И вот наступила еще большая весна
Тем временем в стране и в мире происходили глобальные и необратимые изменения. Рушился Советский Союз, менялась карта мира, ярко разгорались локальные войны и национальные конфликты. В январе 1991 года Летов начал записывать свой «опус магнум», альбом проекта «Егор и Опизденевшие» «Сто лет одиночества», продолжая сочинять не только песни, но и стихи. Но теперь это был уже не сольный проект: в работе принимали активнейшее участие Константин Рябинов и Анна «Нюрыч» Волкова, ставшая на несколько лет соратницей и спутницей жизни Егора; играли старинный новосибирский приятель Летова Александр «Иваныч» Рожков, записавший с Летовым еще в 1985 году авангардный альбом «ГО» «ПСИХОДЕЛИЯ «ТУДЕЙ» (PSYCHEDELIA TODAY)» и участвовавший в работе над «Коммунизмами», и Игорь Жевтун. Работа растянулась для привыкшего все делать стремительно Егора на целых полтора года.
В мае 1991 года случилось непоправимое: погибла Янка. Ужас, охвативший всех нас в те дни, мучительное ожидание, растянувшееся с 9 мая, когда Янка пропала, до 17 мая, когда ее тело было обнаружено в реке Иня, необратимость потери надолго затмили все геополитические страсти, творившиеся вокруг. К тому времени Егор и Янка давно уже не были парой в традиционном, человеческо-обывательском понимании этого слова, но продолжали иногда видеться и писать друг другу очень трогательные письма, и связь между ними была уже на каком-то метафизическом уровне. И ее трагический уход был очень болезненным и сильным ударом для Летова. Обстоятельства смерти так и остались невыясненными, по официальной версии это был несчастный случай. Многие друзья Янки, и я в том числе, категорически отвергли версию самоубийства, несмотря на депрессию, которой она страдала в последние месяцы своей жизни. Выдвигались предположения о несчастном случае либо о нападении пьяных хулиганов. А что случилось с ней на самом деле, теперь уже, видимо, не узнает никто. После похорон Летов забрал у Янки дома все ее письма, черновики, пластинки и другие бумаги, остерегаясь, что иначе все это может либо пропасть, либо попасть в посторонние досужие руки. А в июне 1991 года в «ГрОб-Студии» был создан посмертный альбом-компиляция Янки под названием «Стыд и срам», созданный оставшимися членами ее группы и ближайшей Янкиной подругой Анной Волковой. За основу были взяты последние песни Янки, записанные в сентябре 1990 года в акустике в Новосибирске, а также отдельные, так никуда и не вошедшие треки из студийных записей разных лет в Омске и Новосибирске. Все электрическое сопровождение было записано вживую Егором Летовым, гитаристом Янкиной группы Сергеем Зеленским, Игорем Жевтуном и Аркадием Климкиным, также игравшими с ней на концертах, записывавшимися на альбомах, да и просто очень близко с ней дружившими. Ну а в финальной коде звучит нечеловеческой силы партия электрооргана в исполнении Кузьмы, словно душераздирающий и в то же время могучий и величественный реквием. И примерно тогда же Летов пишет песню «Офелия» для «Ста лет одиночества»: «Резиновый трамвайчик, оцинкованный май. Просроченный билетик на повторный сеанс». За долгое время, прошедшее со смерти Янки, многое и многими было сказано о ней и о Егоре сгоряча, в порыве необузданных эмоций и размышлений, да и просто зря. Спустя годы и мои собственные слова о некой вине Егора в ее уходе видятся мне крайне неразумными. К счастью, мы успели поговорить с ним об этом уже много позже и найти понимание, для меня лично это было крайне важно. А уж что чувствовал он сам в те страшные майские дни, можно только себе представить. По сей день гибель Янки остается для всех нас незаживающей раной.
Сто Лет Одиночества
Удивительная и невероятная пластинка. В этот период не было никаких концертов, да и старые друзья видели и слышали Летова крайне редко, часто месяцами не зная, где он, как он и что он. А Егор тем временем создавал нечто такое, что потом станет на долгие годы главным его «прыжком выше головы», по его же собственным словам. Альбом-икона, альбом-реквием, альбом-катарсис, в котором за внешней простотой и легкостью скрывались чудовищной силы энергии и вселенные. Изменилось почти все, от поэзии до музыки, появилась теперь уже совсем очевидная взрослость и звериная серьезность. Гигантское, монументальное полотно, снабженное на обложке для пущей и бащей красоты репродукцией иконы «О отшествии преподобного в пустыню от славы человеческия» работы Константина Рябинова и Егора Летова.
Егор Летов: «В 1991 году умерла Янка. На эту тему есть чудовищное количество спекуляций. Я не знаю, что с ней тогда происходило. Мы последний год почти не виделись. У нее тогда появился молодой человек, она с ним жила. Расставание прошло не самым лучшим образом – такой резкий разворот в разные стороны. У нее наметился очевидный крен в сторону коммерциализации, тип, все для людей, народ нужно воспитывать, нести им добро и так далее.
А потом мне позвонили и сказали – Янка исчезла. Мы пытались что-то предпринять, даже к знахарям и колдунам ходили. Это длилось две недели. И вдруг я понял, что она умерла. Ко мне прилетела бабочка в пять часов утра. Это был махаон, они в наших краях вообще не водятся. Бабочка села мне на руку, крепко вцепившись в нее. Я попытался согнать ее, но она крепко держалась. Так я и шел по лесу с этой диковинной бабочкой. Я знал, что это она со мной прилетела прощаться. Я тоже простился с ней. Она выслушала меня и улетела.
