…Спустя несколько месяцев Тимур Аркадьевич захотел познакомиться с новыми коллегами своего сына, пригласил их в ресторан и – с облегчением одобрил. Это была веселая молодая компания, которая сильно приглянулась Тимуру, а он в людях действительно понимал.
Из старых сотрудников «Коммуниста» в отделе остался лишь старожил редакции Владимир Алексеев. Он писал речи еще Брежневу и Косыгину.
Алексеев со смешком обучал молодежь правилам подлинного партийного поведения, а также рассказывал истории из «прошлой», более изобильной жизни номенклатуры, к которой теперь, как ни крути, относились эти молодые ребята, обладатели синих, низшего разбора пропусков в цековскую столовую.
Раньше, рассказывал Алексеев, меню в столовой было на двух страницах, теперь на одной. А иной раз готовили для простых работников аппарата мясо животного, убитого лично Леонидом Ильичом, – не пропадать же убиенным косулям и кабанам. Средний чек – был максимум рубль… А еда – как в ресторане. Золотые времена, вспоминал Алексеев.
Да, что уж говорить, получается, что они стали номенклатурой? С которой на страницах журнала сами же и пытались бороться? Это было не слишком уютно.
Словом, «Коммунист», пользуясь словами Пастернака, был «продуктом разных сфер». В этой идеологической коммунальной квартире кого только не было.
Ярошенко однажды громогласно выступил против потери времени на катание сотрудников редакции посреди дня в ту самую цековскую столовую в Никитниковом переулке (хотя «кататься», прямо скажем, было недалеко). С другой стороны – поесть в округе было просто негде. «Перестройку начни с себя». Однако не всем сотрудникам такой романтизм был по душе – кто-то ездить перестал, а кто-то, хмыкнув, продолжил.
Появлялись в «Коммунисте» и совсем странные для партийного издания люди: например, литературный критик Игорь Дедков.
Лацис в свое время пытался перетащить Дедкова в Прагу, в «Проблемы мира и социализма». Но назначение было заблокировано в силу полудиссидентской репутации Игоря Александровича, который еще в 1956 году стал лидером студенческого бунта в МГУ. Тогда после антисталинского доклада Хрущева группа самых сознательных студентов вышла на первую после смерти Сталина демонстрацию, требуя гласности и открытости от начальства.
У Дедкова был свой, вполне ясный мотив для работы в «Коммунисте». В апреле 1987 года он записал в дневнике: «В последние месяцы во всех устных выступлениях я поддерживаю новую, т. е. задержанную, литературную волну и вслух обсуждаю проблемы, связанные с нашим прошлым… Время решающее: или социализм будет возрожден в нашей стране, или – похоронен на долгие десятилетия и навсегда; отношение к сталинскому прошлому – это отношение к настоящему и будущему».
Дедков, так же как и Лацис, был живым воплощением духа «партизан 68-го», или даже еще 56-го, воплощением духа ХХ съезда.
Собравшись вместе, эти люди замахнулись на святое святых – само устройство советской экономической, и не только экономической, системы.
Статья «Нулевой цикл» Гайдара и Ярошенко была опубликована летом 1988-го. «Котлован» Андрея Платонова – символ этой экономики. В него закапываются деньги и усилия. Это исторически нагруженный знак тяжелого, иногда подневольного труда, симптом гигантомании, имитация реального хозяйствования. Выкапывание ямы, как и ее закапывание, – это тоже рост ВВП, только затратный и бессмысленный.
То, что метафорой статьи стал запрещенный при советской власти роман Платонова, что именно платоновский язык вошел в язык экономической публицистики, – очень характерно для тех лет.
Статья родилась из сплава журналистской и академической работы – сбора фактуры, цифр, экономического анализа, фактографической оценки. Из рассказов Гайдара о том, что такое экономика, что такое деньги. Из рассказов Ярошенко о том, что он видел собственными глазами. Из дискуссий с коллегами – в «Коммунисте», как и в любой живой редакции, их было много.
Разговаривая, дискутируя, как и в любой живой редакции, иной раз выпивали. Самым важным в редакционной жизни, по мнению Ярошенко, и были именно эти дискуссии.
Установили дежурство – каждый, независимо от редакционных регалий, в том числе и Гайдар, держал в свой час очередь в винном отделе гастронома на Волхонке по соседству с «Коммунистом» и Музеем изобразительных искусств, на «ступеньках» (очереди в винный магазин стояли при Горбачеве страшные).
…По сути дела это было устное обсуждение, репетиция будущей главной книги Гайдара об экономической истории – «Долгое время».
Да, Егор был тогда поразительно продуктивен: статьи, диссертация, книга «Экономические реформы и иерархические структуры». Неповоротливый издательский процесс не поспевал за его работами: те же «Иерархические структуры» основаны на анализе примерно 1988 года, а книга вышла в издательстве «Наука» в 1990-м. Опоздала на два года…
«Разумный человек не может выступать в принципе против производства минеральных удобрений, гидроэнергетики или орошения, – писали два молодых автора «Коммуниста» в статье «Нулевой цикл». – Но если бурный рост объема ресурсов, вовлекаемых в эти отрасли, сочетается с хроническим отставанием других, не менее важных видов деятельности, если к тому же это соотношение прямо противоположно современным мировым тенденциям прогрессивной структурной перестройки, впору задуматься о причинах и последствиях подобного распределения средств».
