И все-таки слава «уральского сказочника» – и первое книжное издание со всеми премиями и всесоюзной известностью – обрушилась на Бажова уже после того, как он пережил этот чемоданчик, смертельный страх и реабилитацию. Что тут скажешь? Совпадения случайны, но случайностей в мире нет.
Удивительное дело, как Павел Бажов и Аркадий Гайдар внешне похожи на героев своих произведений. Похожи обликом, стоит просто вглядеться в их фотографии.
Гайдар всегда удивлял несоответствием военной гимнастерки, сапог, папахи, перетягивающих ремней – и лица. Да, конечно, он не всегда так ходил, но его фотографии в модных трикотажных фуфайках, рубашках или косоворотках, даже в обычных брюках – почему-то редкость. Для фотографа он всегда одевался во все военное. И при этом – невероятно открытое, до растерянности детское, как бы солнечное лицо в вечной полуулыбке, круглое, наивное, светящееся от неосознанного счастья.
Всё как в его прозе. Непонятно, из чего соткан этот гайдаровский воздух – все формальные элементы взяты, что называется, «из советских газет»: враги, диверсанты, красные командиры, шпионы, правильные хорошие советские дети и неправильные нехорошие люди; однако говорят и живут они так, что события, которые с ними происходят, растворяют тебя в чтении – как вода растворяет соль. Невозможно оторваться от этого ритма, от этого языка, в нем есть волшебство таинственного вздоха – когда вдохнул, а не можешь выдохнуть, то ли от счастья, то ли от грусти, что сейчас это все кончится.
Бажов даже на ранних своих фотографиях выглядит как волшебник Гэндальф из фильма «Властелин колец».
Странные всклокоченные волосы, пронзающий взгляд, отрешенность колдуна и мага.
Долгое время он работал с местным фольклористом, ходил по деревням, составлял карточки, готовил к печати солидную академическую книгу, потом вдруг сказал своим коллегам: у нас же в сборнике в основном крестьянский фольклор, а как же наши горнозаводские сказки? Сказки рабочего класса?
И он записал – уже просто по памяти – те истории, которые слышал от отца и других людей из своего детства – почти 50 лет назад. Записал так, как их помнил.
То есть допридумывая и достраивая их до какого-то ему одному ведомого эстетического идеала.
Эти 12 коротких историй навсегда определили особое уральское мышление, уральскую мифологию, даже отношение к жизни. Они выявили те формулы, по которым здешний народ – трудно в это поверить, но это действительно так – живет, пишет, творит до сих пор.
Есть не просто «советский классик» Бажов, есть сегодня целая уральская литература (А. Иванов, И. Сахновский, А. Сальников, Е. Ройзман, А. Матвеева, О. Славникова и многие другие), и в каком-то смысле это прямые наследники Бажова, в прозе которых любые загадочные чудеса есть только часть обыденной жизни. Есть уральские фантасты – тоже прямые его наследники, есть и более странные наследники, тоже исповедующие его мифологию, например, целая «секта бажовцев», есть бажовский китч – все эти «хозяйки Медной горы», «полозы», говорящие ящерицы, жутковатые и в то же время вполне одушевленные существа, которых в других частях России нет даже и в помине – ни в фольклоре, ни уж тем более в учебнике по литературе.
Благодаря чему все это появилось? Конечно, Бажов тонко снял этот слой уральского фольклора, который в горно-заводских поселках совсем другой, чем в селах, он ближе к городскому готическому сказанию, ближе к Европе, ближе к Средним векам и Возрождению. Но самое главное – он создал свой, ни на что не похожий язык. Язык, способный передавать и ужас, и бездну страдания, и бездну счастья.
Оба они, и Гайдар, и Бажов – творцы своего оригинального языка. Русские интеллигенты, которые жили по своему собственному внутреннему нравственному закону.
Русский интеллигент, и это видимо, главное, что мы можем сказать, изучая их жизнь, – не может не быть участником революционных событий. Именно совесть, именно внутренний закон велят ему в них участвовать, стать частью этой кипящей стихии, разделить ответственность с русской историей.
…Да и в жизни они были очень разными. Бажов – многодетный отец семейства, причем двое детей умерли у супругов в раннем возрасте, от скарлатины, а взрослый сын погиб потом случайно во время студенческой практики. Умер именно тогда, когда Бажова начали вторично исключать из партии и чуть не арестовали, в тот же самый год. Это был самый плохой год в его жизни.
«Валянушка! С 10-го я в Краснокамске. Дождь без перерыва, мостки чуть не всплыли. Что-то вроде Венеции получается. Черт бы ее взял! Длительное ненастье действует, конечно, угнетающе, а сидеть придется, вероятно, дольше, чем предполагал… Приехала ли Лена и как она себя чувствует? Слушается ли маму Ридчена? (Ариадну Павловну в семье звали Ридой. – А. К., Б. М.)… Каковы твои школьные и хозяйственные дела? Постарайся вести себя спокойно. Знаешь, твое спокойствие – первое условие для моей работы» (письмо жене 1935 года).
Но три сестры выжили – и жили они, слава богу, очень долго.