Когда умерла Янка, мы выпустили “Сто лет одиночества”. Мы писали его полтора года и вообще тогда не выступали. Это был благодатный период, о котором я сейчас могу только мечтать. Я бы вообще концерты не давал. Играл бы один концерт в год, но так, чтобы это был настоящий праздник. Я хочу заниматься студийной деятельностью. Но с финансовой стороны не давать концерты очень сложно. Раньше было проще. За “Прыг-скок” я получил $25 тысяч. Когда у тебя есть такие деньги, работать гораздо проще. Деньги дают художнику свободу. Тогда я думал только о творчестве. Мы не ездили на эти ужасные концерты, мы сидели и сочиняли с утра до вечера. “Сто лет одиночества” – свободная работа, на ней нет печати каких-то обязательств. Но когда я этот альбом выпустил, пришлось взять паузу. Тут многое наслоилось – кризис среднего возраста, стойкое ощущение надвигающейся старости, проблемы с выпивкой. Это тоже нужно было пройти».
«Опизденевшие» так и остались исключительно студийным проектом, как, собственно, и «Коммунизм». При этом оба альбома, «Прыг-скок» и «Сто лет одиночества», стали в итоге если не самыми главными, то уж точно архиважнейшими произведениями Егора Летова за всю его обильную и насыщенную студийную жизнь. Цельными и законченными при этом, словно пули, отлитые из свинца, или памятники, вырубленные из гранита. Катушки и кассеты с их записями затирались в те годы до дыр, а вышедшие в скором времени виниловые пластинки запиливались до хрипоты, под них встречали Новый год, отмечали праздники, их слушали наедине, радовались и печалились. Удивление, граничащее с откровением. Семь озорных шагов за горизонт.
Москва, 8–9 декабря 1994 года, 10-летие «Гражданской Обороны» в офицерском клубе академии Бронетанковых войск, фото Алексей Марков.
Это знает моя Свобода
В 1993 году Егор Летов решает вернуться к активной деятельности, как концертной, так и (что для многих стало совершенной неожиданностью) политической. В очередной раз удивив своих многочисленных слушателей и поклонников, он делает серию программных публичных заявлений.
Егор Летов: «Мы творим на сцене не музыку, это не традиционное искусство и, может быть, вообще не искусство. Это сродни языческой религии, магическому действу. Мы несем глобальные, солнечные, революционные ценности. Творчество – серьезное дело, как война, борьба, преодоление. Задача слушателя – преодолеть инерцию обыденщины. Это – не дискотека: не “разрядка”, наоборот, делюсь с залом своей энергией. Иногда – с избытком. Порою в зале вспыхивали побоища, беспричинные драки, поэтому мы в 1990 году прекратили концертировать. Многое тогда было неясно, но теперь ситуация в стране изменилась. Задача – сокрушить темные силы, высасывающие в черную энергетическую дыру социальную энергию народа, пробудить гнев и направить на революцию. Поэтому наши концерты сейчас – больше политика, чем что-то другое. Власти страшатся наших слов… Но нас не запугать, и нам верят: если готов отдать жизнь, значит, есть ради чего жить».
В октябре 1993 года Егор и Кузьма появляются у мятежного Дома Советов в Москве, где Егор выражает слова поддержки опальному парламенту и призывает собравшихся к восстанию против антиконституционного переворота. После расстрела Белого дома и подавления мятежа Летов впадает в настоящее отчаянное сопротивление действующей власти. Вместе с Эдуардом Лимоновым и Александром Дугиным они создают Национал-Большевистскую партию, начинают выпускать газету «Лимонка», параллельно сообщая о новом патриотическом движении «Русский Прорыв», музыкальной акции прямого действия. В «Русский Прорыв» наряду с «Гражданской Обороной» влились «Инструкция по выживанию» Романа Неумоева, группа «Родина» Олега Судакова, а сочувствие и поддержку движению выразили также вернувшийся в это время на сцену Вадим «Черный Лукич» Кузьмин и многие другие музыканты, соратники, как предпочитал их называть Егор. Ультраправые и леваки, анархисты и идеалисты, отчаянные националисты и радикальные коммунисты – публика тогда под этими знаменами собиралась весьма дикая и красочная. Неминуемый раскол среди тех, кто до этого момента любил и слушал «ГО», последовал незамедлительно. Лейблы и музыкальные магазины демонстративно отказывались от продажи и распространения чего-либо, так или иначе связанного с Летовым, не отказывая себе в удовольствии делать громкие заявления по этому поводу. Средства массовой информации, высказав свое мнение о происходящих с Егором переменах, вводили негласный, но очень действенный бойкот на любое упоминание его самого, его группы и его деятельности, бойкот этот в той или иной мере продлится несколько лет. Собственно, уже с первой пресс-конференции с участием Летова многие удалялись чуть ли не бегом, то же самое касается и первых больших концертов под флагом «НБП» и «Русского Прорыва». Бойкот не был таким уж стопроцентным, но публичных платформ для высказывания у Егора осталось не так много: фрагментарная профильная музыкальная пресса, переживавшая тогда далеко не самые лучшие времена, и патриотические издания, круг читателей которых был весьма специальным.