В какой-то момент в Белый дом стали проникать уже совсем странные люди. Градус безумия все рос и рос. Позднее в своем интервью Вероника Куцылло вспоминала и такие удивительные эпизоды:
«Был такой момент в этой истории, когда милиция ушла. Отозвали ее, не отозвали, до сих пор об это ломаются копья, но вокруг Белого дома оцепления не было. И когда люди из Белого дома уже поехали на Останкино, то к находящимся в здании пришли родственники, пришли просто зеваки с улицы. Там было много 15–16-летних детей. К кому-то пришли жены, к кому-то, наоборот, мужья. Некоторые пришли с детьми. И вот это было самое страшное. Например, там были какие-то дети удивительные, привезенные странными людьми, с Украины. Это девочки и мальчики лет по 13–14. Со странными фанатичными лицами. И я помню, это был один из самых поразивших меня моментов. Знаете, есть такие палки или штыри, которыми удерживаются ковры на лестницах. И они вытаскивали эти штыри и бородатый человек учил их, как этими штырями воевать. “Коли”. “Руби”. И говорил, например, такие вещи: “а вот есть вам сегодня нельзя, потому, что пуля на сытый желудок гораздо хуже, чем пуля на голодный желудок”. Это дети стояли в шеренге и слушали. То есть там были странные люди внутри».
Именно об этом – что Белый дом станет источником напряженности, притянет к себе, как магнит, вооруженных боевиков, станет ареной непредсказуемых событий – предупреждали Бориса Николаевича силовые министры. Однако в целом расчет президента оправдался: Белый дом оказался в полном, можно сказать, абсолютном одиночестве. Несмотря на многочисленные призывы нового «министра обороны», представителей офицерских организаций, отдельных депутатов – ни одна военная часть не перешла на их сторону. Не было поддержки и в регионах – политических забастовок, перекрытий железных и автодорог, акций гражданского неповиновения. Остались верны Ельцину губернаторы, милиция. Страна как бы застыла в ожидании.
Теперь все решалось здесь – на улицах Москвы.
…Один из членов гайдаровской команды, Сергей Глазьев, занимавший на тот момент в правительстве пост министра, перешел на сторону Белого дома. Для Егора это стало «неприятной неожиданностью».
Гайдар, который, как мы помним, пытался уговорить Ельцина перенести роспуск съезда на более удобный момент, не торопиться, – тем не менее, когда события уже начались, активно поддержал план «изоляции» Белого дома и даже сам набросал его основные моменты, передав свой план Черномырдину.
Позже он писал:
«Кроме С. Глазьева, все министры продолжают нормально работать. Контроль за федеральными системами сохранен. Оперативный штаб правительства заседает ежедневно два раза – утром и вечером. Общая картина развития ситуации в первые дни достаточно благоприятна. Указы Руцкого производят скорее комичное впечатление. Попытки вновь назначенных министров “рукой водить” малоэффективны. После дня колебаний подавляющее большинство местных администраций демонстрирует лояльность правительству. Общество в целом воспринимает происходящее без энтузиазма, с определенной тревогой, но и с пониманием. Теперь нужно развивать успех, главное – втягивать оппозицию в процесс новых выборов. К сожалению, спустя несколько дней ясно: ощущение относительного спокойствия – всего лишь кажущееся. Положение начинает быстро осложняться. Белый дом не занят, сохранен как мощный центр оппозиции, и она с максимальной энергией начинает осуществлять свой сценарий. Непрерывными и нарастающими по масштабу провокациями пытается дестабилизировать обстановку, явно ведя дело к крови.
В Белом доме – большое количество оружия. Его раздают щедро, кому попало, но прежде всего, конечно, стягивающимся сюда с разных концов страны боевикам. И вот наконец желанная цель отчасти достигнута, первая кровь пролита. Попытка захвата штаба Объединенных вооруженных сил на Ленинградском проспекте. Двое убитых и раненые».
Инцидент на Ленинградском проспекте (кстати, совсем рядом с квартирой родителей Гайдара) – это первая человеческая трагедия. Он ясно свидетельствует о нарастающей угрозе кровавой развязки.
Это случилось 23 сентября, через два дня после выступления Ельцина по телевидению и подписания указа 1400.
«Примерно в 21.00 группа вооруженных людей попыталась прорваться в штаб главкомата Объединенных вооруженных сил СНГ, – пишет Олег Мороз, – расположенный неподалеку от станции метро “Аэропорт”. Произошла перестрелка…
По сведениям “Коммерсанта”, события на Ленинградском проспекте развивались следующим образом. Два офицера милиции – участковый инспектор капитан милиции Валерий Свириденко и оперуполномоченный местного отделения, – проходя вечером мимо КПП штаба ОВС, обратили внимание на стоящий возле него уазик. Он показался им подозрительным: возле него суетились какие-то вооруженные люди в камуфляже. Милиционеры решили проверить у них документы. Вместо документов оперуполномоченный получил удар по голове, а Свириденко – очередь из автомата (позднее он скончался от полученных ран). На выстрелы подоспела патрульная машина дежурного по городу. Когда старший группы лейтенант милиции попытался подойти к уазику, из КПП выскочил какой-то человек в камуфляже и по нему тоже стал стрелять из автомата…
Помимо капитана Свириденко, в результате инцидента на Ленинградском проспекте погиб еще один человек, совершенно к нему непричастный, – 63-летняя пенсионерка Вера Малышева. Во время перестрелки она стояла у окна в своей квартире на пятом этаже дома, расположенного напротив КПП, и была убита шальной пулей».