Ресурсам легче «перетечь» туда, где их проще всего освоить, – «вниз по склону, по закону наименьшего сопротивления, заполняя понижения, котлованы и каналы… Отраслям, для обеспечения производственной деятельности которых почти ничего не надо, кроме горючего, землеройной техники, цемента да запчастей, легче всего израсходовать средства. Андрей Платонов гениально угадал склонность формировавшейся системы хозяйствования к “котлованам”».
Заметим, что полный текст платоновского «Котлована» увидел свет в СССР буквально за год до опубликования статьи.
И дальше – примеры, примеры, примеры из множества отраслей. Тонны, километры, мегаватты, кубометры выкопанного суглинка. Вся гигантомания, которая в итоге зарывается в котлован «нулевого цикла», – метафора отживавшей советской экономики, исполина, мастодонта и динозавра, который мог продлевать существование только самому себе, самого же себя и обманывая.
Гайдар слой за слоем поднимает из геологических глубин образцы грунта этого «нулевого цикла», разглядывает их на свет – и вдруг дает панораму с птичьего полета.
В более поздней статье на английском языке, «Российская реформа», он писал о советской системе: «Это было общество с очень статичной экономической структурой. Например, распределение инвестиций по отраслям народного хозяйства оставалось неизменным из года в год. Если, например, считалось, что на АПК (агропромышленный комплекс. – А. К., Б. М.) следует выделять 25 % капиталовложений, то эта цифра оставалась той же самой и в 1970 или 1975 годах, и в 1980 и 1989 годах. Наиболее удивительный пример такого подхода – инвестиции в крупномасштабные проекты по перераспределению водных ресурсов и мелиорации. Каждый год требовалось затрачивать примерно одинаковые суммы как на ирригацию, так и на гражданское машиностроение, то есть, например, в десять раз больше, чем на средства связи».
И все-таки – это пока была всего лишь «экономическая теория». Тема для статьи, для дискуссии, для разговоров на кухнях. В целом-то жизнь протекала по-прежнему, в тех же формах и в тех же ритмах. Труднее было что-то добыть в магазинах, но все так же уютно падал московский снег, по улицам все так же бодро сновали черные «Волги», телевизор все так же радовал программой «Время». «Добрый вечер! Здравствуйте, товарищи! Сегодня Михаил Сергеевич Горбачев встретился с руководителями правительственных делегаций и секретарями братских партий стран – членов СЭВ» – так начиналась, например, программа «Время» от 14 октября 1987 года. Но сразу после прежнего официоза начинались настоящие новости…
В Москву стали приезжать настоящие западные рок-группы. Например, приехала группа «Скорпионс». Очень ждали в том 1989 году гастролей Майкла Джексона.
Впрочем, гораздо интереснее привозных рок-музыкантов стали свои, отечественные. Их, правда, сначала запрещали, срывали концерты, организаторов концертов пытались исключать из комсомола и даже сажать, но постепенно «Аквариум», «Машина времени», Цой стали практически законодателями мод. Возвращались эмигранты – Юрий Любимов, например, или Василий Аксенов.
Однако всё же чуть ли не главной новацией горбачевской эпохи стали обновление публичного лексикона, появление «свободных трибун», «дискуссионных клубов», наподобие московской «Перестройки» или ленинградской «Альтернативы».
«Экономисты дают концерты», как говорил в те годы ироничный Михаил Жванецкий. И действительно, статьи Николая Шмелева, Геннадия Лисичкина, Василия Селюнина, Юрия Черниченко в «Огоньке», «Новом мире» и других изданиях привели к тому, что на их публичных лекциях, которые всегда заканчивались «ответами на вопросы из зала», собирались сотни, а то и тысячи людей, а билеты на эти выступления было недостать. Этот «новый взгляд» на экономику воспринимался обществом как оглушительная сенсация. Слова «рынок», «инфляция», «бюджетный дефицит», «вымывание товаров» звучали как музыка! Впервые о проблемах пустых прилавков, падения экономического роста, низкой производительности, неэффективности капиталовложений можно было говорить интересно, а главное – открыто. И это стало интересовать огромную аудиторию!
«По вспыхнувшим надеждам, по глубине, откровенности и смелости обсуждения наших проблем последние два года – это время подлинного возрождения нашей общественной мысли, нашего национального самосознания, – писал, например, в нашумевшей статье «Авансы и долги» Николай Шмелев, и не где-нибудь, а в «Новом мире. – XXVII съезд КПСС положил начало революционным переменам в жизни нашего общества. И развернувшаяся в стране прямая, честная дискуссия по наболевшим экономическим проблемам – одно из важнейших проявлений этого процесса».