ь, эту волю к действию?
Избежать радикализации реформы невозможно, время для этого упущено: «В экономике за все надо платить. И на сегодняшний день плата за колебания, нерешительность, финансовую безответственность набежала немалая. Время, когда экономику можно было стабилизировать без тяжелых, непопулярных мер, ушло».
Гайдар нарисовал впечатляющую картину. Для тех, кто будет жить в стране в 1992–1994 годах, она окажется знакомой: «Свободные рыночные цены, балансирующие спрос и предложение, – прекрасный регулятор хозяйственных процессов. Лишь используя их, можно сократить ряды армии управленцев, занятых по всей стране распределением дефицитных ресурсов, сделать рубль – полновесным, а прилавки – полными. Но достоинство таких цен проявляется при одном непременном условии – финансовой стабильности. Когда же в стране бушует инфляция, общий уровень цен быстро растет, резко и непредсказуемо изменяется соотношение цен различных товаров, вся система рыночного экономического регулирования приходит в расстройство. Доходы каждой социальной группы оказываются в прямой зависимости от того, насколько действенно она может нажать на правительство, банки, в какой мере способна подкрепить свои требования реальными угрозами. Тот, кто отстает в этой гонке, проигрывает. Попытки затормозить рост цен административными методами приводят к крайне неблагоприятному сочетанию высокой открытой инфляции и дефицита. Возникает ситуация экономической нестабильности. Энергия предпринимателей переключается на спекулятивные операции».
В сущности, эта статья, опубликованная в апреле 1990-го, стала частью поддержки программного документа. Документ этот был подготовлен сотрудниками академика Леонида Абалкина, назначенного зампредом Совмина Союза, – Евгением Ясиным и Григорием Явлинским.
…В чужом для него воздухе «Правды» Егор впервые задумался о том, какова же его собственная роль в этом движении чудовищной махины вперед, к катастрофе. А то, что катастрофа неизбежна, было ему очевидно.
В том же 1990 году один из его учителей, академик Станислав Шаталин, предложит Гайдару присоединиться к разработчикам программы «400 дней» (которая вскоре будет объявлена Ельциным как программа «500 дней»).
Он, подумав, отказался. Это ему припомнят «яблочники» Явлинский, Задорнов и Михайлов, когда он со своей командой придет на их место в российское правительство. Отказался – но почему?
Начиная с 1983 года – еще со времен ВНИИСИ – он вместе с коллегами принимал участие в составлении справок, «материалов», «концепций» для разнообразных правительственных комиссий. Перед его глазами прошли три, если не четыре попытки этой самой «экономической реформы».
Помимо собственных научных работ, книг, статей, он написал сотни страниц – туда, в этот бездонный колодец. Эти страницы должны были помочь руководству страны в проведении реформ, о которой теперь писали и говорили все вокруг.
Однако за все эти семь лет главные руководители страны (а их за эти семь лет было трое) не приблизились к цели ни на шаг. А ситуация постоянно ухудшалась.
…В дальнейшем мы расскажем, с какими мучениями рождалась итоговая программа экономической революции, какую роль играли в этом Гайдар и другие экономисты.
Однако именно в том, 1990 году (как бы предваряющем все главные события) ему впервые пришлось задуматься – так откуда же возьмется эта самая воля?
Политическая воля, как необходимое условие вывода страны из тупика. И самое главное – кто именно будет все это делать? Кто совершит эти давно назревшие поступки?
Кстати, из «Правды» он ушел. В самом конце 1990-го Гайдар возглавил Институт экономической политики (впоследствии Институт экономики переходного периода) – экспертный коллектив, который хотя формально и был подчинен Академии народного хозяйства и одновременно Академии наук, но был хозрасчетным и собирался брать заказы не только у правительства, но и у «частного сектора». Предложил Гайдару возглавить Институт академик Абел Аганбегян, которого он хорошо знал по совместной работе в самых разных рабочих группах, готовивших так и не состоявшуюся горбачевскую «экономическую реформу».
Мы уже писали, что в Егоре Гайдаре пересеклись две наследственные линии, два типа личности – Аркадия Гайдара и Павла Бажова.
Если не считать нескольких юношеских эпизодов, линия Бажова, то есть «мамины гены», в судьбе Егора долгое время была определяющей. Это была линия человека кабинетного, который выстраивает свой мир вокруг письменного стола, в работе над рукописями, в благодатной тиши библиотеки. Это был тип человека книги, погруженного в свои идеи и ученые занятия. Мир чистого интеллектуала, отнюдь не практика.
Да и сама жизненная стезя, выбранная Егором еще в юности, ничего другого не предполагала. По российской традиции (да и не только российской) экономикой и политикой в стране руководили именно «практики», крепкие хозяйственники – при царе бывшие губернаторы, полицейские министры, после царя – секретари обкомов, партийные работники. Эти самые российские «практики», то есть люди грубоватые, решительные, умевшие говорить с народом, хитрые и всегда тонко чувствующие конъюнктуру, целую типологию которых вывел Салтыков-Щедрин в «Истории одного города», – именно они-то всегда, во все века и брали на себя ответственность за принимаемые решения, за страну. Тип начальника в российских условиях (и, повторимся, не только российских) – это совершенно особый, уникальный тип человека, с огромной жизненной силой, волей, с огромным запасом выживаемости в любых условиях, умеющего идти напролом и через многие человеческие жертвы. Исключений было немного, и, может быть, лучше бы их и не было вовсе: последний царь с его ужасной судьбой, замкнутый в психологическом коконе своих семейных проблем, и его антипод Ленин – фанатик, лишь приблизительно способный называться интеллектуалом, в результате кровавого переворота оказавшийся у власти.
