Долг честных людей – восстановить законную власть и пресечь спланированный геноцид… Надо помочь депутатам собраться… и утвердить волю народа – результаты референдума.
Параллельно со Съездом созывается ВСЕНАРОДНОЕ ВЕЧЕ. Его цель:
– подтвердить выбор народа, сделанный на референдуме;
– положить конец антинародной политике и принять программу вывода страны из кризиса;
– утвердить Главу Государства и Правительство СССР, предложенное Съездом”.
На этот раз московские власти не возражали против проведения акции на Манежной площади – возможно, после вмешательства Верховного Совета и лично Хасбулатова, “расследовавших” события 23 февраля.
Организаторы потом уверяли, что на “вече” присутствовало более 350 тысяч человек. По оценкам милиции, их было около 100 тысяч. Тоже, впрочем, немало.
О характере речей, произнесенных на “вече”, можно судить хотя бы по выступлению бывшего офицера вильнюсского ОМОНа М. Войцеховского:
– Теперь мы, сотрудники вильнюсского ОМОНа, разбросаны по всей России… Все, все зубами скрипят и говорят: придет время… Будет еще литерный поезд. Отцы “демократов” валили лес, а они будут пни корчевать, к чертовой матери. И я попрошу назначить меня никаким не начальником, я попрошусь просто начальником литерного состава, и восемьдесят процентов они не доедут туда при попытке к бегству».
Здесь много интересных деталей.
Ну, например, а при чем тут вильнюсский ОМОН?
А это был тот самый ОМОН, который 13 января 1991 года захватил вильнюсскую телебашню, принимал участие в страшных кровавых событиях. И потом в полном составе выехал в Россию. О нем пламенный тогдашний «имперец» Александр Невзоров сделал целый фильм по Центральному телевидению. Вел героический репортаж прямо из телебашни.
Интересна и другая деталь – Съезд народных депутатов России под руководством спикера Хасбулатова уже тогда, в марте – апреле 1992 года, целиком и полностью встал на защиту красных демонстрантов. Тот самый съезд, который 28 октября 1991 года почти единогласно подписался под программой реформ Ельцина – Гайдара.
Ну и третье. Вокруг ненависти к этим реформам бурно шло объединение самых разных «флагов», идеологий, радикальных течений – от бывших коммунистов до лимоновцев – и это тоже показательно. Эдуард Лимонов говорил потом: «Мы тогда спокойно могли взять власть, в феврале – марте 1992 года, она сама валилась в руки».
Уличная война (следующий ее виток будет уже в мае 1993 года) постепенно закручивала в свою воронку все новых и новых людей.
Так или иначе, уже тогда, в феврале – марте, стало ясно, что эти разгоряченные головы и есть главный союзник и главная социальная опора съезда. Для врагов реформы, таких как Хасбулатов и Руцкой, которые уже довольно ясно к тому моменту высказались и проявили себя, эти уличные бойцы стали опорой.
Однако наступил апрель, и открылся официально Шестой съезд народных депутатов России.
Впервые в жизни на этом съезде Гайдару пришлось выступить перед такой огромной аудиторией (одних делегатов в зале было 1200 плюс журналисты и прочие гости). Зайти на трибуну, взять слово, прочитать речь и ответить на вопросы.
Прямо скажем – это было для него огромное испытание. Никогда раньше он не готовил себя к этой роли. Всегда мыслил себя (мы уже говорили об этом) только как «советника», «эксперта», «спеца», правительство свое тоже считал «технократическим», и вдруг выяснилось, как-то в одночасье, что кроме него некому держать ответ перед страной, никто не станет вместо него говорить ей правду, и никакие «социальные психологи» или «политические консультанты» ему не помогут. Их нет, а если и есть – все куда-то вдруг подевались. И уже не придется решать ключевые для России вопросы путем написания справок, концепций, программ или давая разъяснения ровным голосом в тиши кабинета.
А придется вот так – как есть. Старым дедовским способом. С трибуны.
И он вышел и срывающимся от волнения голосом начал рассказывать эту самую правду.
О том, как он волновался, выступая перед депутатами и на съезде, и до него, на Верховном Совете – в его книге, написанной по горячим следам, свидетельствует даже не текст, а подтекст. Видно, сколько внутренних сил Гайдар на это потратил и как он погружен в детали.
«Большинство парламентариев обожает задавать вопросы членам правительства. Во-первых, в отличие от законотворчества, это одно из самых интеллектуально необременительных занятий. Один дурак, как известно, может задать столько вопросов, что сто мудрецов не ответят. Во-вторых, это позволяет наглядно продемонстрировать избирателям, как их избранник заботится об их интересах. Особенно в 1991–1993 годах, когда парламентские дебаты в принудительном порядке транслировались на всю страну. Возникавшая по ходу обсуждения того или иного вопроса идея – а не вызвать ли нам сюда кого-то из членов правительства для разбирательства – практически всегда принималась на ура. Приспособиться к этому очень трудно. Такие вызовы на ковер происходят, как правило, внезапно, в то время, когда у тебя совершенно другие важные планы. Причем вопрос, вдруг возбудивший страстный интерес, может быть самым неожиданным и, на твой взгляд, скажем, отнюдь не самым важным для работы правительства на сегодняшний день… Позже, с опытом, понял – лучше настоять на переносе обсуждаемой темы, и, если уж идешь в Верховный Совет, обязательно надо выкроить хотя бы полчаса, чтобы спокойно собраться с мыслями, подготовиться. Поначалу, когда появлялся в Верховном Совете, депутаты стремились увеличить время ответов на их вопросы до максимума. Но потом сообразили: если задаешь вопрос на темы, связанные с экономикой, желательно хоть что-то понимать в предмете, о котором спрашиваешь. Иначе неизбежно перед всей страной, перед своими же избирателями будешь выглядеть полным идиотом. Конечно, от моей гиперюношеской памяти к этому времени остались жалкие крохи, но в общем, если ты постоянно “варишься” в экономике, суть того, что стоит за той или иной проблемой или цифрой, держать в голове не так уж трудно.
