«Гибель империи» Егор Гайдар представлял в июне 2006 года в Высшей школе экономики. Он указал на две причины, побудившие его написать книгу. Первая – рост цены на нефть до опасных позднебрежневских величин, способных сильно расслабить политическую элиту страны. Второе – закрепление мифов о развале СССР, согласно которым экономические реформы обрушили великую державу. Оба пункта нуждались в объяснениях.
Мифотворчество разнообразно. Например, миф о возможности в России китайского пути. Сопоставлять Россию и Китай можно. Только если иметь в виду, что ВВП на душу населения в Китае в 1980 году был равен этому же показателю в СССР 1930 года. То же самое – с долей городского населения. Полвека отделяли одну страну от другой. Только в 1980-м Китай пошел по тому пути, от которого отказалась Россия в конце 1920-х: «И А. Рыков, и Н. Бухарин предлагали сохранить частное крестьянское хозяйство, добровольную коллективизацию, финансовую стабильность, развитие рыночных механизмов при политическом контроле коммунистической партии». Но сталинская индустриализация опрокинула их планы.
«Дата краха Советского Союза для меня ясна, – говорил тогда Гайдар. – Это не август 1991 года и не декабрь 1991-го. Это 13 сентября 1985 года, когда министр нефтяной промышленности Саудовской Аравии шейх Ямани объявил, что Саудовская Аравия радикально меняет свою нефтяную политику, перестает сдерживать добычу и будет стремиться восстановить свою долю на нефтяном рынке. За следующие 6 месяцев нефтедобыча в Саудовской Аравии выросла в 4 раза. Цены на нефть в реальном исчислении упали примерно в 4 раза… Последние годы экономическая история СССР была длинным постскриптумом (к этому событию – А. К., Б. М.)».
А потом, иронизировал Гайдар в привычной для себя сдержанной интонации: «Советское руководство принимает ответственное и мужественное решение – крепко закрыть глаза, сделать вид, что ничего не происходит». Однако не замечать нехватку 40 миллионов тонн необходимого зернового импорта невозможно. Нужна валюта, получить ее теперь можно только за счет кредитных ресурсов. И Советский Союз начинает серию масштабных заимствований за рубежом. Но кредиты надо обслуживать, а с этим проблемы. Дальше ситуация пошла вразнос.
В «Гибели империи» каждая такая история разобрана до последней мелкой детали. Но книга не только и не столько об СССР – политэкономия краха Советского Союза лишь один из примеров неизбежной и безысходной неэффективности авторитарных режимов. Могучая держава Советский Союз в этом смысле ничем не отличалась от средневекового Испанского королевства: и здесь, и там – извлечение ренты, и здесь, и там – неразумные расходы, военные авантюры и… заимствования. Когда приток драгоценных металлов сокращается, цены растут, доходы казны снижаются, невозможность вернуть кредиты приводит к череде банкротств: «История Испании XVI–XVII веков – пример державы, которая пережила крах, не потерпев поражения на поле брани, но рухнула под влиянием непомерных амбиций, основывавшихся на таком ненадежном фундаменте, как доходы от американского золота и серебра».
«Развитие событий в СССР в последние годы его существования демонстрирует, сколь важно, вырабатывая экономическую политику, учитывать долгосрочные риски, оценивать принимаемые решения не только с точки зрения годовой или трехлетней перспективы, а на десятилетия вперед».
После второй отставки в 1994-м Гайдар никогда больше не занимал официальных постов в исполнительной власти – он работал только в парламенте. И тем не менее по-прежнему считал себя ответственным за всё.
Об этом свойстве Егора хорошо написал Борис Немцов: «У Гайдара есть проблема – синдром премьер-министра. Ему, например, предлагают сделать бюджет или написать концепцию налоговой реформы, и он относится к этим предложениям так, будто остается главой правительства, – очень и очень ответственно. Я его успокаиваю, убеждаю, что он не отвечает за нынешних чиновников и их странные шаги, что он свою голову на их дурацкие плечи не подставит. Но Егор Тимурович все равно будет делать так, словно на нем лежит весь груз ответственности».
…Кто-то заметил, что в 1997 году в правительстве Черномырдина роль премьер-министра играл Гайдар. Это сильное преувеличение. Идеологически и по составу это, конечно, могло бы быть его правительство. Кабинет министров, чем-то похожий на правительство реформ 1992 года, – Немцов, Чубайс, Кох, Бойко, Сысуев и многие другие молодые реформаторы (по-прежнему остававшиеся молодыми, лет-то с 1992-го прошло немного). Снова в качестве «политической крыши» активный, вылечившийся после инфарктов и шунтирования Ельцин, новые министры решительны, образованны, инициативны. Но тем не менее это было именно правительство Черномырдина. Причем Черномырдина, сильно обеспокоенного ввиду обострившейся внутренней конкуренции в Белом доме. Черномырдина, скованного необходимостью политического маневрирования между олигархами, отраслевыми лоббистами и красной Думой.
