Амалия разлила свежий кофе в кружки, добавила себе молоко, а затем принесла кружки к столу и села напротив Талоса.
— По-моему, вы делаете благородное дело, — размеренно произнесла она. — Нет такого скрипача, который не был бы достоин чести сделать это. Но мне жаль, месье, я не смогу исполнить эту пьесу.
— Почему нет?
— Я уже говорила, что участвую в другом концерте.
Он пристально посмотрел на нее:
— Я удвою ваш гонорар. Двадцать тысяч евро.
— Нет.
— Пятьдесят тысяч. И это мое последнее предложение.
— Нет.
Талос знал, что его взгляд может быть пугающим. Он много раз отрабатывал этот взгляд перед зеркалом. Одного такого взгляда было достаточно, чтобы ему уступали. Единственными людьми, невосприимчивыми к его взгляду, были братья, бабушка и дедушка. На самом деле всякий раз, когда бабушка видела, как Талос «корчит физиономию», она дергала его за ухо.
Он скучал по ней каждый день.
Итак, он не встречал кого-либо невосприимчивого к своему взгляду. До сих пор.
Амалия тряхнула головой, и длинные, спутанные волосы упали ей на глаза. Она отвела волосы от лица.
Талос вздохнул, с сожалением покачал головой и потер рукой подбородок, делая вид, что сильно разочарован.
Амалия отпила горячий кофе, желая скрыться от пронзительного взгляда Талоса.
Всю свою жизнь ей приходилось общаться с властными людьми, и это научило ее сдерживать эмоции. Если противник, а в этот момент Талос был ее противником, обнаружит ее слабость, она проиграет.
Но рядом с Талосом ей было очень трудно оставаться сильной.
Он потянулся к своему портфелю и положил его на стол.
— Я попробовал воззвать к вашим лучшим качествам. Я попробовал воззвать к вашей жадности. Я дал вам немало шансов договориться со мной. — Он достал документы. — Это касается Музыкального театра. Согласно этим документам, я его новый владелец.
Амалия только покачала головой.
— Вы хотите прочесть документы? — спросил он.
Она продолжала качать головой, пялясь на документы в его руке и на его неулыбчивое лицо.
— Как такое возможно? — прошептала она, пытаясь понять, что это будет означать для нее и для оркестра.
— Я решил купить театр в субботу вечером. Покупка была завершена час назад.
— Но как такое возможно? — повторила она. — Это Франция. Здесь процветает бюрократия.
— Деньги и власть решают все.
Он положил документы в портфель и наклонился вперед, их лица разделяли всего несколько дюймов. Если он наклонится к ней ближе, она почувствует его дыхание.
— Я принц. У меня есть деньги, много денег. И власть. Много власти. Я советую вам это запомнить.
Затем он откинулся на спинку стула и стал пить кофе, буравя Амалию взглядом.
Она сжала пальцами свою кружку, внезапно испугавшись, что потеряет над собой контроль.
— Теперь я владелец театра. Я пока не знаю, что буду делать со зданием и оркестром. Видите ли, предыдущий владелец так удивился сумме, которую я ему предложил, что не ставил никаких условий для продажи… — Он допил кофе и поставил кружку. — Сыграйте на гала-вечеринке, и я вложу в театр столько денег, что в него будут ходить толпы людей, а ваш оркестр станет лучшим в Париже. Если вы мне откажете, я превращу театр в отель.
— Это шантаж! — отрезала она. — Вы в самом деле меня шантажируете!
Он равнодушно пожал плечами и отодвинул стул:
— Называйте это как хотите.
— Я называю это шантажом. А шантаж незаконен.
— Сообщите об этом полиции. — Он сверкнул белыми зубами. — Но прежде чем вы позвоните туда, я должен предупредить вас, что у меня дипломатический иммунитет.
— Какая низость!
— Я могу зайти гораздо дальше. Понимаете, певчая птичка, я могу сделать так, что вы больше никогда не будете играть на скрипке. Я могу очернить ваше имя и имена тех, с кем вы играете, и вас не примут даже в провинциальный любительский оркестр.
От ярости в ее жилах забурлила кровь.
— Убирайтесь из моего дома!
— Не волнуйтесь, певчая птичка. Я уже ухожу. — Он посмотрел на свои часы. — Я вернусь через шесть часов. И тогда вы дадите мне свой окончательный ответ.
Он угрожал разрушить ее карьеру и карьеру ее друзей и коллег. Неужели он думает, что она ему уступит?
Амалия вскочила на ноги. Переполняясь страхом и гневом, она схватила Талоса за руку, словно сила ее воли могла выгнать его из дома.
— Я сказала, убирайтесь из моего дома! — закричала она, потянув его за руку, не обращая внимания на то, что он не сдвинулся с места. — Мне наплевать на ваш статус и вашу идиотскую дипломатическую неприкосновенность!
Талос стремительно схватил ее запястья огромной рукой.
— А вы горячая штучка, — пробормотал он.
— Отпустите меня сейчас же, — паникуя, потребовала она.
Он усадил ее себе на колени, крепко держа за запястья.
Она ударила его босой ногой в голень и почувствовала боль в ступне. Талос и глазом не моргнул, а только обхватил ее свободной рукой за талию.
