Я молча повернулся и вышел за дверь. Георгий Петрович шёл за мной.
Я спустился по тропинке к реке и остановился у начала мостков, с удовольствием глядя на текущую воду и вдыхая запах дыма, идущий от недавно протопленной бани.
Георгий Петрович подошёл и встал рядом со мной.
— Андрей Иванович, я должен попросить у тебя прощения, — прямо сказал он. — Ты ведь уже догадался, что произошло?
Про себя я решил не отвечать ни на какие вопросы, и ни в чём не признаваться. Это был крохотный шанс, глупый и детский. Но в моём положении и он — лучше, чем ничего.
Поэтому я молча посмотрел на генерала, ожидая продолжения разговора.
Георгий Петрович вздохнул.
— Чёрт, тяжело-то как, — пробормотал он, — и стыдно.
Но я не собирался облегчать ему работу.
— В общем, Володя — психотерапевт, — сказал Георгий Петрович, — и мой давний друг. Мы с ним ещё в Корее работали вместе с… с нашим контингентом. Пойми, Андрей Иванович! Я тебя ни в чём не подозревал. Просто хотел помочь. Уж больно ты тревожился об отце. Я заподозрил, что у тебя детская травма психики, или что-то в таком роде. А с этими проблемами психотерапевты справляются отлично. Это пока закрытая информация, не для всех. Вот я и попросил Володю, прийти ко мне домой, глянуть по-дружески.
— Георгий Петрович, а где вы служите? — неожиданно спросил я.
Генерал посмотрел мне прямо в глаза.
— Это закрытая информация, Андрей Иванович. Не обижайся.
— А Рустам сказал, что в пехоте, — задумчиво протянул я и снова отвернулся к реке.
— Правильно сказал, — ответил Георгий Петрович, — это я его попросил. Но тебе скажу — не в пехоте.
— Понятно. И что вы от меня хотите?
Я очень старался, чтобы мой голос звучал спокойно, равнодушно.
— Чёрт! — генерал чуть не сорвался на крик. — Да ничего я от тебя не хочу! Извиниться разве за то, что всё так неудачно вышло.
— Неудачно? — удивился я. — Но ведь это же не случайность. Вы и в гости меня затем пригласили, чтобы со своим другом познакомить. Кстати, а он кто такой?
Я понимал, что хамлю. Но пёр напролом, и уже не мог остановиться.
— Беглов Владимир Вениаминович, — неожиданно мирно ответил генерал. — Полковник, доктор медицинских наук. Психотерапевт.
— Спасибо. А то до сих пор он знал обо мне намного больше, чем я о нём.
Я вдруг почувствовал, что у меня подрагивает колено от усталости. Оказывается, всё это время у меня от напряжения сводило мышцы ног. И теперь они почти отказывались служить.
Я переступил с ноги на ногу. Стало чуть полегче.
— Значит, вы от меня ничего не хотите? — переспросил я.
— Ничего, — негромко подтвердил генерал.
— А могу я спросить — почему?
Генерал немного помолчал.
— Объясню. Все эти две недели я думал о том, что произошло. И пришёл к выводу, что не сумею использовать эту информацию на благо страны. Во-первых, ты, Андрей Иванович, знаешь не так много. Не обижайся, но это правда.
— А во-вторых?
Ласточка скользнула над самой водой, ловя толкущуюся мошкару. Видно, будет дождь.
— А во-вторых, я сам боюсь, — неожиданно сказал Георгий Петрович.
Этого я не ожидал.
— Если всё будет так… так, как я думаю — значит, система прогнила очень давно, — тихо продолжил генерал. — И настолько глубоко, что даже я не сумею разобраться. И при малейшей ошибке подставлю не только себя и тебя. А у меня, Андрей Иванович, тоже семья есть. Да ты знаешь!
Надо было молчать и дальше. Но словно чёрт тянул меня за язык.
— Ну, а для себя?
Генерал молчал.
Я повернул к нему голову и увидел злое лицо Георгия Петровича и его сжатые кулаки.
Мы молча смотрели друг на друга. Постепенно генерал расслабился.
— Ты имел право задать такой вопрос, Андрей Иваныч. После того, что я сделал… Извини!
Георгий Петрович достал из кармана пачку папирос. Чиркнул спичкой. Горящий кусочек спичечной головки отлетел в воду.
— Для себя…я же не сволочь, Андрей! Да и кроме того…Скажи — ты слышал про меня тогда? Там? Хоть что-то?
Я покачал головой.
— Нет.
— Ну, вот видишь. А здесь мы познакомились. И это уже изменило мою жизнь, только я пока не знаю — как. И теперь не узнаю уже. Тогда какой смысл?
Генерал курил, а я просто стоял рядом и смотрел на воду.
— Пойдёмте в дом, Георгий Петрович. Пора ужинать.
— Идём, Андрей Иваныч! И давай попробуем просто забыть это всё, если не возражаешь.
— Согласен.
На пороге генерал остановился и вдруг спросил:
— А, может, всё будет не так и страшно? Ведь ты же как-то сумел это пережить? Может, и мы все переживём?
В доме вкусно пахло жареной картошкой. Я удивился — откуда?
— Этот примус просто чудо! — дружелюбно пророкотал Беглов. — Десять минут — и картошка не только разогрета, но и поджарена!
— Какой примус? — удивился я. — Он же остался на базе.
— У тебя на базе есть примус? — спросил генерал. — А мы тебе в подарок купили. Вот — «Шмель»!