Надо сказать, что руководство Белого дома поспешило откреститься от этой трагедии. Руслан Хасбулатов сказал: «Возможно, будут жертвы, но жалкие попытки переложить на нас ответственность за кровь мы отвергаем – кто совершил государственный переворот, тот и несет полную ответственность за это».
Ну а чуть позднее руководство Верховного Совета назвало происшедшее на Ленинградском проспекте «грубой провокацией».
Так был ли инцидент на Ленинградском проспекте «провокацией» или нет? Многие десятилетия «министр обороны» Белого дома Владислав Ачалов и многие другие утверждали – да, это была «провокация».
Но есть и другое свидетельство с той стороны. Прямо противоположное.
«Резкое обострение ситуации, – писал позднее Виктор Анпилов, руководитель «Трудовой России», – ужесточение блокады Дома Советов, запрещенная международной конвенцией спираль колючей проволоки Бруно, массовые избиения людей, идущих к Дому Советов, отключение энергоснабжения “Белого дома” – все это началось после неудавшейся попытки группы Станислава Терехова захватить Объединенный командный пункт армий СНГ на Ленинградском проспекте.
Акция Терехова – один из самых сложных и до сих пор до конца не выясненных эпизодов Московского восстания. В результате случайно вспыхнувшей перестрелки на Ленинградском проспекте от шальной пули погибла пожилая женщина, был убит милиционер, в бою погиб один из самых преданных “Трудовой России” бойцов Вильнюсского ОМОНа Сергей.
В военном отношении штаб на Ленинградском проспекте не представлял собой ничего значительного. По этой причине объект на Ленинградском проспекте охранялся небольшим подразделением солдат срочной службы. Связь с войсками осуществлялась совсем из другого засекреченного места в Подмосковье. Даже если бы Терехову сопутствовала удача, на связь с войсками он бы не вышел.
Часа за три до попытки захвата командного пункта армий СНГ Станислав подошел ко мне в сопровождении начальника штаба Союза офицеров подполковника Черновила: “Получено задание захватить штаб армий СНГ. Прошу сейчас об этом никому не сообщать. А ровно в 19.00 объявите по громкоговорящей установке о том, что мы пошли на штурм и просим помощи”.
Станислав Терехов в те дни был официально назначен помощником министра обороны России генерала Ачалова. Не верить ему у меня не было оснований: ни один уважающий себя военный не пойдет на такую операцию без команды своего командира. Но когда ровно в 19.00 я объявил снизу о том, что группа Станислава Терехова пошла на штурм штаба армий СНГ и просит помощи, сверху, от микрофонов установки на балконе Верховного Совета, генерал Титов закричал: “Провокация!” Рядом с Титовым стоял генерал Макашов, также назначенный на те дни первым заместителем министра обороны России. Макашов смолчал. Сам Станислав, даже в минуты откровенного разговора с ним, всегда избегал ответить прямо на вопрос: кто дал команду на штурм штаба армий СНГ. Знал ли об этой акции генерал Ачалов, назначенный Верховным Советом министром обороны? Сам генерал никогда публично не осуждал действия подчиненного ему в те дни непосредственно подполковника Терехова, но и не одобрял их. Ачалов и Терехов до сих пор поддерживают нормальные товарищеские отношения. И именно это дает мне основания предположить, что и генерал Ачалов, и его первый заместитель генерал Макашов знали заранее о намерениях Станислава Терехова. Лично я, по прошествии многих лет, считаю те действия ошибочными, неправильными, но провокационными – никогда».
Воспоминания Виктора Анпилова об октябрьских событиях в Москве – удивительный документ. Анпилов, искренний, страстный борец за советскую идею, уличный трибун, собиравший огромные толпы на борьбу с «буржуазией» – в своем наивном бесхитростном рассказе порой выдает удивительно точные, важные детали.
В те дни Москва была охвачена митингами и демонстрациями, особенно в районе Красной Пресни, набережной и близлежащих улиц. Апогея эти столкновения достигли 2 октября, во время празднования Дня города.
«На тот день московские власти, – пишет Анпилов, – имитируя спокойствие и праздничное настроение москвичей в мятежном городе, наметили “празднование” 800-летия Арбата. Вдоль знаменитого пешеходного бульвара срочно выстроили сцены, поставили фанерные лавки… А самую большую сцену, как раз на углу МИДа, там, где Арбат выходит на Смоленскую площадь, достроить не успели. У сцены валялись арматура, железные уголки, другие крепежные детали: готовое оружие для самообороны. Между недостроенной сценой и углом здания МИД остался проход шириной метра в полтора. И когда “крапатые” (сотрудники ОМОНа. –