А место вокруг – действительно историческое. Одна из первых московских мануфактур – Трехгорная мануфактура Прохорова, Царский зоологический сад, знаменитый вдовий приют, первый в России планетарий, площадь Пресненской заставы, откуда рабочие выламывали булыжник для боев с полицией еще в 1905 году. Тихие переулки. И гостиница «Украина» на том берегу – символ сталинской, царственной Москвы: на нее как в зеркало смотрится Белый дом.
Пресненские переулки, в своей топографии хранящие память о тех временах, когда разнообразные речки и протоки впадали в русло Москва-реки, память о дворянских усадьбах и яблоневых садах – Глубокий, Проточный. Это с одной стороны Белого дома, а с другой – память о революции 1905 года – Дружинниковская улица, Баррикадная, улицы, названные по именам сознательных рабочих-ленинцев – Заморенова, Мантулина. Детский парк и полузаброшенный стадион рядом с Белым домом, еще одна естественная граница, отделяющая его от шумной Москвы.
Но именно тут в августе 1991 года решились судьбы всего мира – когда Советский Союз прекратил свое существование.
И география места оказала, кстати, немалое влияние на политику. Будь Белый дом – где тогда, в 1991-м, работал Ельцин – плотнее вписан в городскую среду, займи он место среди нагромождения домов и учреждений, как раньше горком партии, и не бывать обороне, не бывать баррикадам, не бывать ощущению отдельного «острова свободы», который огражден самим городским ландшафтом.
В 1993 году Белый дом вновь стал ареной самых важных в мире событий.
Чрезвычайная сессия Верховного Совета открылась в полночь с 21 на 22 сентября. В 17 минут первого Верховный Совет принял постановление о прекращении полномочий Ельцина как президента и передаче их Руцкому. Новоиспеченный президент произнес присягу.
Верховный Совет немедленно сместил со своих постов силовых министров – Грачева (Минобороны), Ерина (МВД), Голушко (Министерство безопасности). И срочно назначил тех, кто был готов присягнуть новой власти, не раздумывая. Это были совсем недавно, летом, уволенные Ельциным за участие в коррупционном скандале Баранников (Министерство безопасности) и Дунаев (МВД). Министром обороны был назначен Владислав Ачалов. Последняя фигура вызывала наибольшую тревогу – это был тот самый советский генерал, который руководил «подавлением беспорядков» в Баку в январе 1990 года, штурмом вильнюсской телебашни в январе 1991-го, был военным руководителем путча в августе 1991 года в Москве. Ачалов был известен как принципиальный сторонник ГКЧП, он терпеть не мог политику Горбачева и Ельцина, считал их ответственными за развал СССР и готов был идти до конца.
Таким образом, сбылось еще мартовское предсказание Егора Гайдара – в стране появились два президента, два министра обороны, два министра внутренних дел. Сложились все предпосылки для начала гражданской войны.
«Примерно через час после телеобращения Ельцина, – пишет Олег Мороз, – вокруг Белого дома стала собираться толпа защитников Верховного Совета, состоявшая главным образом из левых и национал-патриотов. По разным оценкам, собралось от полутора до трех тысяч человек. К собравшимся через “матюгальник” с зажигательной речью обратился все тот же пламенный трибун Виктор Анпилов.
Московская милиция, вставшая в оцепление, не вооружена. Даже без дубинок. Надо полагать, – чтобы “не провоцировать” народные массы (в те дни вообще очень боялись “спровоцировать” агрессивную антиельцинскую толпу…)».
Изнутри Белого дома – ситуация выглядела несколько иначе.
Молодой журналист, совсем еще юная девушка Вероника Куцылло работала в то время в отделе политики газеты «Коммерсант» парламентским корреспондентом. На заседания Верховного Совета ходила как на работу. Хасбулатова, всех его заместителей и помощников хорошо знала лично. Услышав речь Ельцина по телевизору и прочитав указ № 1400, она немедленно рванула в Белый дом. Все ее симпатии были на стороне «демократов», президентской власти, Ельцина и Гайдара. Про Хасбулатова, Руцкого и т. д. все она прекрасно понимала. Но решила стать очевидцем, свидетелем, все записывать, фиксировать и писать в газету полноценные репортажи с места событий. Позднее вышла книга Куцылло «Записки из Белого дома», где она подробно описывает те дни. Она проводила там все время, лишь изредка вырываясь домой поспать и принять душ – пока было можно.
Потом стало уже нельзя. Оцепление захлопнулось.
Все, что творилось внутри Белого дома, она описывает в мельчайших деталях. Уже тогда, с самого первого дня «защитники» Белого дома поразили воображение Вероники – да, странный тут собрался народ.
