— Твою мать! — не сдержался я.
Пустил эфир в мышцы, ощущая, как они наливаются силой и твердеют, словно камень. Перекинул тушу Ульриха через плечо, как куль с мукой, и рванул вперёд. Мои ноги, напитанные магией до предела, оставляли в песке глубокие следы. Я бежал, выжимая из тела максимум.
Пожиратели кружили сзади, их механический стрекот наполнял воздух, проникая в мозг, как сверло. Я не смел обернуться, зная, что увижу чёрную тучу, закрывающую звёзды.
Колодец, вон он — тёмный провал в песке, в двадцати метрах, в десяти…
Твари настигали. Я чувствовал, как движение воздуха от их крыльев касается шеи. Уловил резкий запах — смесь ржавчины и тухлятины, от которого к горлу подкатила тошнота.
Одна из тварей, особо резвая, почти вцепилась в свисающую руку Ульриха. Я резко крутанулся всем телом, уходя от атаки, и её жало прошло в миллиметре от моего уха.
Ещё рывок, последний, на пределе сил.
Я замахнулся и швырнул Ульриха прямо в колодец, как мешок с отбросами. Но вместо глухого удара раздался звук, которого я не ожидал — вопль удивления, чавкающий хруст, словно кто-то раздавил арбуз, а потом сдавленный стон.
Не раздумывая, прыгнул следом. На лету формировал купол эфира над головой, отсекая от чёрной массы тварей, которые уже ныряли за мной, как хищные птицы.
Удар о землю выбил воздух из лёгких. Я приземлился на корточки, широко расставив ноги для устойчивости. Купол мерцал над головой, отделяя от остервенелых тварей, бившихся в него снаружи, как мотыльки в стекло.
Ульрих валялся в паре метров от меня, скрючившись, как креветка. Его тело, судя по всему, собрало все ступеньки, которые он создал для нашего подъёма. Каменные выступы частично обрушились под его весом, превратившись в острые обломки.
Сквозь серебристый купол я видел, как твари кружат над нами. Но странно — они не спускались в колодец. Может, не могут маневрировать в узком пространстве? Или, что более вероятно, предпочитают охотиться под открытым небом? Впрочем, сейчас это не имело значения.
Расширил купол, накрывая им и себя, и Ульриха, который тихо скулил, как раненая собака. Эфир забурлил, охватывая пространство серебристым сиянием, отбрасывая блики на стены колодца.
— Заткнись, — прошипел я, видя, как Ульрих открыл рот для очередного стона. — Если бы я тебя не выбросил, тебя бы сейчас высасывали насухо эти летающие мешки с дерьмом.
— Ты мог бы просто сказать, — просипел он, придерживая правую руку.
— А теперь заткни пасть и дай мне сосредоточиться. Если этот купол упадёт, твоя пьяная тушка будет первым, до чего доберутся твари.
Ульрих зло зыркнул на меня своим единственным глазом, но заткнулся. Он привалился к стенке колодца, шипя от боли, и закрыл глаз, словно собирался всхрапнуть. Что ж, его право. А мне предстояла долгая ночь бодрствования.
Я держал эфир всю ночь.
Твари, сообразительные суки, придумали новую тактику. Сбрасывать камни в колодец. Булыжники барабанили по куполу, тестируя его на прочность, как артиллеристы проверяют стены крепости. Один особо крупный булыгань даже прорвался сквозь истончившийся участок защиты и угодил Ульриху прямо в лоб. Тот взвыл от боли, проснувшись, но почти сразу отключился снова, словно выключили рубильник.
К рассвету пожиратели отступили. Они растворились в первых лучах солнца, как кошмарный сон. Я опустил купол, чувствуя, как от усталости дрожат руки и подкашиваются ноги.
Ульрих проснулся спустя час после восхода. Солнце уже вовсю пекло, а я сидел, привалившись к стене колодца, не в силах шевельнуться. Глаза слипались, мышцы ныли.
Мужик сел, держась за голову и нелепо озираясь, будто не понимал, где находится. Всё его тело было покрыто синяками и ссадинами всех оттенков от зелёного до фиолетового. На лбу красовалась здоровенная шишка с запёкшейся кровью, похожая на третий глаз.
— Какого… хрена? — он уставился на меня здоровым глазом, в котором читалось полное недоумение. — Где это мы?
— В колодце, идиот, — буркнул я. — Там же, где и вчера.
— А почему у меня болит… — он ощупал свою голову и взвыл, нащупав рану. — Аййй! Это что, кровь? Какого чёрта, Марк? Ты меня ударил?
— Нет, мать твою, это на тебя камень свалился! — я поднялся на ноги, чувствуя, как внутри всё клокочет от ярости. — Пьянь ты подзаборная! Какого хрена случилось в той таверне?
Ульрих моргнул, глядя на меня мутным взглядом, который медленно прояснялся. На его лице промелькнуло виноватое выражение, смешанное с болью. Он продолжал ощупывать свой лоб, морщась каждый раз, когда пальцы касались шишки.
— Ну, я выпил с мужиками, — промямлил он, облизывая пересохшие губы, покрытые белыми корочками. — Чуть поболтал. Нельзя отказываться — обидятся. Местные традиции, всё такое…
— Правда? — я оскалился, подходя ближе. — А про те условия, что предлагал этот жирдяй, Брозд, ты тоже «чуть поболтал»?
