Егор Гайдар — страница 54 из 127

Здесь можно строить разные предположения, и ответ на самом деле знал только сам Михаил Сергеевич. Возможно, он решил «отложить экономику» до решения важнейших политических задач (подписания Союзного договора, например). Возможно, его категорически не устраивали уже обсчитанные темпы повышения цен, темпы безработицы, появление нового класса собственников и возможный при всем этом взрыв социального недовольства. Мы не знаем, мы можем строить только догадки.

Но факт остается фактом – он оцепенел, застыл как вкопанный.

Этот эпизод – подготовка экономической программы для президента СССР группой Петракова – Федорова – нашел свое отражение и в набросках Гайдара к книге «Дни поражений и побед»:

«В марте 1990 г. позвонил помощник президента Н. Петраков и попросил меня подъехать, глянуть на некоторые бумаги… Бумаги оказались важными. К тому времени скрытая внутренняя полемика Петракова с Рыжковым о направлении реформ становилась заметной, и Петраков, опираясь на экономический отдел ЦК, потом частично перешедший в структуру президентского аппарата, начал готовить свой блок программных документов. Большую и полезную роль в их разработке сыграл консультант этого отдела Борис Федоров».

Программа предполагала либерализацию цен, но – по еще существовавшим в то время возможностям – с предваряющими ее действиями: сокращением оборонных расходов, введением конвертируемости рубля, приватизацией. «Казалось, – писал Гайдар, – М. Горбачев тоже воодушевлен подготовленным проектом. Он то и дело приглашал к себе Н. Петракова, даже нетерпеливо звонил ему в машину, внимательно знакомился с документами. Думалось, вот-вот сейчас все начнется…»

Больше того, Егору Гайдару поручили подготовить проект речи – телевизионного выступления Горбачева, предваряющего принятие пакета реформ. «Должен признаться, – писал Егор, – никогда еще не работал с таким искренним увлечением».

…И вот удивительный документ, который Егор почему-то не опубликовал – возможно, из уважения к Михаилу Сергеевичу. Но документ абсолютно исторический – несостоявшаяся речь Горбачева по телевидению, написанная для него Гайдаром:

«Рынок нужен нам сегодня, чтобы раскрепостить человека, задействовать огромный творческий потенциал народов нашей страны, вернуть ей достойное место в кругу развитых государств, чтобы подвести экономический фундамент под начатые демократические преобразования, подорвать основу всевластия распорядительного аппарата, чтобы сделать прилавки наших магазинов полными, рубль полновесным, а жизнь советских людей обеспеченной».

Позднее, уже в двухтысячные, Михаил Сергеевич напишет книгу под названием «Союз можно было сохранить». Это вообще станет идефиксом его многочисленных статей и выступлений – Советский Союз можно было сохранить, если бы не августовский путч, если бы не деструктивная роль Ельцина, если бы руководители республик подписали новый союзный договор, и так далее, и так далее…

Возможно, Союз можно было бы сохранить (или хотя бы попытаться) – если бы тогда, в 1990-м, Горбачев произнес эти написанные Егором Гайдаром слова. И запустил, наконец, те реформы, которые умоляли его начать все привлеченные им группы экономистов. Да не то что умоляли, на коленях практически стояли.

Пройдет год (примерно год), и с этой речью, но уже в иной, катастрофической ситуации, выступит по телевидению Борис Ельцин…

Именно проект этой горбачевской речи показывает, что, во-первых, в то время еще была возможность начать реформы не с либерализации цен и, во-вторых, Гайдар уже тогда был искренним сторонником этой «мягкой» модели. Вот, например, еще одна цитата из той несостоявшейся речи:

«Завтра будет опубликован президентский указ, содержащий программу действий по подготовке перехода к рыночной экономике. Мы приступаем к ней сразу, но начинаем не с размораживания цен, а с кредитной реформы, резкого ужесточения государственной финансовой политики, демонополизации экономики. И только затем, в 1991 году… в массовом порядке будем переходить на свободные цены, балансирующие спрос и предложение».

Но это самое «завтра» так и не наступило.

Горбачев ознакомился с речью и, как писал Гайдар, «отложил в сторону».

Так и не были сказаны Михаилом Сергеевичем самые важные слова: «Отнюдь не все предусмотренные меры будут популярными, придется идти и на тяжелые, жесткие решения… Серьезность стоящих перед нами проблем требует не бесконечных колебаний, а хорошо организованной работы, направленной на их разрешение, если хотим выбраться из трясины бедности, слаборазвитости, в которую все сильнее затягивает нашу великую страну. Иного пути нам не дано…»

Да, наверное, это было ужасное чувство: наблюдать за тем, как страна все быстрее приближается к экономическому тупику, к обвальному финансовому кризису, а руководитель ее – такой интеллигентный, мудрый, любимый многими и пока еще достаточно популярный, прогрессивный человек – отбрасывает варианты спасения один за другим.