«По старой памяти мы решаем пройтись по коридорам. С фонариком это не так страшно, как в темноте, да и, кроме как на углах коридоров, люди практически не попадаются. Впрочем, я, кажется, поспешила. В коридоре по пути к кабинету Пересадченко (помощник Хасбулатова. – А. К., Б. М.) мы с ужасом натыкаемся на десяток людей с автоматами, притаившихся у стенок. Что, уже? – до тех пор, пока… очень настоятельно не посоветовали “светить вниз”, я успеваю разглядеть не фашистский камуфляж или разностилье добровольцев, а настоящую форму десантников. Мы замираем, но ничего не происходит. – “Нельзя пройти, да?” Кто-то – в темноте, не видно кто, отвечает довольно добродушно: “Почему нельзя? Можно”. Помедлив, мы протискиваемся между ними и, оглядываясь, идем дальше. Наверное, это все-таки еще не ельцинская группа захвата, а руцковские приднестровцы, днем скрывающиеся по кабинетам. И тайно проникать в Белый дом пока никто не собирается… Перед самим отсеком Руцкого тоже охрана, но она сидит, развалясь в креслах. Это привычные фашисты – сборный камуфляж, красные нашивки…»
Оцепление и даже колючая проволока, которую развернули вокруг возникших баррикад, и вообще по периметру Белого дома – увы, не помогли решить главный вопрос: с оружием.
У Белого дома была официальная охрана – полк милиции, который подчинялся только руководству Верховного Совета. Полк был вооружен не только пистолетами – в подвалах хранились несколько сотен автоматов в оружейных ящиках. И в какой-то момент их начали раздавать всем «защитникам». Полк милиции журналисты порой сгоряча называли «хасбулатовской гвардией», однако это были обычные милиционеры, никто из них в дальнейшем не принял участия в боевых столкновениях. Воевать они явно не хотели.
Но не полк милиции и не эти «табельные» автоматы представляли главную угрозу. В Белом доме начали скапливаться так называемые «приднестровцы» и представители других горячих точек бывшего СССР – это были бывшие военные, то есть уже тогда появившиеся «добровольцы», которые принимали участие в национальных конфликтах, воевавшие за «Советский Союз» в Приднестровье, Карабахе, Абхазии. Были и представители офицерских организаций, «казаки», националисты, которых чаще называли просто «фашистами» – молодые ребята из организации А. Баркашова «Русское национальное единство», прошедшие обучение в военных лагерях и тоже вооруженные.
Напряжение росло с каждым днем. Руководители Белого дома транслировали это растущее напряжение в массы своих сторонников.
Руслан Хасбулатов говорил в эти дни на пресс-конференции:
«…Если мы не сумеем справиться, то немедленно вступит в действие парламентский центр в одном из городов страны… Я не вижу возможностей для компромисса с государственными преступниками… Никаких ельцинских вариантов мы принимать не вправе. Этот человек не владеет ни головой, ни рукой. Это невольник, заложник… Идет процесс перехода частей на нашу сторону… Вполне могут быть и новые жертвы. Вся кровь ложится на президента. Вся кровь, независимо от конкретных исполнителей, ляжет на этих проходимцев… Черномырдин оказался беспомощным человеком, безвольным человеком… Мы подавим этот путч, сомнений быть не может».
А в кулуарах шли еще более откровенные разговоры.
Андрей Федоров, советник Руцкого:
«– А что же у нас все-таки со штурмом?
– Со штурмом? Знаете, ребята, без цитирования, но я вам скажу: у нас есть вещи, которые позволят выбить их штаб в гостинице “Мир” вместе с этажом.
– Это что же, “земля-воздух”?
– Нет. “Земля-земля” – “поверхность-поверхность”».
Журналисты, в том числе журналисты иностранных агентств, которые почти безвылазно находились внутри Белого дома и вели оттуда свои репортажи, прекрасно понимали, чем может кончиться это противостояние, когда внутри Белого дома растут психоз, страх, нервное напряжение. Они пытались донести эту тревогу до представителей власти.
Ощущение возможной кровавой развязки не оставляло журналистов.
«Я правильно понял из разговора, что они в ближайшее время ничего не собираются делать?» – «Я думаю, да». – «Твою мать! Они хотят дождаться, когда здесь не пятьсот боевиков станет, а тысяча пятьсот?! Если каждую ночь, как они говорят, прибавляется человек пятнадцать-двадцать новых автоматчиков…» – «Да ты же сам, наверное, видел – стоит оцепление это дурацкое, а народ туда-сюда ходит совершенно свободно. Чуть не братаются… Да я и днем под плащом могу хоть гранатомет пронести…» – «Ну а что им теперь делать?» – «Да я не знаю, что! Но раз начали, надо хоть раз довести до конца».
Вероника Куцылло пару раз уезжала к себе домой. Попадать потом внутрь Белого дома становилось все труднее. И тем не менее – какое-то чувство сопричастности вело ее туда.
«В метро тепло. Никто не знает, откуда я еду. И никто, даже я сама, не знает, смогу ли я туда вернуться… Люди вокруг были чистые, умытые, направляющиеся на работу или домой, или даже в гости. Их не интересует маленькое пятнышко на карте столицы нашей родины… Зона. Но ведь внутри нее тоже люди. Другие, но люди. Крыша едет… А ведь Филатов прав – создался такой локальный взрывоопасный участок. Они его сейчас зажмут в кольцо и будут ждать. Чего? Часть, конечно, уйдет, а вернуться не сможет. Не пустят журналистов – не будет никакой информации, то есть Белого дома как бы не станет. Нет такого места в Москве. Его упразднили… Я представила людей в этом упраздненном месте, тех, которые не уйдут, – в темноте, немытых, зачумленных. Липкие стаканы в буфете – никогда в Белом доме не было липких стаканов».