— Я чувствую, вы причинили боль себе, а не мне, — сказал он, глядя на ее руки. — Какие изящные пальцы. А теперь вы будете хорошей девочкой, и тогда я вас отпущу.
— Если вы еще раз назовете меня хорошей девочкой…
— Что вы сделаете? Ударите меня снова?
Амалия дернулась, но это был бесполезный жест. Она оказалась в стальной ловушке.
— Вы меня пугаете, — сказала она.
— Я знаю, и я прошу за это прощения. Я отпущу вас, если вы обуздаете эмоции и не наброситесь на меня снова.
Как ни странно, его глубокий голос возымел желаемый эффект. Поджав губы, она сделала глубокий вдох и почувствовала запах его тела. Сглотнув, она внезапно ощутила его горячее дыхание на своих волосах. Ее нервы были на пределе.
Она не могла перевести дыхание. Ее сердце билось так сильно, что она слышала, как его биение отзывается эхом у нее в ушах. Стояла тишина. Амалия чувствовала, как мускулистый Талос замер.
Она больше не слышала и не ощущала его дыхание.
Она слышала только пульсацию крови у себя в ушах.
Наконец он отпустил ее руки и позволил ей встать на ноги.
На дрожащих ногах Амалия отскочила в противоположный конец кухни. Там она прерывисто вздохнула, от напряжения у нее болела грудь.
Талос спокойно надел плащ, обмотал темно-синий шарф вокруг шеи и закрыл портфель.
— В шесть часов, дорогая. Я уважаю ваше решение, но знаю, что, если ваш ответ останется отрицательным, последствия будут реальными и быстрыми.
У Амалии зазвонил телефон.
— Мама?
— Милая, я кое-что узнала. Я не дозвонилась до Пьера.
Мать Амалии была подавлена. Словно Пьер Гаскин был обязан постоянно держать в руках свой телефон на случай, если Колетт Бартез — самая известная классическая певица в мире — соизволит ему позвонить.
— Но я поговорила с его очаровательным помощником, который сказал мне, что сегодня утром он приехал поздно в офис, выдал каждому работнику по пятьсот евро и сказал, будто уходит в отпуск на ближайшие три месяца. А потом он уехал в аэропорт.
— Похоже, он все-таки его продал, — пробормотала Амалия.
Еще две недели назад Пьер Гаскин — бывший владелец Музыкального театра, изо всех сил старался найти деньги на оплату счетов за отопление.
— Похоже на то, милая. Скажи мне, зачем принц Талос купил театр? Я не знала, что он меценат.
— Понятия не имею, — ответила она, ее кожу начало покалывать при упоминании его имени. Она нахмурилась, потому что ей не нравилось врать.
Она не рассказала своей матери ничего из того, что случилось в прошедший уик-энд, потому что у нее не было сил справиться со своей реакцией на Талоса.
— Я знала его отца, принца Летантоса… — Голос матери стал мечтательным. — Я пела для него однажды. Он был таким… мужественным!
— Мама, мне надо уходить.
— Конечно, дорогая. Если ты снова встретишься с принцем Талосом, передавай ему от меня привет.
— Передам.
Положив телефон на стол, Амалия провела руками по лицу.
Ей оставалось только одно — сказать Талосу Каллиакису правду.
Глава 3
Когда Талос нажал на кнопку звонка входной двери Амалии, он знал, что она будет его ждать. Она распахнула дверь до того, как он опустил руку.
Она уставилась на него бесстрастно, словно между ними ничего не происходило. Словно она не теряла самообладание в его присутствии.
Он последовал за ней на кухню.
На столе стояли поднос с пирожными и две тарелки. Амалия только что сварила кофе. Она была в черных джинсах, обтягивающих ее стройные ноги, и серебристом топе. Ее прямые темные волосы были зачесаны назад и уложены в свободный пучок на затылке. Она была без макияжа, и веснушки на ее носу казались ярче.
Было ясно, что она что-то задумала. Время поджимало.
Талос снова вспомнил, что планировал вернуться домой после прослушивания в субботу и провести остаток уик-энда с дедом. Вместо этого ему пришлось покупать это ужасное парижское здание. И для чего? Чтобы уговорить профессиональную скрипачку выступить перед королем.
Талос сел на стул. Он был уверен, что Амалия согласится с его предложением. К сожалению, ему пришлось прибегнуть к шантажу, чтобы добиться своего, но он был вынужден торопиться.
Рука Амалии задела его руку, когда она поставила перед ним кружку. Он уставился на ее пальцы — длинные, изящные. Ногти на ее левой руке были короткими и квадратными, а ногти на правой руке были намного длиннее и острее. Он вспоминал ее ногти весь день.
Он также ломал голову над реакцией, которую испытал, когда прижал Амалию и усадил ее себе на колени.
Талос наслаждался обществом красивых женщин. И красивые женщины любили его. Узнавая, кто он, они смотрели на него откровеннее и соблазнительнее.
Он еще не встречал женщину, которая испытывала бы к нему такую неприязнь. Он еще не встречал человека за пределами своей семьи, который в чем-то ему отказывал.
Амалия Картрайт обладала уникальной красотой. Ее дерзость одновременно злила и интриговала Талоса.