Я не собираюсь снова становиться жертвой.
Сунув револьвер в карман пальто, она вышла на крыльцо и поднялась по ступенькам, таща за собой чемодан. Петли сетчатой двери скрипнули, когда она потянула ее на себя. Придержав ногой, она взялась за ручку внутренней двери и вошла в свой дом.
Снаружи все пахло насыщенно и живо, землисто и натурально. В домике аромат дерева был более утонченным, и Софи наслаждалась этим запахом. Это был успокаивающий аромат, идеальный для того места, где она намеревалась восстановиться.
Слева от нее находилась небольшая кухня. Вдоль дальней стены тянулась грубая каменная стойка, а над и под ней — потрепанные деревянные шкафчики. Солнечный свет проникал внутрь через большое окно над раковиной. Гостиная находилась справа, являясь частью того же открытого пространства, что и кухня. Дровяная печь стояла в самом дальнем углу, на каменной платформе, стены за которой были украшены каменной кладкой. Она поставила маленький письменный стол у бокового окна, выходящего в лес, а диван и телевизор расположила так, чтобы она могла смотреть на крыльцо. Диван стоило бы разместить у печки, чтобы наслаждаться ее теплом, но ей была невыносима мысль о том, что она окажется спиной к двери и ко всем окнам одновременно.
От одной мысли об этом она почувствовала себя в опасности, ей нужно было иметь в поле зрения улицу — путь к спасению.
Ее книжный шкаф стоял сбоку от письменного стола, а вдоль стены между ним и дровяной печью были сложены картонные коробки. В которых была большая часть ее пожитков, не считая мебели, уже расставленной по местам. Распаковка не займет много времени, и она знала, что дом все еще будет выглядеть несколько пустым, когда она закончит. Но надеялась исправить это со временем. Устроившись, она планировала посетить несколько антикварных магазинов и блошиных рынков в окрестных городах, чтобы найти какие-нибудь безделушки и предметы декора, которые придадут этому домику ощущение обжитости и сделают своим.
Прямо перед ней были три двери: ванная — слева, спальня — справа и бельевой шкаф между ними. Домик был маленьким, но это было все, что ей нужно.
Она подошла к письменному столу, положила на него телефон и убрала револьвер в средний ящик. Сбросив пальто, она повесила его на спинку стула и прошла в спальню.
Грузчики уже установили ей кровать, простой металлический каркас с изголовьем из кованого железа, пружинным блоком и двуспальным матрасом. Металлическое изделие имело замысловатый дизайн, она поняла, что должна заполучить его, как только увидела в комиссионном магазине. Она ни за что не оставила бы кровать, которую делила с Тайлером. Та хранила слишком много воспоминаний.
Софи сделала еще один глубокий вдох, закрыла глаза и медленно выдохнула, отбрасывая эти мрачные воспоминания.
— Новый дом. Новая жизнь. Я разберусь с этим.
Открыв глаза, она положила чемодан на кровать и начала распаковывать вещи. Софи повесила кое-что из одежды в шкаф, но большую часть убрала в маленький комод с четырьмя выдвижными ящиками, стоявший у стены напротив изножья кровати. В своем старом доме она хранила все в огромном встроенном шкафу, который был до краев забит яркими нарядами и обувью. Теперь же могла поместить всю одежду в один чемодан. Она обнаружила, что не скучает ни по простору, ни по изобилию одежды. Ведь сохранила только то, в чем ей было удобно, как и должно было быть с самого начала.
Она вернулась в гостиную, нашла коробку с постельным бельем, застелила кровать и распаковала оставшиеся. Аккуратно расставила туалетные принадлежности, столовые приборы, тарелки, кастрюли и сковородки по новым местам. Гвозди, разбросанные по стенам, вполне годились для того, чтобы повесить несколько картин в рамках, которые у нее были. Остановилась, чтобы рассмотреть одну из фотографий, сделанную на Пасху, когда Софи было около десяти лет. Она была в пастельно-зеленом платье, белых кружевных перчатках и балетках на плоской подошве в сопровождении улыбающихся родителей. В то утро мама сделала Софи прическу, завив ее и собрав закрученные в спираль пряди в неряшливый красивый пучок. Софи всегда нравилось, когда мама укладывала ей волосы.
Со слезами на глазах она прижала кончик пальца к стеклу и провела им по фотографии матери с отцом. Прошло шесть лет с момента их смерти. Несмотря на это, ей часто было трудно поверить, что их больше нет. Время от времени она ловила себя на мысли о том, что думает навестить их на воскресном ужине, как делала это каждые выходные с тех пор, как переехала из их дома в колледж. Напоминание о том, что их больше нет, что никогда больше не будет воскресного ужина с ними, всегда сильно ранило ее.
С мягкой, грустной улыбкой Софи отвернулась от фотографий.
Опустившись на колени перед шкафом, она придвинула коробку с книгами поближе и переставила их на полки. Ее коллекция значительно сократилась с момента своего расцвета, Тайлер выбросил большую часть ее книг за эти годы, посчитав их мусором. Это было все, что ей удалось сохранить, — несколько любимых книг и романы, которые она написала сама.
Она дотронулась до обложки одного из них, проведя пальцем по жирным белым буквам своего имени — Джозефин Дэвис. Тайлеру не нравилось, что она продолжала использовать свою девичью фамилию в тех немногих романах, которые написала после их свадьбы.