Бажов человек домашний – все его письма переполнены любовью к своей семье, вниманием к деталям быта, он однолюб, преданный, нежный и заботливый. Он самоуглубленный, замкнутый – каждый «выход в люди» давался ему нелегко.
Аркадий Петрович Гайдар – совершенно другой характер, легко оставлявший позади города, дружбы, работы, семьи – странник и бродяга, великий поэт и невероятный выдумщик.
Егор Гайдар – внук двух этих великих людей. Он стал наследником и той и другой линии. Он одновременно – и Бажов и Гайдар.
Глава вторая. Партизаны 68-го
Тимур, как мы уже писали, вырос без отца. И именно это – тоска по отцу, не вернувшемуся с войны, – во многом определило его характер.
Аркадий Петрович Гайдар погиб в 1941 году, оставшись за линией фронта, после того как наши войска сдали Киев. Он был пулеметчиком в партизанском отряде. И это знали буквально все советские дети с первого или, может быть, с третьего класса.
Однако многое в гибели отца было Тимуру тогда непонятно.
Это была во многом неразгаданная тайна, и до конца она так и осталась неразгаданной.
Где он воевал? С кем был в отряде? Кто видел его смерть? Как именно он погиб? Что случилось в день его гибели?
Понадобились годы и десятилетия, чтобы все это хотя бы приблизительно установить. Понадобились сотни интервью, тысячи писем. Один из биографов Гайдара, Борис Камов, написал об этом несколько книг – и все-таки в любом случае это была лишь реконструкция. Хорошая, честная, но реконструкция.
В книге Тимура Гайдара есть такая фотография – «С сыном Егором на могиле отца и деда. Канев, 1987 год». Два человека, один как всегда в морской форме, другой с застенчивой улыбкой молодого парня, возлагают венок к памятнику. Черкасская область, Украинская ССР.
Эта могила Аркадия Гайдара появилась в Каневе в 1947 году, лишь через два года после войны, и до сих пор в интернете всплывают «разоблачительные» статьи о том, что прах, извлеченный из братской могилы партизанами, на самом деле – не его прах.
Партизаны, конечно же, помнили, где похоронили своего геройского пулеметчика. Однако могилы этой при советской власти действительно не могло не быть. Такая могила была советской власти насущно необходима.
С конца 1940-х годов начинается сакрализация Аркадия Гайдара. Из очень сложного, яркого, талантливого, трагического человека начинают лепить советскую икону. Икону благостную и, в общем, несколько фальшивую в этой благостности.
Писать свою книгу об отце Тимуру было трудно. Причины понятны. Написать полную правду – сыну об отце – это вообще не так-то просто.
У сына всегда есть своя, совершенно особая правда.
Понимая это, Тимур писал в предисловии: «Про Аркадия Гайдара написаны книги. Хорошие – и мне самому кое-что объяснили… Другие рождали желание оградить образ отца от упрощения, лакировки, от неловких домыслов, даже если авторы руководствовались самыми добрыми намерениями».
Но есть и другая задача у книги Тимура, может быть, даже не до конца понятая самим автором.
Тимур, когда писал книгу об Аркадии Петровиче, еще не знал, кем же станет его любимый сын Егор. Но, вероятно, подспудно чувствуя значительность и масштаб его характера – искал те родовые, фамильные линии, которые этот масштаб потом смогут объяснить.
После чистопольского интерната Тимур поступает в школу юнг. Служит на Северном флоте, где, по воспоминаниям Ариадны Павловны (то есть по его собственным рассказам), очищает море от немецких мин. Море кишмя кишело неразорвавшимся железом. Здесь только что ходили боевые корабли. Здесь шла морская война.
На тральщиках и других судах, рискуя, как и вся команда, жизнью среди серых холодных волн, Тимур вместе с другими младшими офицерами и матросами чистил воду, вынимал мины, делал море мирным и думал: а вот этот мир – он надолго ли?
Конечно, никто тогда этого не знал.
Уже в 1947-м начался конфликт вокруг Западного Берлина, грозивший перерасти в новую войну между бывшими союзниками.
В 1949-м и 1950-м китайцы и наши отправили военных советников, офицеров и технику в Северную Корею, чтобы напрямую воевать с американцами.
В 1949-м, благодаря разведке, вскрывшей «манхэттенский проект», и благодаря своим великим ученым (Гинзбургу, Курчатову, Тамму, Сахарову и другим), СССР провел первое ядерное испытание. И ядерная бомбардировка советской территории стала невозможной – есть или нет у Советов система быстрой доставки бомбы, никто не знал (а ее, кстати, еще не было), но ситуация «безответного удара», как с Японией, перестала быть актуальной. И тем не менее ядерные удары планировались, обсчитывались, отрабатывались, испытания проводились.
…В общем, гайку могло сорвать в любом месте.
Тимур Гайдар после первого, Ленинградского военно-морского училища окончил еще одно училище – военно-политическое, факультет журналистики, и начал новый этап своей службы – в военной прессе. Своя газета была в каждом военном округе, на каждом флоте. На Северном, где Тимур продолжал служить, это была газета «Советский флот».