…Инициатором прихода молодых реформаторов в правительство был Анатолий Чубайс. Алексей Кудрин, «выписанный» Чубайсом летом из Питера, докладывал на первом заседании ВЧК под председательством президента о задолженности перед пенсионерами на конец года в 16,3 триллиона рублей и недоимке предприятий в размере трети федерального бюджета. Кудрин взял на себя смелость сказать, что запланированный бюджет неисполним.
«Чем дальше шло время, – писал Ельцин в «Президентском марафоне», – тем яснее становилось, что первое черномырдинское правительство, сформированное им летом 96-го, решить экономические и социальные проблемы, навалившиеся на страну, не сможет».
6 марта 1997-го президент выступил с посланием Федеральному собранию с характерным названием «Порядок во власти – порядок в стране», одним из ключевых авторов которого был Гайдар. Да, прямо как в октябре 1991-го, когда Борис Николаевич объявлял на съезде депутатов о начале реформ. Восстановление порядка спустя пять с небольшим лет виделось в «энергичном завершении экономических, социальных, правовых реформ». То есть в завершении реформ того периода, гайдаровского.
7 марта 1997 года Чубайс возвращался в кабинет министров с фактически гайдаровским (или федоровским, образца 1993 года) мандатом: первый вице-премьер и министр финансов.
Потом начались назначения вице-премьеров и министров. Ушли члены правительства, состоявшего из несовместимых персонажей, – от Олега Лобова (его Ельцин снова вернул в правительство в 1996-м) до Владимира Потанина. Кроме свежей крови в лице, например, нового вице-премьера по социальным вопросам и бывшего мэра Самары Олега Сысуева, в правительстве прошли назначения как бы второго ряда, но чрезвычайно показательные, поскольку в новых условиях была крайне важна роль заместителей министров. Первым замминистра труда стал Михаил Дмитриев, первым замминистра финансов – Сергей Игнатьев, еще одним первым замом Чубайса – Алексей Кудрин, покинувший пост руководителя контрольного управления администрации президента. (Новым шефом этого управления стал Владимир Путин.) Первым замом аппарата правительства – контролером прохождения реформаторских решений – Сергей Васильев.
Министром экономики и зампредом правительства был назначен Яков Уринсон. Евгений Ясин стал министром без портфеля – за ним числилась идеология реформ, причем не краткосрочных, а долгосрочных. Разрабатывалась она в Комиссии по экономической реформе. Одну из ключевых ролей в их формулировании сыграл как раз Михаил Дмитриев. Ну и, наконец, еще один первый вице-премьер – Борис Немцов.
Казалось бы – не правительство, а мечта Гайдара…
Всегда сомневающийся Сергей Васильев оценил, правда, это решение (о двух первых замах Черномырдина) жестко: «Идея была совершенно дурацкой: ЧВС почувствовал себя обложенным со всех сторон и затаил обиду, так что его отношения с Чубайсом в новом кабинете министров… стали намного хуже, чем в 1995 году».
Тем не менее 20-процентный секвестр расходов состоялся, макроэкономические показатели улучшились. Гайдар же довольствовался ролью гуру, стоящего чуть в стороне, но созерцающего результаты своих трудов.
Однако правительство, почти одолевшее «красных директоров» и даже выжавшее дополнительные платежи в бюджет из Газпрома (и это при живом ЧВС!), внезапно подорвалось на борьбе с олигархами. Точнее, настоящей войне с ними. Войне, получившей название «информационная», или «банковская».
В июле 1997-го состоялся аукцион по продаже блокирующего пакета акций государственной телекоммуникационной компании «Связьинвест». Победителем стал консорциум, в котором участвовали и иностранные компании, во главе с ОНЭКСИМ-банком.
Как вспоминал Альфред Кох, занимавший в то время пост главы Госкомимущества, «ровно в 17:00 в присутствии представителей обеих сторон конверты были вскрыты, выявили победителя, который предложил 1 миллиард 875 миллионов долларов против 1 миллиарда 710 миллионов, заявленных проигравшим консорциумом… Эпоха “джентльменских соглашений” между олигархами-банкирами закончилась, настало время честной конкуренции».
Проигравшие, то есть предложившие меньше денег за пакет, сформировали уже другой консорциум – информационно-боевой, во главе с Владимиром Гусинским и Борисом Березовским. Они начали войну с «младореформаторами».
Аукцион еще раз выявил базовую проблему политэкономической системы страны. Спустя год после этих событий Гайдар говорил: «Этой проблемой неизбежно должна была стать проблема взаимоотношений собственности и власти, проблема обеспечения равенства правил игры, ликвидация того неоправданного положения, при котором власть и собственность слишком тесно переплетены… Результатом масштабной информационной войны стало новое ухудшение отношения к реформаторам и демократам, резкое снижение популярности и рейтинга Бориса Немцова, против которого была развязана кампания откровенной травли, и в конце концов невозможность продолжения работы правительства в том составе, в котором оно было сформировано в марте 1997 года. На все это наложился финансовый кризис в мире, кризис в Юго-Восточной Азии».