потому я решился использовать каверну практически, и мы сразу ушли сюда…
Но, я немного отвлекся. Так вот, не стану скрывать, что мне не хватает знаний и математического аппарата, чтобы выявить все закономерности эффектов, открытых с помощью разрядно-пробойной установки, которую я изобрел. И потому мне нужны ученые из будущего, которые, наверняка, на своих сверхбыстродействующих компьютерах уже все давно просчитали! Раз прогресс в развитии вычислительной техники очевиден, значит, теория поступательного научно-технического развития должна работать и в прочих отраслях человеческой деятельности. У вас же там уже, как я слышал, вовсю применяются технологии искусственного интеллекта и компьютерных нейросетей! Вот бы мне все эти достижения внедрить сюда! Да я бы изменил весь мир!
«А он — продвинутый старик для 1941 года, но, разумеется, чудаковатый, с огромными амбициями и немного свихнувшийся на своей науке», — подумал я. Но, сказал другое:
— Но, я совсем не тот, кто может помочь вам что-то изменить. Я не математик и вообще не ученый, скорее, обыкновенный техник…
— Ошибаешься! Ты уже кое-что меняешь! — он указал на маленький выпуклый круглый экран прибора, похожего на осциллограф, где пульсировали зелеными линиями непонятные мне колебания. Потом объяснил:
— Твое присутствие здесь создает некий резонанс. Я пока не понимаю сути процесса, но приборы этот резонанс регистрируют. Возможно, сказывается то, что тебя удалось вытащить сюда уже на пределе возможностей установки. Пока точно не знаю. Но, если мы правильно используем этот эффект, то сможем повлиять на ход эксперимента! Остается лишь узнать, как правильно использовать. Будем исследовать.
— Никогда не видел столь продвинутого ученого, — внезапно вырвалось у меня.
Вайсман улыбнулся, ему явно было приятно услышать такое от человека из будущего. И он гордо сказал:
— Да! Я нашел способ путешествовать во времени. Вернее, пока только перемещать людей из будущего к пробойнику. Но, моя установка, как выяснилось, прокладывает пути не только между временами, но и между пространствами!
— И ради чего вы решились на это? Какова конечная цель вашего эксперимента? — спросил я прямо, набравшись наглости.
— Чтобы изменить ход войны! — резко сказал Вайсман. — С помощью установки я хотел уничтожить Гитлера до того, как он начнет все это! Я хотел спасти миллионы жизней, поразив Гитлера молнией в прошлом, чтобы Вторая мировая война не состоялась! Но, получилось то, что получилось.
— Я только не понимаю, если ваша установка здесь, то что тогда я видел в подвале? И что за пробойник, который мне показали, как только я перешел сюда, в эту каверну вместе с проводником? — спросил я, потому что вопросов у меня возникло еще больше, чем до знакомства с Вайсманом.
— Оборудование установки состоит из разных частей. Пробойник возле точки перехода — это всего лишь исполнительный механизм. В момент пуска он задействуется посредством молниевого канала от модулятора. А этот модулятор сейчас прямо перед тобой и наверх выходит от него излучающая антенна, на которой сейчас висит красный флаг над башней. Пока установка бездействует, товарищи из партактива попросили использовать антенну в качестве флагштока, — объяснил Вайсман. Потом добавил:
— А в подземелье находится энергетический комплекс. Я называю его «стартер». Так что устройство достаточно простое.