Она была вынуждена так долго отказываться от своей мечты…
Ее кожу покалывало, а волосы на руках встали дыбом. Повернув голову, Софи посмотрела в окно. Лес был тихим и безмятежным в заходящем солнечном свете. Она прищурилась, внимательно изучая все, что попадало в поле зрения, но не смогла разглядеть ни человека, ни зверя среди деревьев.
Так почему же мне кажется, что кто-то снова наблюдает за мной?
Это из-за него. Тайлер. Он сделал ее такой, заставил Софи бояться собственной проклятой тени.
Прижав книгу к груди, она сжала ее до боли в пальцах. Почему она никогда не позволяла себе злиться на него раньше? Софи больше не позволит ему контролировать ее. Она вернет свою жизнь обратно, вернет все обратно.

Круус, оставаясь в темноте под навесом, подошел ближе к хижине. Он струился по покрытой листьями земле и шептал сквозь ветви и стебли подлеска, мягко шелестя растительностью. Окружающие тени взывали к нему, они умоляли его избавиться от притворства, в которое он превратился, рассеяться, затеряться в их успокаивающих объятиях и стать с ними единым целым. Как всегда, он отмахнулся от их призывов.
Его голод был сильнее соблазна недостижимого забвения.
Смертная женщина стояла в спальне, поправляя постель. Круус задержался за пределами света, льющегося из окна, не желая отводить взгляд от человека. Знакомые запахи его леса — гниющих листьев, влажной земли, сотен различных растений и деревьев, были приглушены с тех пор, как он был проклят, но он ясно почувствовал запах человека, когда она была снаружи ранее этим днем. Лаванда и ваниль. Ее сладкий аромат задержался в его ощущениях, еще больше разжигая голод.
Она выглядела и пахла восхитительно.
И жизненная сила, которую она излучала, сводила с ума. Он чувствовал ее даже сейчас, и ему страстно хотелось попробовать ее. Он хотел втянуть это в себя и заполнить пустоту, оставленную внутри темным колдовством королевы фейри.
Хотя она была не единственной смертной, пришедшей в это строение за последние несколько месяцев, но была первой, кто остался здесь более чем на несколько часов с прошлой зимы, первой, кто остался после захода солнца. Почувствовав вторжение в свой лес, он ожидал обнаружить охотников, часто останавливающихся в этом здании. Он ожидал увидеть группу смертных, стремящихся что-то отнять у его королевства, не отдавая ничего взамен, даже небольшого проявления уважения или благодарности.
С момента его последнего кормления прошло несколько дней, и Круус был готов напасть без провокации, будь проклят дневной свет. Но потом он почуял ее, и эта вспышка аромата в воздухе лишенном запаха умерила его ненасытную ярость.
Спрятавшись в сгущающихся тенях под деревьями, ожидая приближения ночи, Круус наблюдал, как смертная вынимала свои вещи из коробок, сложенных внутри. Она несколько раз останавливалась, чтобы посмотреть на предметы в своей руке, словно в глубоком раздумье, прежде чем возобновить работу. Когда она вышла из дома и взяла наколотые дрова с крыльца, ему потребовалась вся его сила воли, чтобы не подойти к ней.
Он чувствовал ее жизненную силу на протяжении всего своего наблюдения и со временем все больше осознавал связанные с ней эмоции — печаль и страх, которыми так приятно было бы насладиться. И все же за ними стояла глубокая стойкость и растущее чувство надежды.
Круус подошел еще ближе, избегая света, падающего из здания. Смертная откинула волосы с лица. Ее кожа выглядела такой гладкой и нежной, такой теплой, что ему страстно захотелось приласкать девушку собственными руками, но он не сможет восстановить свою физическую форму еще девять дней, пока не взойдет полная луна в канун Дня Всех Святых. Только тогда он смог бы провести кончиками пальцев по ее бледной плоти и почувствовать ее жар. Только тогда он смог бы по-настоящему узнать вкус смертной. Возможно, время ее прибытия было более удачным, чем он сначала подумал.
Действительно ли долго дремавшие желания были причиной того влечения, которое он испытывал к ней? Да, он был голоден, но это больше, чем просто голод, больше, чем похоть. Это было что-то новое, и его инстинкт подсказывал дождаться полнолуния, чтобы узнать правду об этом.
До тех пор…
Нет. Не было смысла ждать, не было смысла поддаваться смутным, таинственным чувствам. Сейчас он хотел есть, и это терзало, проникая в каждую клеточку его бестелесного существа, требуя удовлетворения. Жизненной силы этой смертной хватило бы, чтобы утолить его голод.
Она подошла к окну и протянула руку, чтобы проверить задвижку, прежде чем взяться за занавески. Ее губы были здорового розового цвета, а волосы — такого же каштанового, как многие осенние листья над головой. Она заколебалась, ее теплые карие глаза, самые честные глаза, которые он когда-либо видел, остановились на нем. На мгновение он почувствовал связь с ней и почти увидел тонкие серебристые нити, протянувшиеся между ними. Голод ревел внутри него, но он был другого рода, более глубокий и всепоглощающий, чем потребность в украденной жизненной энергии.