– Даже не знаю, просто разлюбила его, – ответила она.
– Как это – разлюбила? – в один голос спросили Жань Бумо и Линь Чуньхуа. Похоже, впервые они хоть в чем-то проявили солидарность.
– Вот так, взяла и разлюбила, к чему все эти вопросы? – не выдержала она.
– Лучше бы радовалась тому, что имеешь. Мне скоро уже семьдесят, что такое ответственность, я понимаю, а вот что такое любовь – до сих пор не знаю.
С этими словами Жань Бумо поднялся с дивана и принялся мерить шагами гостиную. Его обуяло такое волнение, что казалось, разводиться собралась не она, а он сам.
– Задумала разводиться – разводись, не будь как твоя мать, которая всю жизнь прожила без любви.
Линь Чуньхуа выключила телевизор и уставилась на мужа.
– Зачем вы тогда женились, если не любили друг друга? – поинтересовалась Жань Дундун.
– Да не слушай ты его, он уже забыл, как опускался на колено, когда просил моей руки. Если не любил, зачем тогда дарил розы? А кто приставал ко мне в кино с просьбой выйти за него? – напомнила Линь Чуньхуа.
– Все это ложь! – отрезала Жань Дундун.
– Он стал гнушаться меня, когда я потолстела, теперь все во мне его не устраивает, сам храпит – стены сотрясаются, при этом жалуется, что это я ему спать не даю. Всю жизнь меня укорял: то недостаточно женственная, то недостаточно красивая, то недостаточно образованная, то кожа грубая. Нет чтобы в зеркало посмотреть или на свои фото – вылитый Чжу Бацзе[8], который жалуется на жену-уродину…
После такого «артобстрела» со стороны Линь Чуньхуа бороздивший просторы гостиной Жань Бумо с шумом плюхнулся на диван, взял газету и снова напялил на себя очки. Дождавшись, пока грудь Линь Чуньхуа перестанет ходить ходуном, Жань Бумо поднял голову и спросил:
– Закончила?
Линь Чуньхуа промолчала, губы ее дрожали – она явно хотела что-то добавить, но изо всех сил сдерживалась. Все как обычно: едва разговор достигал кульминации, как она тут же закрывала рот. И пускай ее упреки сыпались на Жань Бумо один за другим, словно серия петард, при тщательном анализе оказывалось, что все это не более чем вода, ни дать ни взять – припев из песенки «Удалец»: «Хэй-я, и-я, хэй-хэй-хэй-хэй-и-я». Ничего шокирующего и травмирующего она не говорила, к примеру, про любовниц Жань Бумо не упоминала никогда. Даже Жань Дундун поняла, что мать что-то скрывает. Мало того что Линь Чуньхуа пыталась сберечь репутацию Жань Бумо, прежде всего она боялась задеть чувства Жань Дундун. И пускай дочь уже выросла, обзавелась семьей, ребенком и вот-вот должна была развестись – а значит, ранить собственную дочь, – Линь Чуньхуа по-прежнему боялась травмировать свою кровиночку.
– Ты же видишь, сколько лет я терплю твоего отца? Еще Лао-цзы[9] учил нас проявлять снисходительность. Не стоит разводиться из-за каких-то ссор, нет таких супругов, которые бы не ссорились.
– А мы и не ссоримся.
– Раз не ссоритесь, к чему разводиться? Тебя же люди на смех поднимут, ведь у твоего мужа есть все – и внешность, и образование, и талант, и прекрасный доход, – чем он тебе не угодил? Я так горжусь, что мой зять – доктор наук! Как можно взять и избавиться от него, словно от старых туфель?
– Чувства остыли, к чему себя мучить?
– То есть для тебя чувства важнее, чем семья? А о чувствах Хуаньюй ты подумала? Да если бы мы в свое время не боялись огорчить тебя, то уже давно бы развелись, – пытался вразумить дочь Жань Бумо.
– Только не нужно сравнивать себя и меня, мы совсем разные. Если вам по душе вечно сглаживать острые углы, то мне – нет.
– Ну, тогда разводись, твоя мать больше всего в жизни жалеет о том, что не развелась.
Один был против ее решения, другой – за, так что никакого вразумительного совета от родителей она не получила, хотя, в сущности, она его от них и не ждала, ей просто нужно было поставить их в известность, чтобы потом у них не отпала челюсть.
На следующий день она связалась с адвокатом Чжуном и попросила его поговорить с Му Дафу о разделе имущества и других формальностях. Му Дафу от разговора с адвокатом Чжуном отказался. Он сидел напротив, словно немой, и как бы тот ни старался, Му Дафу так и не открыл рта, ни дать ни взять – глухая стена, в результате адвокату Чжуну пришлось откланяться. На третий день, уложив Хуаньюй спать, они встретились в кабинете для беседы.
– Мы ведь делим одну постель, – начал он, – неужели мы не в состоянии поговорить о чем-то напрямую? К чему присылать адвоката?
– Ты тоже можешь прислать адвоката.
– Лучше все решить лично. Мы сами обустраивали нашу любовь, и разводиться тоже должны сами. Есть в жизни дела, которые не перекладываются на других, я имею в виду поспать, сходить в туалет, совершить убийство, посеять смуту.
