…О перестройке и 90-х существует немало легенд. Одна из них: партийная «номенклатура» (чиновники и бюрократы) осталась у власти, захватила собственность, дальше понятно. О том, как это было на самом деле – говорят нам биографии политических деятелей той эпохи.
Рыжков был избран в Госдуму в 1995 году и стал ее первым вице-спикером. Рыжков вел в федеральном парламенте сессии, организовывал согласительные комиссии и парламентские расследования, составлял регламент, принимал бюджеты, в общем, как ни крути, «социальный лифт» у него оказался куда круче, чем у многих партийных бюрократов 80-х.
Владимир Рыжков упоминает первого алтайского губернатора В. Ф. Райфикешта, который вначале стал депутатом, а потом возглавил свой край в 1991 году (он был председателем совхоза). Тоже пример огромного прыжка через все иерархические лестницы.
Но, наверное, наиболее ярким молодым губернатором в России был в то время Борис Немцов.
«…Я учился на отлично и шел на золотую медаль, – пишет Немцов в книге «Исповедь бунтаря». – Однако медаль мне давать не хотели, потому что учителя просекли, что я политически неблагонадежен. Это сегодня звучит смешно, а я оканчивал школу на пике социалистического застоя, в 1976 году. И в характеристике, которую я должен был предоставить при поступлении в университет, директор написала: “политически не устойчив”. В те годы с подобной характеристикой поступить в университет было невозможно, потому началось долгое выяснение отношений между университетом и моей школой. Наконец, директор смягчила приговор на “позволяет себе политически непродуманные высказывания”. Это уже давало мне шанс стать физиком.
…Я начал свою политическую деятельность во второй половине 1980-х, причем начал не с политики, а с экологии. В Нижнем Новгороде коммунисты затеяли строительство атомной котельной – “атомной станции теплоснабжения” (ACT). Они предлагали нагревать воду в атомных реакторах и потом через систему теплообменников эту воду под высоким давлением закачивать в нижегородские дома. Поскольку страна на тот момент была безмолвна, никто никого ни о чем даже не собирался спрашивать – стали строить. Однако Нижний – по сути своей город не рабский, у нас появилась общественная организация “За ядерную безопасность”, главной задачей которой было не допустить строительства этой самой котельной. Даже моя мама стала собирать на площади имени Горького подписи против этого проекта. Собственно, благодаря матери я и пришел в политику. Она все время мне твердила одно и то же: “Вот ты занимаешься никому не нужной наукой, а у нас тут собираются ядерную котельную строить. У тебя совесть есть?”».
…Вот так – с митингов и сбора подписей – началась карьера Немцова – депутата, губернатора, первого вице-премьера и практически официального «преемника» президента Ельцина в 1997–1998 годах.
С таких же экологических требований начал свою предвыборную кампанию профессор Анатолий Собчак в тогда еще Ленинграде.
Он достал мегафон и стоял по утрам у станции метро, когда на работу валом валил трудовой народ – агитировал сам за себя. Раздавал листовки и приглашал на предвыборные митинги (Собчак выставил свою кандидатуру на первый Cъезд народных депутатов). Не раз и не два на него пытались давить – и друзья, и хорошие знакомые, и начальство: брось, прекрати, зачем тебе неприятности, ты же все равно проиграешь. Но он упрямо «лез на рожон» и стал одним из первых демократически избранных мэров в стране.
Сегодняшние яркие оппозиционеры ХХI века склонны забывать все эти истории, рассуждая о «партийной номенклатуре», которая воспользовалась итогами перестройки. Между тем практически вся политическая элита 90-х пришла во власть именно таким путем. Без всякого «разрешения» и без всякой помощи со стороны горбачевской КПСС. Компартия активно и дружно ненавидела всех этих выскочек, готова была сожрать их с потрохами, использовала все традиционные ресурсы в борьбе с демократами – от слежки и прослушки до черного пиара, от пропагандистских листовок до тотальной мобилизации советской «общественности».
…Не помогало.
Разбуженное общество само двигало наверх своих лидеров, неформалов и бунтарей.
Демократы в 90-е занимали порой такие должности, которые даже в условиях революции, по идее, должны были бы достаться лояльным новой власти опытным управленцам и профессионалам прежней школы.
…Так, например, первым главой администрации президента Ельцина стал вначале Юрий Петров, бывший первый секретарь Свердловского обкома партии, опытный бюрократ, которого Борис Николаевич поставил на тот пост, где требовались его прежние навыки и умения – способность «организовать процесс», хладнокровие и здравый смысл.
Однако Петров на своей должности просидел чуть менее года. Его место занял Сергей Филатов.
Вот как сам Филатов описывает начало своей политической карьеры. Он работал в научно-исследовательском институте, который назывался ВНИИметмаш (Институт металлургического машиностроения), возглавляемом академиком А. И. Целиковым. Зная его общественный темперамент, коллеги по институту предложили ему баллотироваться в депутаты на российский съезд, который тогда, в 1990 году, избирался впервые.
«Хорошо помню всех, кто хотел избираться по нашему избирательному округу, но их по разным причинам не зарегистрировали. Значительно позже я понял, что этот округ берегли для секретаря горкома партии В. К. Белянинова. Он был генеральным директором нашего института… И мне было бы морально труднее с ним бороться, если бы он представлял себя в личном качестве, а не партийную систему, которая пыталась сохранить свое правящее господство. Тем не менее это был единственный, по-моему, округ, где было зарегистрировано всего два кандидата. В остальных – по шесть, восемь, двенадцать кандидатов…»
И Филатову, рядовому научному сотруднику, удалось победить. Причем победить своего бывшего начальника, который занимал в огромной Москве один из ключевых постов в системе партийной власти.