И тут я не выдержал и расхохотался. Да так, что ноги подкосились, и я осел на стул.
— Рустам! — сказал Владимир Вениаминович, глядя при этом на меня. — Съезди, пожалуйста, в магазин, возьми водки.
Я хотел было сказать, что магазин уже закрыт, но от смеха не мог выговорить ни слова.
А Рустам мгновенно вышел, и через минуту я услышал звук мотора.
Когда я прекратил смеяться, Владимир Вениаминович серьёзно сказал:
— Не знаю, о чём вы говорили с Георгием Петровичем. Но очень рад, что всё улажено. От себя приношу извинения и присоединяюсь ко всем его обещаниям. Мы с ним это уже обсудили.
Беглов поднялся со стула. Остановился посреди комнаты и торжественно произнёс:
— Андрей Иванович! Клянусь не применять к вам гипноз и другие меры психического воздействия без вашего ведома и согласия. Слово врача и офицера!
— Да сядь ты уже! — махнул на него рукой Георгий Петрович. — Где коньяк?
— Сейчас.
Беглов достал из рюкзака длинную тонкую бутылку.
— На этот раз — грузинский!
— А Рустам? — спросил я Георгия Петровича.
Генерал правильно понял мой вопрос.
— Рустам ничего не знает. Можешь быть спокоен, Андрей Иванович. Наливай, Володя!
— У меня баня натоплена, — сказал я. — Может быть, после неё?
— Баня? — изумился Беглов. — И ты молчал, Андрей Иваныч? Тогда сначала париться, а ужин — потом!
— Вы идите, парьтесь. А мне надо отлучиться ненадолго. Сейчас я вам полотенца дам.
Я достал из шкафа два чистых полотенца и вручил их Беглову.
— Веники в предбаннике на лавке. Горячей воды полный бак. Речку, чтобы нырнуть, сами найдёте.
Беглов изумленно расхохотался. Смех его звучал так, словно филин ухал в пустую бочку.
— Ай, да Андрей Иванович! Рассмешил!
Конечно, я пошёл к Кате. В одном из окон медпункта горел свет. Сквозь стекло я увидел, что Катя сидит за столом и читает при свете настольной лампы.
Я не стал подкрадываться к окну. Вместо этого повернул за угол, поднялся на дощатое крыльцо и громко постучал в дверь.
— Открыто! — раздался Катин голос. — Андрей, это ты?
Я пригласил Катю пойти ко мне, но она отказалась.
— Там чужие люди. Может, и хорошие, но всё равно — чужие. Давай лучше здесь посидим. Мне с тобой хорошо.
— Ты же не уедешь без меня? — спросил я Катю, обнимая её за плечи.
— Конечно, нет, Андрюша, — ответила Катя и доверчиво прижалась ко мне. — А ты долго пробудешь на озере?
— В понедельник постараюсь вырваться, хотя бы на полдня, — пообещал я.
Катя только вздохнула.
— Вот уже и осень скоро, — задумчиво сказала она. — На берёзе возле медпункта листья начали желтеть.
— Да какая там осень! — возразил я. — Только начало августа!
— Это ранняя осень!
Катя лукаво улыбнулась.
— А у меня для тебя подарок! Специально ездила в город. Вот!
Она протянула мне транзисторный приёмник.
— Здесь можно слушать музыку! И всякие интересные передачи.
— Да я знаю, — улыбнулся я.
— Если как-нибудь вечером тебе станет скучно на твоём озере — ты включи передачу из Ленинграда. И думай обо мне.
Катя говорила это без всякого кокетства.
— Договорились!
Я осторожно поставил приёмник на стол, снова обнял девушку, притянул её к себе и поцеловал. Катины губы ответили мне.
В субботу утром мы с Бегловым охотились на берегу Песенки. Георгий Петрович и Тимофеев взяли лодку и рано утром, ещё по темноте, выехали в озеро. Отец подумал и присоединился к ним.
— Староват я уже ногами уток из травы выгонять! — проворчал он. — То ли дело в лодке — посиживай себе, да постреливай!
Узнав, что мой отец хочет приехать на открытие охоты, Георгий Петрович предложил съездить за ним на машине. В сумерках мы всей гурьбой даже отправились к председателю, чтобы позвонить к нам домой.
Но отец отказался наотрез.
— Машина генералам положена, вот пусть генералы на ней и ездят, — заявил он. — А меня потом соседи расспросами замучают.
Тремя автобусами с пересадкой он добрался до Светлого. И даже оттуда пришёл пешком. Как раз успел к ужину.
Хорошо, хоть резиновую лодку на себе не притащил. Зато придирчиво осмотрел все плоскодонки на базе и выбрал самую, по его мнению, лучшую.
— Батя, — не выдержал я. — Темно уже! Что ты там разглядываешь? Идём за стол!
За ужином я почти не пил и внимательно следил, о чём Георгий Петрович с психотерапевтом расспрашивают отца. Но разговор шёл самый обычный, в основном — об охоте. Вспоминали всякие случаи.
Георгий Петрович рассказал, как мы с ним добирали раненого секача. Отец довольно кивал.
— Андрюха с малолетства со мной в лесу. Я его натаскал, как следует. Не хуже собаки. Помню, пошли как-то с ним на уток. Я ему свою одностволку дал старенькую. А у нас за городом болотина — и уток там тьма! Вот мы вечером и пошли, после работы. Не успели подойти к болотине — слетает кряква. Андрюха хлоп! — и сбил её влёт! Утка в воду и шмякнулась.