Словом, Гайдар никогда даже не думал о том, что сможет обнаружить себя внутри коридоров власти. Не рядом с ней, в качестве «умного еврея при губернаторе», советника, эксперта – а именно внутри.
Однако в его эпоху «губернаторы» – один за другим – оказывались поверженными, раздавленными турбулентностью истории, этим мощным стихийным потоком событий, который возник и окончательно оформился в начале 1990 года.
Премьер Рыжков, премьер Павлов, российский премьер Силаев, сам Горбачев.
Стало понятно, что в известной российской традиции что-то не работает, что-то происходит не так. Опытные прагматики, крепкие хозяйственники, циничные администраторы – все они сметаются с доски, все они не имеют политической воли, для того чтобы принять, как считал Гайдар, единственно возможные решения. А значит…
Вот в этот момент, возможно, в нем возобладала другая «линия» – гайдаровская. Собственно, в чем она состоит? Человек оказывается внутри события и не может выйти из него в более безопасное место. Этого не позволяет ему само устройство личности. Он берет на себя ответственность за развитие событий – будь то бой с врагом, будь то экономическая катастрофа.
Впрочем, и тут все не так однозначно. Обе наследственные линии в случае Егора не были столь уж противоречивы, диаметрально противоположны, больше того, они образовали в какой-то момент некое гармоничное единство.
Если мы снова внимательно вглядимся в биографию Павла Бажова, то увидим – до своих «Уральских сказов», чем только он не занимался: писал эсеровскую крестьянскую программу, учил детей, избирался на всевозможные съезды советов, выполнял задания райкома, редактировал, писал «историю фабрик и заводов», набирал огромное количество фольклорных материалов.
А затем… когда жизнь его почти висела на волоске, начал писать свои «сказы». И это определило всю его дальнейшую судьбу. 12 коротких текстов.
Возможно, и Егор Гайдар всю предыдущую жизнь готовился к написанию главных своих текстов – указов, которые стали важнейшими свершениями в его судьбе.
Но тогда, в 1990-м, он задумался о том, что в истории могут возникать ситуации, когда отнюдь не «начальник» становится политиком, а обычный интеллектуал. Человек, призванный историей из своего кабинета. Человек книги.
Для этого, правда, необходим ряд условий.
Первое. Такой политик должен опираться на исторический вызов, на огромный запрос общества.
Второе. У него должны быть сильные союзники.
И, главное, третье. У него должна быть ясная прозрачная программа.
Глава пятая. Человек ниоткуда
Когда Горбачев в 1985 году возглавил КПСС и провозгласил перестройку, студенту из Барнаула Володе Рыжкову исполнилось всего 19 лет. Это был высокий парень в круглых очках, с веснушками и большими ушами. Он учился на историческом факультете, и его очень интересовала современная история, «белые пятна», как тогда говорили. Он до дыр зачитывал журнал «Огонек» с новыми публикациями, жадно проглатывал Солженицына, читал толстые журналы, словом, все, что мог достать. «Вы не представляете себе, что тогда творилось, журнал “Новый мир” с “Колымскими рассказами”, “Дети Арбата” в “Дружбе народов” – не хватало уже полуторамиллионных тиражей!»
«…А мы, историки, мы создали такую неформальную группу под названием “Устная история”. Чем мы занимались? Мы брали катушечный магнитофон, ездили по алтайским деревням, находили древних старушек, и древние старушки нам рассказывали, как проходила коллективизация, как проходили сталинские репрессии, как забирали мужиков на войну. Это был такой проект “Устная история”, где записывались реальные воспоминания людей».
«…И поразительным образом, – рассказывает Рыжков, – мы провели первый массовый митинг в Барнауле. Это был 87-й год. Еще при Горбачеве, при советской власти. Нам выделили на окраине Барнаула хоккейный стадион “Мотор”. И вот на этом стадионе собралось тысячи полторы народу и, знаете, какой был главный лозунг? “За свободную подписку на журналы!” Вот с этого все началось, и потом из этого “Политцентра” выросло “Общество содействия перестройки”. А потом, в 91-м году, после путча, когда Ельцин пришел к власти и стал назначать губернаторов, один из наших кандидатов, депутатов Верховного Совета России – стал губернатором Алтайского края и пригласил меня… 91-й год – мне было 25 лет. И вот он пригласил меня первым вице-губернатором, отвечающим за внутреннюю политику Алтайского края. Таким образом в 25 лет из неформала и одного из лидеров демократической оппозиции я стал вице-губернатором Алтайского края, ответственным за всю внутреннюю политику, а через 2 года принял участие в выборах в Госдуму».