Таким образом, Гайдар, создавая партию, уже понимал, что в случае успеха на выборах – глава этой партии, по новой Конституции, совершенно очевидно претендует на важный пост в правительстве.
Гайдар вовсе не хотел абстрактно «заниматься политикой», выбираться в Думу, и так далее – нет, он хотел продолжить начатое им дело.
Продолжить, с уже новыми, четкими, ясными полномочиями. Именно это в первую очередь двигало им при создании партии «Демвыбор России» и блока «Выбор России» в 1993 году.
Он хотел довести до конца приватизацию и оздоровление государственных финансов, создание институтов частной собственности, принятие неотложных законов, которые помогут запустить новую экономику. Именно для этого он и пошел на выборы, надеясь, что они – выборы 1993 года – все исправят и вернут ситуацию к «нормальной».
Собирался ли он работать в новом правительстве вместе с Виктором Черномырдиным? Неизвестно. Сам он нигде об этом не говорит, другие молчат тоже. Поразмышляем.
Идеальный вариант – убедить Ельцина после выборов вернуть его на пост премьера. Неидеальный – быть первым «вице», целиком отвечающим за экономику, оставив премьеру Черномырдину лишь координацию разных блоков правительства. Короче говоря, Гайдар, создавая партию и блок под новые выборы (о которых он уже точно знал), собирался работать именно в правительстве, а не в Думе. Имея при этом в парламенте мощную поддержку реформаторского курса.
Но была еще одна, не столь очевидная причина, по которой Егор начал заниматься «чистой политикой», пусть даже на этом коротком отрезке своей жизни. Он не раз сравнивал события октября 1993 года с событиями 1917-го – и в интервью Владимиру Мау, и в мемуарах, где просто по памяти обильно цитировал члена Временного правительства Владимира Набокова-старшего, и в целой серии более поздних работ и интервью.
Гайдар вырос в думающей, интеллигентной семье, он любил историю. Он не мог не сравнивать один и другой политический кризис, одну и другую революцию, одну и другую ситуацию исторического поворота.
Еще раз обратимся к нашему бесценному источнику – справочнику «Кто есть что», купленному на распродаже в Исторической библиотеке. О чем говорит нам эта книга?
За всеми громкими декларациями, программами, призывами, сгоревшими в огне 90-х политическими репутациями, за бесконечным перечислением новых партий и движений мы ощущаем подлинную, страстную потребность общества к изменениям.
Именно так и было в феврале 1917 года и позднее, когда проводились выборы в Учредительное собрание. Когда шли такие же бесконечные митинги и собрания граждан по всей стране (например, в уральском Камышлове, где в президиумах заседал дед Егора П. П. Бажов). Когда рождались новые партии, провозглашались новые идеи, формировалась новая политическая культура.
Но, увы, эта первая российская республика просуществовала совсем недолго. Несколько месяцев. Большевистский переворот и последовавшая гражданская война поставили на ней крест.
Тем не менее республика эта была. И цитируя в своих мемуарах Набокова-старшего, Гайдар совершенно очевидным образом протягивает ниточку оттуда, из 1917 года, от учредителей этой несостоявшейся, увы, первой российской республики – к себе, к своей роли в истории, к Ельцину, к выборам в новый парламент.
И именно поэтому – в них участвует.
Он понимает, что для того, чтобы закрепить сделанное им в экономике, нужен более широкий контекст политических изменений, нужна более широкая рамка, а именно – нужно создание политических институтов второй российской республики.
Нужно помогать ее созданию.
…Сегодня, когда мы пишем эти строки, горькое чувство охватывает при взгляде на то, во что превратились эти завоевания «второй республики», насколько омертвели и стали формальными ее институты. Но это уже другая тема, и о том, как Гайдар ко всему этому относился, мы еще успеем поговорить в конце книги.
А пока – да, он создает «Выбор России» и «Демвыбор России». Избирательный блок и партию – с довольно точными названиями.
Впрочем, была ли тема партийного строительства органичной, естественной для Егора? Конечно же, нет. По своему воспитанию, по своей человеческой сути он воспринимал все это как обременение своих жизненных привычек, как печальную необходимость.
И Ельцин, и Гайдар воспринимали эту «партийную тему» – на эмоциональном, человеческом уровне – тяжело. Им искренне не хотелось всем этим заниматься.
Оба еще недавно были членами КПСС, работали в «партийных органах» (Егор – в органах партийной печати, Ельцин в обкоме, ЦК, политбюро), оба не раз сидели на партийных форумах и собраниях и весь этот «демократический централизм», все эти «выборы президиума», «секретаря собрания», «счетной комиссии», все эти «прошу отметить в протоколе», все эти склоки и интриги в кулуарах, всю эту душащую скуку партийных многочасовых сидений в душном зале знали назубок и ненавидели всей душой. И хотя для Ельцина партия – это было «дело всей моей жизни», как он горько говорил узкому кругу соратников, когда готовил свой публичный выход из рядов КПСС на последнем партийном съезде в 1990 году, ну а для Гайдара это все-таки, скорее, дань традиции, формальное участие – но они оба получили прививку к этим словам, к этим терминам, ко всей этой внутрипартийной грызне и партийному бюрократизму, прививку настолько мощную, что не могли избавиться от ее действия уже никогда.
