При мысли об этом по спине Амалии пробежала дрожь.
Ей стало любопытно, какого психоаналитика для нее найдет Талос. Врачу придется приложить немало сил, чтобы ей помочь. У нее ровно четыре недели и два дня до выступления перед королем Агона на юбилейной гала-вечеринке. За тридцать дней она должна выучить новое произведение, оркестр должен будет ей аккомпанировать. И ей придется преодолеть нервозность, которая парализовала ее более половины ее жизни.
Глава 4
Наступило утро, бодрящее и яркое. Быстро приняв душ, Амалия надела свои любимые черные джинсы и рубашку сливового оттенка, а затем приготовила себе легкий завтрак, который решила съесть на частной веранде. Поедая йогурт с медом и потягивая крепкий кофе, она расслабилась, сидя в плетеном кресле. После парижской суеты она чувствовала себя просто замечательно.
Если она притворится, то сможет забыть, почему оказалась на этом острове, и будет думать, что у нее отпуск…
Ее спокойствие длилось недолго.
Вернувшись в дом, она налила себе еще кофе, а потом вышла на веранду. В освободившемся кресле восседал Талос и нарезал дыню.
— Доброе утро, певчая птичка, — сказал он и сверкнул белыми зубами.
Сегодня он был одет небрежно: мешковатые хлопчатобумажные брюки цвета хаки, черные ботинки и серый свитер с V-образным вырезом и длинными рукавами. Он был небритым, а его волосы выглядели так, словно он просто пригладил их руками. Поставив кружку на стол, она уловила свежий аромат его геля после душа.
— Это для меня? — спросил он, кивая на кружку.
Она пожала плечами, решив вести себя беспечно:
— Если вы не против обмена микробами.
— Я уверен, у такой красивой женщины, как вы, микробов не бывает.
Она недоверчиво подняла бровь и вздрогнула, услышав его глубокий бас. Потом она вернулась в дом, радуясь предлогу, чтобы на мгновение уйти от Талоса и успокоиться. Включив кофеварку, она поняла, как часто бьется ее сердце.
Он испугал ее своим присутствием, вот и все. Накануне вечером она получила электронное письмо от его личного секретаря, в котором говорилось, что тот принесет ей партитуру в середине утра. Но он не упомянул, что ее навестит принц Талос. На самом деле она надеялась, что он останется во дворце и они больше не увидятся.
Выйдя на веранду, она увидела, что Талос держит в руке кружку и с отвращением морщится.
— Что это? — спросил он.
— Кофе мокко.
— Какая гадость!
— Значит, не пейте его.
— И не буду. — Он поставил кружку на стол и оттолкнул ее от себя, а потом кивнул на вторую кружку. — А там что?
— Кофе мокко. Если вы хотите другой кофе, то кухонная кофеварка в распоряжении.
В контракте, который она подписала с Талосом, не говорилось, что она будет готовить ему кофе.
Отвратительный контракт!
Она отмахнулась от этой мысли до того, как пришла в ярость. Если она будет кипятиться из-за его несправедливости, то не сможет острить и дерзить Талосу.
Когда она села за стол, непроизвольно отодвинувшись подальше от Талоса, он потянулся за яблоком. Вынув из кармана брюк металлический предмет, он нажал на боковую кнопку, и предмет превратился в нож с лезвием длиной по меньшей мере пять дюймов.
Талос заметил, как Амалия вздрогнула.
— Вас беспокоит мой нож? — спросил он.
— Нет. Вы получили эту вещицу, когда были бойскаутом? — спросила она с большим пренебрежением, чем следовало.
— Вещица? — Он развернул кресло, прищурился и бросил нож перед собой. Нож рассек воздух и вонзился в вишневое дерево, растущее в десяти футах от них. Он не потрудился скрыть свое удовлетворение. — Эту вещицу мне подарил мой дед по случаю моего окончания Сандхерста.
— Я под впечатлением, — отрезала она. — Я всегда думала, что в Сандхерсте учатся исключительно джентльмены.
Ей стало интересно, достаточно ли нахально она ему ответила.
— Вы пришли ко мне только за тем, чтобы резать беззащитные деревья? — спросила она.
Он поднялся на ноги.
— Я принес партитуру.
Он подошел к вишневому дереву и вытащил из него нож. Возвращаясь к столу, он знал, что Амалия настороженно отслеживает каждое его движение. Он принялся чистить яблоко.
Талос не понимал, зачем запустил в дерево острый нож. Вероятно, он хотел покрасоваться перед Амалией.
Он ни разу не был в компании человека, который считал бы его присутствие таким нежелательным. Люди жаждали общения с ним. Никто не относился к нему равнодушно.
Но Амалия вела себя так, словно ей не было до него дела.
— Это она? — спросила Амалия, открывая папку с партитурой.
— Вы выглядите так, будто боитесь прикоснуться к ней.
— Я никогда не держала в руках ничего сочиненного королевой.
Он с любопытством изучал ее:
— Вы почтительно смотрите на партитуру, но не проявляете ко мне, принцу этой страны, никакого уважения.
— Уважение надо заслужить, месье, — сказала она. — А вы не сделали ничего, чтобы его заслужить.
Почему она не боится его?