Мне кажется, у коммунистов пропала охота задавать мне слишком много вопросов после того, как в ответ на какое-то вполне демагогическое замечание о состоянии здравоохранения я провел с ходу подробный анализ динамики заболеваемости по основным группам болезней на протяжении последнего года. А когда лидер думских аграриев Михаил Лапшин был публично уличен в полном непонимании разницы между учетом зерна в амбарном и бункерном весе, стало ясно – оппозиция опозорена. И потом при каждом моем выступлении по рядам коммунистов и их союзников проносился шепоток: “Гайдару вопросов не задавать”. Честно говоря, это была одна из маленьких, но приятных побед».
В уникальной ситуации российских реформ, когда в руинах лежали и государство, и финансовая система, Гайдар невольно искал прецеденты, корни, то, на что можно было бы опереться.
В союзники он взял творца немецкого экономического чуда Людвига Эрхарда. В 1997 году ему исполнялось 100 лет, и на конференции, посвященной его памяти, Гайдар делал доклад. Вот тут он впервые открыто рассказал о сходстве и о разнице реформ в послевоенной Германии и посткоммунистической России. Эрхард, как и Гайдар, боролся за отмену «принудительного хозяйства» (Zwangswirtschaft, у нас оно называлось «плановым»). Эрхард, как и Гайдар, был вынужден избавляться от накопленного навеса обесцененных денег (Gelduberhang). Немецкий реформатор, как и российский, считал, что «инфляция при замороженных ценах парализует экономику».
Летом 1948 года директор Хозяйственного управления Бизонии (западной оккупационной зоны, подконтрольной Великобритании и США) Эрхард делал примерно то же самое, что и Гайдар в январе 1992 года, только у Гайдара не было возможности заменить старые деньги на новые – бывшие союзные республики продолжали эмитировать рубли. Существенная разница состояла и в том, что иностранная помощь в рамках Плана Маршалла в Германии была гораздо более последовательной и масштабной, чем очень слабая и очень малая финансовая поддержка российских реформ со стороны международного сообщества. А вот ругань в адрес архитектора немецких реформ, который потом был признан чуть ли не чудотворцем, была очень схожей: «…с самого начала мы не имели никакого доверия к политике господина профессора Эрхарда»; «Мы предостерегали от темпа, с которым господин директор Управления по делам хозяйства хотел пойти по пути отмены предписаний, касающихся принудительного распределения и твердых цен»; «Мы предостерегали от прыжка в холодную воду»; Эрхард – «защитник стяжателей и спекулянтов».
«Величайшая заслуга Эрхарда в том, что он шел против течения», – говорил Гайдар.
Впрочем, главное отличие эрхардовских и гайдаровских реформ – Эрхарду все-таки дали завершить абсолютно все, что он хотел сделать. В запасе у него было не несколько месяцев, а несколько лет, в целом же – больше десятилетия. Не говоря уже о том, что его карьера была увенчана постом федерального канцлера ФРГ.
И уж точно он не работал в условиях фактического двоевластия.
Так что же Егор сказал тогда, в апреле 1992 года, на трибуне Шестого съезда? Чем он им ответил?
Вот некоторые цитаты:
«Набравшие собственную деструктивную инерцию процессы в сфере материального производства нельзя было остановить по мановению волшебной палочки. За резко упавшим уже к осени 1991 года сокращением производства стоят и развал связей с Восточной Европой, и ухудшение условий торговли с государствами Содружества, и упавший импорт, и уже износившееся оборудование. Да и за саму финансовую стабилизацию, как известно, практически всем и везде в мире приходится довольно дорого платить падением производства. Предполагать, что вслед за либерализацией цен немедленно начнется индустриальный подъем, могли лишь безграмотные авантюристы.
…Да, масштабы повышения цен в январе оказались большими, чем мы предполагали, а падение уровня жизни – более резким. Вместо постепенного разгона темпов инфляции в январе – феврале мы получили их резкий скачок за первые три недели января, после чего наступил период относительной стабилизации цен, продолжавшийся с конца января примерно до конца февраля. Сейчас можно сказать, что хотя и со скрипом, но рыночные механизмы все же заработали. И сегодня, принимая под давлением любое вынужденное решение по смягчению денежной политики, мы должны иметь в виду, что это решение прямо и непосредственно через неделю скажется на ситуации на потребительском рынке».