Они оба.
Формальная, пустая, казенная, циничная и абсолютно представительская по форме «партийная жизнь» 70-х и 80-х годов, которую они застали, была еще слишком свежа в памяти.
И это обстоятельство, вообще говоря, оказало довольно печальное воздействие на всю нашу историю.
«В ходе подготовки к VII съезду (народных депутатов РСФСР. – А. К., Б. М.) президент 29 ноября 1992 года посетил Форум сторонников реформ. Однако его выступление лишь подтвердило отсутствие активной политики, – пишут авторы книги «Эпоха Ельцина», книги, уникальной тем, что писали ее многолетние соратники, члены команды первого президента, его ближайшие помощники и советники: Г. Сатаров, Ю. Батурин, М. Краснов, Э. Паин, Л. Пихоя, А. Лившиц и другие. – Достаточно расплывчато президент говорил о необходимости “демократического реформирования политической системы”, но никаких конкретных идей не предложил, и это не способствовало мобилизации его сторонников».
И вот дальше помощники Ельцина формулируют важные вещи довольно жестко:
«Президент вновь озвучил идею проправительственной партии, но сделал это так невнятно, что никто так и не понял, хочет ли он этого или по-прежнему предпочитает оставаться “президентом всех россиян” и быть над партийными схватками… На одной из встреч с главными редакторами СМИ Ельцин вновь повторил мысль о необходимости создания политической партии: “Пришел к выводу, что надо создавать партию”. Но опять это было больше похоже на размышление вслух, чем на действительно вызревшее решение: “Партию, или может быть, фонд… Бурбулис будет председателем”. Когда же главные редакторы поинтересовались, на какие средства будет строиться партия, Ельцин к ответу оказался не готов и лишь дал понять, что бюджетные средства использоваться не будут. Такое заявление, конечно, звучало юридически безукоризненно, но… было ясно, что без мощной финансовой подпитки и “административного ресурса” никакой партии создать невозможно».
…Вопрос о том, надо ли было Гайдару создавать самостоятельную политическую партию, независимую и даже оппозиционную, горячо обсуждается до сих пор. Выплеснулся он и на страницы книги «Революция Гайдара», в той главе, где эту тему обсуждают авторы – Петр Авен и Альфред Кох – вместе с Анатолием Чубайсом.
«Кох. …Гайдар не смог в рамках избирательной кампании найти в себе силы отмежеваться от Ельцина, и случилось то, что случилось. Второе место после Жирика и постепенная ползучая деградация демократического движения…
Авен. Помнишь, к нам приезжал Лешек Бальцерович (напомним: автор польских либеральных реформ. – А. К., Б. М.) и говорил, что нам нужно бороться за власть? Я теперь считаю, что это одна из наших фундаментальных ошибок. Он тогда нам сказал: “Если вы, ребята, сами не будете бороться за власть, то вы будете никем”… Он еще говорил, что если вы себя не противопоставите Борису Николаевичу, если вы сами не будете политической силой, то у вас ничего не получится… Могли мы попытаться создать свою политическую силу без него и то же самое в 1996—98 годах? Прав я или нет, что такая привязанность к Ельцину – одна из фундаментальных слабостей нашей команды?
Чубайс. Бальцерович был, наверное, прав в польской ситуации, где совершенно иное соотношение народа и власти, где нет такой глубины отличий между интеллигенцией и народом, где масштабы просто совершенно другие. Бальцерович, как ты знаешь, следовал этой своей стратегии. 20 раз проваливался, 20 раз побеждал. Наверное, для него это правильный выбор… Я считаю, что если, предположим, делать то, о чем говорил Бальцерович, для начала нужно иметь ответ на самый простой фундаментальный вопрос: кто наш кандидат в президенты? Гайдар? Вряд ли. Можно, конечно, говорить, что такого кандидата нужно искать, выращивать, но то, что на тот момент не было никого близко подходящего на эту роль, кроме Ельцина, это факт».
Нетрудно заметить, что и в первом, и во втором приведенном отрывке авторы рассматривают партию лишь как удобный инструмент, не более того.
Между тем именно партия – важнейший и, может быть, главный институт любой демократии. Именно она, партия, создает для всех социальных слоев, для нации во всех ее разновидностях возможность опереться на что-то устойчивое. На порядок слов, на ступеньки ценностной иерархии: что для нас по-настоящему важно, что менее важно. На политическую традицию, с опорой в историческом прошлом. На систему идей. А не только на конкретного лидера, с его сиюминутной риторикой.
Увы, и тогда, и сейчас понимания такого института, как политическая партия, у нас не было. И сейчас оно очень далеко от зрелой демократии, от зрелого, то есть «взрослого», общества.