Артель преследовали, собирались закрыть совместными усилиями обкома партии Коми АССР и Министерства цветной металлургии. К делу подключились правоохранительные органы и партийная печать: «Печору» громили в «Социалистической индустрии».
Лацис и Гайдар решили заступиться за «Печору». «Коммунист» опубликовал письмо в защиту артели, но на этом не остановился.
«В событиях 1986—87 годов, связанных с нашей артелью, – писал позднее Туманов, – обнаружилось противостояние двух принципиально разных пониманий перестройки и ее целей… Вдруг оказалось, что популярный журнал, считавшийся знаменем демократии и перестройки (речь, понятно, об «Огоньке». – А. К., Б. М.), в этой ситуации побоялся печатать очерк о нашей артели, а теоретический журнал ЦК КПСС, ортодоксальнее которого, казалось, быть не может, открыто выступает в защиту “Печоры”…
Мы стали понимать, что размежевание в обществе не на поверхности, не в формальной принадлежности к той или другой политической группировке. Граница проходит через все гражданские институты, в каждом из них раскалывая людей на жаждущих перемен и обеспокоенных ими…»
В том-то и был смысл «коллективного Сахарова», придуманного Горбачевым в ходе перестройки: что не смогли сказать в одном издании, говорили в другом. То же самое, кстати, было со знаменитой статьей Гдляна и Иванова: ее сначала не напечатали в «Комсомолке», но редакторы передали ее в «Огонек», где она и вышла в свет. В любом случае свободное слово просачивалось на страницы изданий.
Туманов подал в суд на «Социндустрию»: газета, обвинявшая главу артели в том, что он записной уголовник, процесс проиграла – помог в том числе и запрос «Коммуниста» в прокуратуру, подписанный Лацисом. И это несмотря на то, что «Социндустрии» удалось организовать письмо аж шести отделов ЦК КПСС против артели.
Журнал «Коммунист» очень серьезно занимался проблемой артели «Печора»: посылал людей в командировки, заказывал экспертизы и отзывы, Егор завел специальную папку, посвященную этой теме. Журнал подготовил материал о новой артели Туманова в Карелии, где она начала строить дороги, – произошло это опять-таки благодаря позиции Лациса и Гайдара, которые вывели Вадима Туманова на зампреда правительства.
Вот как об этом вспоминал Отто Лацис: «Артель выполнила втрое больше работ, чем государственный трест, имея столько же рабочих и вдесятеро меньше управленцев, чем в тресте. Гайдар послал в командировку в Карелию двоих внештатных авторов своего отдела – одним из них был, помнится, Константин Кагаловский (он вошел в команду Гайдара, затем стал представителем России в МВФ. – А. К., Б. М.). Статья об успехах артельной организации производства стояла в номере, когда в кабинете Биккенина (нового главного редактора «Коммуниста». – А. К., Б. М.) раздался звонок телефона кремлевской АТС».
Звонил Горбачев. Он выразился в том смысле, что журнал правильно поддерживает новую форму организации производства, но – «защищаете не того человека, которого надо защищать». Судя по всему, в битву против Туманова включился сам Егор Кузьмич Лигачев.
Статью об артели пришлось снять из номера. Тогда Лацис отдал ее в «Известия», где она и была опубликована. А сама история с Тумановым стала иллюстрацией к тому, какая яростная борьба шла в советском истеблишменте и на какие компромиссы шел, маневрируя между элитными кланами, Горбачев.
Из мемуаров Туманова: «Со временем, когда Гайдар возглавит правительство России и начнет осуществлять реформы, как он их понимал, у меня будет решительное неприятие его экономической и социальной политики. Но это не мешает мне быть благодарным Отто Лацису и Егору Гайдару за их мужественное поведение в самые трудные для меня и артели времена.
Не могу умолчать и о поступке отца Егора Гайдара – контр-адмирала Тимура Аркадьевича Гайдара, человека, мною глубоко уважаемого. Когда “Социалистическая индустрия” не постеснялась упрекнуть меня в том, что я выдавал себя за участника войны, якобы не будучи им, Тимур Аркадьевич пришел к министру обороны Язову с судовой ролью, взятой из архива Дальневосточного пароходства, где значилось мое имя как члена экипажа, который в 1945 году принимал участие в войне с Японией».
Если говорить прямо – борьба Гайдара (вернее, обоих Гайдаров) и Отто Лациса спасла Вадима Туманова от новых неприятностей, возможно, от нового уголовного дела. Разоблачить и посадить «кооператора» тогда, в горбачевскую эпоху, было очень модно.
Гайдар в «Коммунисте», таким образом, оказался отнюдь не в «теоретическом» органе, а непосредственно на линии огня.
Если по поводу Туманова журнал жестко схлестнулся с отделом промышленности ЦК, с несколькими отраслевыми генералами и вторым секретарем ЦК Лигачевым, то вскоре Егору Гайдару пришлось вступить в схватку едва ли не с целым Советом министров.
В «Коммунисте» Гайдар впервые поднял тему, о которой до перестройки не было принято говорить в открытой печати или обсуждать с трибуны широких собраний, – тему жизни не по средствам.