— Ты согласился на условия? — Ульрих вдруг встрепенулся, его глаз расширился от испуга. — Хотя, если мы тут, то нет. Нужно было соглашаться! Плевать на все эти клятвы!
— Да что ты говоришь! — я сжал кулак так, что ногти впились в ладонь до боли. Хотелось размазать его физиономию по стене колодца.
— У них тут культ слова, — Ульрих аккуратно разлеплял слипшиеся от крови волосы, морщась при каждом движении, как от зубной боли. — Слово — это всё. Дал слово — держи, иначе станешь изгоем. Никто не будет иметь с тобой дел.
— Слова? — я вспомнил сцену на базаре, когда Брозд договаривался с мясником. — Да, что-то такое было.
— Они доверяют друг другу просто по обещанию, — кивнул Ульрих, тут же схватившись за голову от боли. — Никаких магических клятв. Ну, ещё рабские ошейники используют, чтобы не обманули, но это другое. Пошли бы в ту банду, покивали головой и дальше занялись своими делами.
— Я не даю обещаний просто так, — отрезал я, отворачиваясь.
— Так ты из этих? — Ульрих расплылся в улыбке, которая тут же сползла с его лица, когда он заметил мой взгляд. — Человек чести и прочая чушь?
— Типа того, — буркнул я.
Ульрих с трудом поднялся на ноги, держась за стенку колодца, как пьяный за фонарный столб. Его шатало из стороны в сторону, и я даже не мог понять — от вчерашней выпивки или от удара камнем.
— Ладно, плевать, — махнул я рукой. — Зато мы пережили ночь. Знаешь, что это значит?
— Мы прошли, — кивнул Ульрих, потирая свою шишку с таким видом, будто пытался вправить себе мозги. — Теперь к нам будут относиться по-другому. Никто не станет приставать. Мы официально можем оставаться в Соле, и никто даже слова не скажет. Только нужно зайти за разрешениями.
— Куда?
Ульрих медленно поднял голову. Он улыбнулся, и эта улыбка на его изувеченном лице, с одним глазом и огромной шишкой на лбу, выглядела как гримаса боли, смешанная с безумием.
— К Виконту.
Выбираться из колодца оказалось тяжелее, чем я ожидал. Ульрих, вчера так лихо создававший каменные выступы, теперь был слабее новорождённого котёнка. После нескольких неудачных попыток сформировать хоть что-то, напоминающее лестницу, он сдался, привалившись к стене.
— Ты как хочешь, а я пока посплю, — пробормотал мужик, прикрывая свой единственный глаз рукой. — Разбуди, когда выберемся.
— Ты просто… — я не сдержал возмущения. — Нет, ты невероятен! Сначала напиваешься, потом чуть не становишься кормом для летающих тварей, а теперь хочешь спать⁈
— Ну да, — он пожал плечами, морщась от боли. — А что такого?
Я сдержался, чтобы не врезать по этой наглой роже. Пришлось собственноручно формировать из эфира выступы-ступеньки, тратя драгоценную энергию. Не люблю расходовать силы на такую ерунду, но выбора не было. Взбираться наверх пришлось, практически волоча на себе Ульриха, который то и дело норовил отключиться и съехать обратно.
Наконец мы выбрались на поверхность. Я щурился от яркого солнца, как крот, впервые вылезший из норы. Успел уже забыть, как печёт в этой проклятой пустыне. Воздух дрожал от жары, песок блестел на солнце, словно крошки золота.
— Что за погода тут такая? — я вытер рукавом пот со лба. — Ночью чуть не помер от холода в этом морозильнике, а теперь будто в адском котле!
— Это Сол, — пожал плечами Ульрих, щурясь здоровым глазом. — Тут всегда так. Привыкай.
Мой компаньон шёл по улицам Сола с высоко поднятой головой, словно король, вернувшийся из изгнания. Спина прямая, походка уверенная, несмотря на синяки, ссадины и шишку размером с куриное яйцо. Его единственный глаз сиял триумфом, и было от чего — я замечал, как смотрят на нас местные. С удивлением, почтением, даже со страхом.
Мы прошли мимо рынка, где вчера едва не пустили Ульриха на шашлык. Торговцы кланялись, когда мы проходили мимо, как будто мы были не измождённые путники, а принцы крови. Какая-то женщина в ярко-оранжевом платке даже протянула нам корзинку с сушёными фруктами — бесплатно, просто в знак уважения.
— В Соле высший почёт тем, кто пережил ночь, — пояснил Ульрих, жуя какую-то сладкую дрянь из корзинки, источавшую запах переспелых яблок. — Ещё бы, мало кому это удаётся без крыши над головой. И магию тут использовать… непросто.
Я это заметил. Эфир внутри меня двигался странно, словно преодолевая сопротивление. Будто весь воздух в Соле был напитан какой-то вязкой субстанцией, тормозящей свободное течение магии.
— Эй, пустой! — раздался знакомый голос, и я невольно скривился.
Наш путь преградила знакомая туша — Брозд собственной персоной. Жирный ублюдок, вчера так радостно предлагавший мне вступить в его клан, а Ульриха пустить на мясо, теперь смотрел на нас с нескрываемым уважением. За его спиной маячили те же двое подручных, что и вчера. Их лица выражали смесь удивления и недоверия.
— Выжили? — Брозд покачал головой, как будто не веря своим глазам. — Без крыши над головой? В ночь песчаных тварей?
— Сами в шоке, — ухмыльнулся я, скрестив руки на груди.