– То есть если мы решим это лично, то на развод ты согласишься?
– А можно все-таки не соглашаться? За все эти годы я и так тебе никогда ни в чем не отказывал.
– Так и знала, что ты начнешь меня отговаривать. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
– А если стану отговаривать, ты поменяешь решение?
– Нет.
– К чему вообще устраивать всю эту тягомотину? Я же слишком хорошо тебя знаю.
– Надо же, какой покладистый, наверняка уже есть запасной вариант?
– Спасибо за заботу, такому, как я, не составит труда найти замену.
– Что ж, тогда с кем останется дочь?
– У тебя все равно нет времени, будет лучше, если со мной.
– Не согласна.
– Хорошо, пусть остается с тобой.
– Ты так запросто отказываешься? Неужели ты совсем ее не любишь?
Ему словно безжалостно вонзили нож в сердце, но, несмотря на боль и обиду, он не стал препираться, а лишь покачал головой. С тех пор как Сюй Шаньчуань отказался от своих показаний и замначальника Ван отстранил Жань Дундун от дела, Му Дафу постоянно переживал, что она утратит над собой контроль и выкинет что-нибудь эдакое. Это могло быть все что угодно, но он никак не ожидал, что она предложит развестись. Вполне возможно, что развод являлся лишь поводом, а подсознательно это был элементарный выплеск эмоций. Ей требовалось выплеснуть эмоции, и при этом ее совершенно не заботили чувства дочери и мужа. Для него это был мощный удар, но она этого не осознавала, казалось, что только причиняя ему зло, она сама может испытать облегчение. Это напоминало извращенную форму кокетства – в душе она его вроде как и любила, но на словах говорила обратное, умом вроде как и понимала, что он хороший, но на словах обвиняла во всех грехах. Он это чувствовал, а потому молчал. Молчал, потому что не хотел устраивать спор вокруг дочери, боясь, что чем больше они будут муссировать эту тему, тем сильнее будет страдать их дочь, а меньше всего ему хотелось, чтобы при разводе та превратилась в козырную карту.
По его молчанию она догадалась, что переборщила, ей даже стало стыдно, поэтому про себя она перед ним извинилась. Она хотела это сделать во всеуслышание, но вместо этого сказала совершенно другое:
– Что с имуществом, как будем делить его?
– Все, что у тебя на карте, можешь взять себе, мои сбережения пусть отойдут Хуаньюй, из двух квартир одну бы я забрал себе. Устраивает? – Он с надеждой смотрел на нее, ожидая, что она опомнится.
– Вообще-то другая квартира оформлена на Хуаньюй, – нарочно стала напирать она, желая увидеть его реакцию.
– Хорошо, тогда мне не нужно ничего. Ради тебя и Хуаньюй я готов отказаться от чего угодно.
– Если бы не развод, я бы и не узнала, какой ты щедрый.
«Мы прожили вместе десять с лишним лет, и ты этого не знала?» – подумал он, но вслух ничего не сказал. Внутри него росло разочарование, в то же самое время его охватила какая-то легкость после сброшенных пут. И все-таки ему сложно было поверить в происходящее.
– Ты можешь назвать причину развода? – спросил он.
Вместо ответа она передала ему два распечатанных листа с подробным анализом ее ощущений в разные периоды их отношений, таких как «жвачка», «коктейль» и «режим полета». Он дважды внимательно прочитал текст, после чего сказал:
– Все очень верно подмечено, но ты не учла, что на отношения также влияют время и физиология, причем избежать этого не в силах никто. Чем старше мы становимся и чем дольше живем друг с другом, тем сильнее притупляются наши чувства.
– Тогда считай, что я идеалистка, для меня важно стремиться к идеалу, а не довольствоваться тем, что есть. Для меня главное – любишь ли ты меня и люблю ли тебя я. Сейчас ответ на оба этих вопроса – отрицательный, поэтому никакой необходимости жить вместе я не вижу.
– Но такой супружеской жизни, о которой мечтаешь ты, не бывает.
– Уверена, что бывает, просто я еще не встретила такого человека.
Он едва не рассмеялся в ответ. Ему не терпелось прямо сейчас взять и уладить все формальности с разводом, но, понимая, что в последнее время жена жила на лекарствах и была явно на нервах, ему следовало дать ей время, чтобы остыть.
– Ты ведь говорила, что займешься разводом, когда раскроешь дело, к чему такая спешка?
Он вздрогнула, вспомнив, что и правда говорила такое.
– Мы пока просто составим соглашение.
– Тогда нужно добавить пункт, что разведемся мы только после того, как ты раскроешь дело.
На какую-то секунду она заколебалась, но лишь на секунду, потому как была уверена, что раскроет преступление в ближайшем будущем, пусть даже ее и отстранили.
Она села за ноутбук и принялась набирать черновик «Соглашения о разводе». Спустя час она его распечатала, он увидел пункт, по которому одна из квартир отходит к нему, то же самое касалось и половины их финансовых накоплений. «Я же не совсем эгоистка», – заметила она. «Мыслит она вполне здраво», – подумал он. Они по очереди поставили на документе подписи и скрепили их отпечатками пальцев. Действовали они совершенно хладнокровно, словно не происходило ничего особенного, можно было подумать, что этот контракт их вообще не касался.