— На этом острове наши подданные с рождения уважают королевскую семью, — произнес он.
— Вы зарабатываете их уважение грубой силой? Или вы предпочитаете обычный шантаж?
— Пятьсот лет назад высокомерное отношение к члену королевской семьи Агона считалось изменой.
— Если бы этот закон был по-прежнему в силе, я уверена, число ваших подданных равнялось бы нулю.
— Этот закон был принят в сенате в благодарность моей семье за сохранение этого острова в безопасности. Но именно мои предки отменили его.
— Держу пари, ваши подданные праздновали отмену закона всю ночь.
— Не стоит недооценивать людей этого острова, дорогуша, — сказал он, начиная сердиться на ее легкомысленное отношение. — На Агоне нет диктатуры. Члены семьи Каллиакис остаются руководителями острова с согласия нашего народа. Наши люди будут отмечать юбилейную гала-вечеринку моего деда с таким же энтузиазмом, как если бы это была вечеринка их собственных дедов.
На ее бледных щеках выступил румянец, она сглотнула:
— Я не хотела оскорбить вашу семью, месье.
Он наклонил голову, принимая ее извинения:
— Но вы ее оскорбили.
— Разве? — Ее зеленые глаза сверкнули. — Я хотела оскорбить лично вас.
— Если бы дворцовое подземелье не превратили в туристический аттракцион, я бы бросил вас туда.
— И поэтому я рада, что оскорбила вас. Вы шантажом заставили меня приехать сюда, вы угрожаете моей карьере и карьере моих друзей, и вы заставили меня подписать контракт, согласно которому меня ждут штрафные санкции, если я не сыграю на вечеринке для вашего деда. Вы обещали немедленно распустить Национальный оркестр Парижа. Поэтому я буду с удовольствием пользоваться любой возможностью, чтобы оскорбить вас.
Он вытянул перед собой длинные ноги и провел пальцами по волосам:
— Вот мне интересно, почему женщина, которая боится выступать на публике, не боится проявлять ко мне неуважение. Я вас совсем не пугаю?
Через секунду она ответила:
— Ну, вы умеете запугивать.
— Это не ответ.
— Единственное, что меня пугает, это мысль о том, как я буду стоять на сцене во время гала-вечеринки, — солгала Амалия. Но она скорее будет стоять на сцене голой, чем признается, что боится Талоса.
— Тогда я предлагаю вам начать разучивание пьесы. — Он поднялся на ноги, выражение его лица стало непроницаемым. — Я зайду за вами в семь вечера, и вы поделитесь со мной своими впечатлениями о ней.
— А для чего вы за мной зайдете?
— Сегодня у вас первый сеанс преодоления страха перед сценой.
— Верно.
Она прикусила губу. Как ни странно, она догадывалась, что Талос привезет к ней армию психотерапевтов. Именно этим занималась ее мать, когда Амалия приезжала к ней после развода родителей. Колетт Бартез не желала, чтобы ее дочь фотографировали во время ее визитов к психоаналитику в клинику.
— Наденьте что-нибудь спортивное.
— Спортивное? — безучастно спросила она.
— Я отведу вас в свой спортклуб.
Она потерла рукой бровь.
— Я не понимаю. Зачем встречаться с психоаналитиком в спортклубе.
— Я не говорил о психоаналитике.
— Говорили.
— Нет, певчая птичка. Я сказал, что помогу вам преодолеть страх перед сценой.
— Я не думала, что вы имели это в виду буквально. — Впервые в жизни она была по-настоящему ошеломлена. — Вы собираетесь сами лечить меня?
Он, не улыбаясь, смотрел на нее сверху вниз:
— Вам уже оказывали профессиональную помощь?
— Моя мать нанимала для меня всех психоаналитиков, которых могла найти во Франции и Англии.
— И ни один из них вам не помог. — Это было утверждение, а не вопрос. — У вас огромная сила воли. Я научу вас бороться с нервозностью и победить ее.
— Но…
— В семь часов. Будьте готовы.
Талос непринужденно зашагал прочь. Слишком непринужденно. Амалия пришла в ярость. Недолго думая, она схватила недоеденное яблоко и швырнула им в Талоса. Яблоко попало ему в затылок.
Талос медленно повернулся, затем присел, чтобы поднять с пола «снаряд», быстро осмотрел его, а потом уставился на Амалию. Даже с расстояния она увидела угрозу в его глазах.
Амалия судорожно сглотнула. С растущим ужасом она наблюдала, как Талос направляется в ее сторону.
— Вы должны быть осторожнее, певчая птичка. Любой другой мужчина на моем месте сочтет метание яблока брачным ритуалом.
В его глубоком, резком голосе слышалась игривость, которая напугала Амалию еще сильнее.
Ее сердце билось так громко, что она была уверена, будто он слышит его стук.
Талос стоял к ней так близко, что она видела щетинки на его сильном подбородке, заметила, как он раздул ноздри, обратила внимание на шрам на его брови. Она против воли подняла руку, словно хотела прикоснуться к его лицу…
Талос наклонился и прошептал ей прямо в ухо:
— По-моему, я вас все-таки напугал. Но не так, как я пугаю других людей.
С этим загадочным комментарием он выпрямился, кивнул ей на прощание и ушел на свою виллу.