Сергей Станкевич – тоже депутат, кандидат наук, юрист, никогда до того не работавший чиновником – в то время инструктировал Филатова и других демократических кандидатов в Москве, как вести избирательную кампанию. Сам он вскоре станет вице-мэром, заместителем Гавриила Попова.
Примеров такой удивительной карьеры в 90-е было множество: десятки, сотни и тысячи.
«Тогда уже существовал Ленинградский народный фронт, – писал позднее Сергей Васильев, экономист, соратник Гайдара, баллотировавшийся в Ленсовет. – Мне выделили округ недалеко от места жительства в Ульянке. Кампания обошлась в тысячу рублей. Я мобилизовал студентов, которые стояли с транспарантами. А район тяжелый, потому что там дома Кировского завода, и моим главным противником оказался рабочий с завода. Он был уверен, что победа у него в кармане, однако в первом туре исключительно за счет консолидации протестного электората я его обошел: у меня 27 процентов, у него 23. Во втором туре было все серьезнее. Миша Киселев (сотрудник ФИНЭКа, был избран народным депутатом РСФСР. – А. К., Б. М.) предложил использовать технику шелкографии: делался трафарет, и можно было прокатать неограниченное количество листовок, причем ощущение такое, что они написаны фломастером, от руки… Лозунги были не слишком замысловатые: “Народный фронт поддерживает”; “научный работник знает, что делать с экономикой». В результате я выиграл: 53 на 39. В последний день технология была такая: листовки вешались на раскрывающиеся двери лифта. Конкуренты, когда ходят и сдирают листовки в подъездах, их не видят. А человек сел в лифт – и вот она здесь!
В то время в Моссовете было 450 депутатов, а в Ленсовете – 400. Ленсовет вообще стал “филиалом” Народного фронта – от него прошли 90 процентов депутатов. От коммунистов в Ленсовет попали считанные депутаты, только самые пробивные и ловкие».
Тогда же депутатом Ленсовета стал Петр Филиппов, основатель клуба «Перестройка», а депутатом Верховного Совета РСФСР – Михаил Дмитриев из клуба «Синтез».
…«11 июля 1989 года в Междуреченске (Кемеровская область) началась первая забастовка шахтеров, – рассказывает Игорь Кожуховский, впоследствии замминистра топлива и энергетики, – 14–15 июля она перекинулась на другие города. Я в тот момент работал на шахте, хотя я был инженер, молодой ученый, но так сложилась жизнь: за мои изобретения, за мои научные разработки мне на заводе не платили, и я ушел на шахту. Но в 1989 году началась забастовка на нашей шахте, и в нашем Орджоникидзевском районе, в Осинниках и Междуреченске. Народ вышел на улицы и с улиц уже не уходил. Забастовка на жаре, прямо на улице (там стояли, сидели, лежали сотни, тысячи людей), и в ее процессе выявились лидеры, которые управляли массами. Шахтеры стали требовать вполне конкретных вещей. Требовали, например, мыла. Для шахтеров это важная вещь, а его банально не было, не завозили – все было в дефиците в советское время. Но потом это быстро переросло в общее требование: самостоятельности шахт. Передать шахты трудовым коллективам, потребовать либерализации цен на уголь. Чтобы шахтеры могли получать за свой тяжелый труд адекватное вознаграждение.
…Ну, я вышел со смены, иду на автобус, чтобы ехать домой. Ничего не ходит, площадь заполнена людьми. “Игорь, иди сюда, надо помогать”. Вот так я и вошел в это движение. Я, как грамотный человек, стал работать с забастовочными комитетами по оформлению их требований, уточнял формулировки, вел переговоры, составлял протоколы, организовывал комиссии. Шахтерские забастовки – мощная штука, очень напугавшая тогда власти и сильно повлиявшая на всю ситуацию в стране. Кто нами тогда занимался? Щадов Михаил Иванович, наш “угольный” министр. Слюньков Николай Иванович, член Политбюро, секретарь ЦК КПСС по промышленности.
Они прилетели прямо в Новокузнецк – вышли на площадь с шахтерами, долго говорили… Забастовка же моментально перекинулась в другие регионы – в Воркуту, в Донбасс, в российское Приморье, в Казахстан, тогда все это был Советский Союз. Был создан вначале совет рабочих комитетов Кузбасса, потом на уровне Союза – координационный комитет. Затем наступило определенное затишье в конце 1989-го – забастовочный режим перерос в режим переговоров с правительством. Наступил 1991 год. Из всех наших протоколов практически ничего не было выполнено. Шахтеры требовали простых вещей: обеспечение шахтерских поселков продуктами, обеспечение уровня зарплат и социальных льгот. Тогда группа шахтеров во главе с Анатолием Малыхиным устроила голодовку в гостинице “Россия”. Прямо во время съезда народных депутатов СССР. Ночью мне в Кузбасс звонит Малыхин. “Игорь, все, что мы просим, они готовы сделать, но мы не знаем, что просить. Вылетай”. В общем, вот так я стал работать с правительством, с депутатами, с научным сообществом, со специалистами по угольной отрасли. Был создан в рамках переговоров с правительством межрегиональный совет по поставкам топлива. Уголь металлургическим предприятиям, в том числе крупнейшим, отпускали по бумаге, которую я подписывал. Это был такой переломный момент…