Верил ли Горбачев в огромные ресурсы плановой экономики, в то, что можно опять напечатать деньги и заставить старые механизмы работать? Искал ли он другой путь? Надеялся ли на иностранную помощь, на вливание западных капиталов? Мы не знаем. Вместе с экономистами той эпохи, авторами программ спасения СССР, от Маслюкова до Петракова, от Ясина до Явлинского, от Абалкина до Шаталина, мы можем лишь горько констатировать – ничего этого не случилось. Ничего не произошло.

План Петракова – Федорова провалился. Был отвергнут Горбачевым и Рыжковым. Гайдар сильно разочарован. Но надежды и иллюзии еще оставались у Ясина и Явлинского.

На заседании Президентского совета в мае 1990 года их программа была тоже отброшена за ненадобностью. Правительство возвращалось к идее административного пересмотра прейскурантных цен, о чем и было объявлено Рыжковым 24 мая 1990 года. Через несколько часов после выступления премьера продукты были сметены с прилавков.

27 мая 1990 года в «Правде» вышла еще одна важная статья Гайдара. Называлась она «Цены и рынок».

«Если предшествующий вариант правительственной программы (версия Ясина и Явлинского. – А. К., Б. М.) нередко сопоставляли с “планом Балцеровича”, – писал Гайдар, – то нынешний заставляет вспомнить Польшу начала восьмидесятых годов. Сочетание быстро растущих цен и сохраняющегося товарного дефицита – одна из самых неприятных форм развертывания инфляционных процессов. И уж никак не лучшая ситуация для становления рынка».


29 мая 1990 года Ельцин был избран председателем Верховного Совета РСФСР. Евгений Ясин вспоминал: «В Кремлевском дворце заседал Верховный Совет РСФСР. На второй или на третий день Ельцин, которого избрали председателем, выступил с речью и сказал: нам с Рыжковым не по пути, мы знаем, как пройти без потерь. Хотя, конечно, никакого плана у него не было. Но после этого мне позвонил из Верховного Совета РСФСР мой соученик Сергей Красавченко и спросил, что за программа такая – “400 дней”?»

Набросок «400 дней» Григорий Алексеевич показывал Егору Гайдару приблизительно в марте 1990 года. Тогда же появилась даже переведенная на английский версия программы.

Гайдар держался несколько в стороне от усилий Ясина и Явлинского.

Может быть, Егор чувствовал, что это не конец, а лишь начало какой-то долгой истории? О том, какой может оказаться роль Ельцина, он тогда, скорее всего, даже не задумывался. Он задумывался о другом: будет ли хоть какой-то результат у всех этих усилий?

Лето 1990 года – последняя, отчаянная попытка перезапустить советский экономический механизм.

Ясин присоединился к группе Шаталина – Явлинского. Группа экономистов с мандатом правительства Рыжкова по традиции работала в «Соснах» по Рублево-Успенскому шоссе.

«Маневрами Явлинского и Петракова были сведены вместе штабы Горбачева и Ельцина», – вспоминал Евгений Ясин. Было принято решение о создании совместной рабочей группы, но в результате образовались две.

Дискуссии между разработчиками союзной и российской программ шли весьма острые. Самим авторам было очевидно, что руководителями государства должна была быть выбрана одна программа. Были и ментальные, и психологические противоречия: союзная команда считала, что за ними стоит большой опыт управления хозяйством и производством, что они лучше знают, как в действительности работает экономика, и в качестве доказательства своей правоты пересчитывали, сколько у них в группе академиков и докторов. Группа Шаталина была уверена в другом – старые подходы уже умерли.

При всей сложности экономической ткани программ ключевые дискуссии – и это видно даже по записям заседаний политбюро, а затем Президентского совета – шли вокруг либерализации цен (российская версия) или административного их повышения (союзная).

Гайдар, обращая внимание на то, что подавленная инфляция уже переходит в открытую, пишет в «Правде» (статья «Две программы») о ключевом свойстве экономического мышления старого типа: «…безбрежный, розовый оптимизм в отношении возможностей сегодня назначать из Москвы цены по всему СССР. Авторы этой концепции не хотят видеть, как… вопреки протестам Госкомцен СССР Москва повышает цены на сигареты. Как формируется система коммерческой торговли, цены в которой в 5—10 раз выше государственных, в несколько раз ускорились темпы повышения цен на колхозных рынках».

1 октября на совещании у Горбачева снова звучит поручение Абалкину и Петракову продолжать объединение программ. В работе группы, которая уже стала механизмом по скрещиванию двух документов, принимает участие и Гайдар.

Но все это – уже конвульсии.


16 октября 1990 года Ельцин выступил с резким заявлением по поводу того, что союзный центр не принимает программу рыночных реформ («500 дней»). 17 октября Президентский совет СССР (при Горбачеве) обсуждал, как ответить председателю Верховного Совета РСФСР. О сути программы и уж тем более о ее реализации никто и не вспоминал. Выступающие разделились на «голубей» и «ястребов». Многие настаивали на жестких мерах – не в экономике, а по отношению к российским лидерам. Резче всех выступал Рыжков. Создавалось впечатление, что он на грани отчаяния: «Дело не в программе. Нужно показать власть! Снимать и снимать тех, кто ее подрывает, кто не выполняет решений. Иначе дождемся того, что всех нас в лучшем сл