Да, это была та тема, о которой никогда публично в СССР не говорили – бюджетный дефицит. Превышение расходов над доходами.
Спорить с выводами статей экономического отдела «Коммуниста» было непросто: они все были основаны на официальных цифрах, проверявшихся перед выходом в свет номеров журнала в ЦСУ – Центральном статистическом управлении (а затем, после переименования, в Госкомстате) СССР.
Сначала, в середине 1988 года, появляется статья молодого экономиста из круга Гайдара Константина Кагаловского (того самого, которого Егор посылал в командировку разбираться с артелью Туманова) с характерным заголовком «Поджаться! Наболевшие проблемы государственного бюджета». Затем, уже осенью, Гайдар и Лацис публикуют статью с еще более простым названием, многое объясняющим – «По карману ли траты?». Они писали:
«Документы сессии (Верховного Совета СССР. – А. К., Б. М.)… не имеют прецедента за все послевоенные десятилетия: государственный бюджет утвержден с дефицитом. Как сообщил министр финансов СССР Б. И. Гостев, дефицит бюджета – не сегодня возникшая проблема, расходы государства опережали доходы на протяжении многих лет. Однако на сессиях высшего органа власти до сих пор об этом не было речи. Дефицит маскировался с помощью несложных приемов, преувеличивавших доходы бюджета… Теперь на сессии названа и сумма: Закон о Государственном бюджете определил ее на 1989 год почти в 35 миллиардов рублей, или свыше 7 процентов расходов бюджета».
Откуда же взялся этот дефицит, внутренний долг, как говорят экономисты?
Потенциальный успех так называемого «ускорения» (первой стратегической кампании, развернутой Горбачевым) виделся руководству страны в наращивании госинвестиций – с 1985 по 1986 год примерное втрое – особенно в машиностроение.
Это был структурный маневр государственными деньгами. Но давал ли он результаты? Вот цифры. В 1986 году при росте капиталовложений в эту отрасль на 15 процентов ввод основных фондов увеличился только на 3 процента, еще хуже ситуация стала в 1987-м. Машина государственных трат прокручивалась вхолостую. И при этом дефицит консолидированного государственного бюджета наблюдался уже в 1985-м – 2,4 процента ВВП. В том же упомянутом 1989-м бюджет был сведен с дефицитом в 8,5 процента ВВП, и то это было лучше, чем в 1988-м – 9,2 процента.
В своей статье Лацис и Гайдар простым языком объясняли природу цен, инфляции и пустых полок:
«…Если не удастся быстро поправить финансовое положение государства, то высокие темпы инфляции станут и нашей реальностью. По сравнению с этой перспективой взбудораживший все общество вопрос о двукратном повышении цен на мясо окажется не более чем частной проблемой. Правда, в условиях прямого административного назначения государственных цен инфляция проявляется не столько в росте цен, сколько в исчезновении товаров из продажи, но разве от этого легче?»
«Что такое крупный дефицит государственного бюджета в условиях нашей экономики? – продолжают Лацис и Гайдар. – Это значит, что часть выплаченных денег не будет обеспечена товарами и услугами. После того как люди потеряют надежду их отоварить, деньги осядут на сберкнижках, а затем, после заимствования их госбюджетом, будут использованы для финансирования еще одного канала или котлована».
…В 1978 году на сберкнижках советских граждан хранилось 120 миллиардов рублей, в кубышках – еще примерно 40 миллиардов, а товарной массой (причем не всегда проданной, то есть рассчитываемой только по стоимости) этот объем покрывался лишь на 40 процентов. Проще говоря, купить на эти деньги было нечего, ненужные никому товары залеживались на полках, а нужных – не было. А в 1986–1987 годах среднегодовой рост вкладов увеличился до 23 миллиардов рублей, в 1988-м – до 30 миллиардов. В феврале 1990 года секретарь ЦК КПСС Николай Слюньков будет бить во все колокола на пленуме ЦК: «За 4 года денежные доходы превысили расходы на покупку товаров, услуг, платежей и взносов почти на 160 миллиардов рублей… В результате вклады населения на счетах банков выросли в полтора раза, а наличные деньги на руках – на одну треть… Из 1200 ассортиментных групп товаров около 1150 попало в разряд дефицитных». Ну, если из 1200 «групп товаров» – 1150 купить проблематично, то значит, дефицитом становилось все?
Именно об этом за два года до Слюнькова и предупреждали Лацис и Гайдар. Именно это – деньги граждан, которые невозможно было потратить и которые шли на рытье котлованов и расплату государства по долгам – и называлось «денежным навесом», избавляться от которого Егору Тимуровичу пришлось методом либерализации цен.
Социалистическая экономика превращается в черную дыру, куда, как в котлован, проваливаются гигантские ресурсы, не дающие отдачи. Лацис и Гайдар показывают это на примере сельского хозяйства и мелиорации: «При существующих экономических отношениях реализуются проекты, которые не окупаются никогда, представляют собой чистый вычет из национального дохода, деньги, выброшенные на ветер…