42
Свое сообщение матери У Вэньчао прислал из точки, находившейся рядом с озером Байлунху в Народном парке административного центра. Лин Фан вместе с оперативной группой обследовали всю зону вокруг озера, а также просмотрели записи с трех камер, расположенных на входах в парк, но никаких следов У Вэньчао, равно как и места его ночлега не обнаружили. Этот парк не был огорожен, зайти в него можно было из любого места, избежав видеоконтроля, собственно, поэтому У Вэньчао и выбрал этот парк.
Оставшаяся в уезде Синлун Хуан Цюин от переживаний не находила себе места – она то принималась звонить сыну, то отправляла ему СМС, и пускай тот не отвечал ни на звонки, ни на сообщения, она все равно продолжала звонить и писать. Все признаки тревожного расстройства были у нее налицо: напряжение, дрожь в руках, частое мочеиспускание, невозможность усидеть на одном месте. Жань Дундун пыталась вразумить ее: «Я понимаю, как сильно вы хотите увидеть любимого сына, но любовь, как и лекарство, должна быть дозированной, иначе эффект окажется прямо противоположным».
На следующий день Хуан Цюин, уже похоронив надежду, отправила лишь одно сообщение. Она твердо уверилась, что У Вэньчао с ней больше не свяжется, то преисполненное нежности сообщение, скорее всего, было не более чем сиюминутным порывом. Она не верила, что несколько ее сообщений внезапно рассеяли его многолетнюю ненависть, и уже тем более даже мысли не допускала, что сын спустя десять лет решит ее навестить. Словно свернутая в рулон скатка, она лежала на диване в гостиной, не подавая никаких признаков жизни.
Со стороны поросших лесом гор волна за волной долетал стрекот цикад, от этих назойливых звуков Жань Дундун стало не по себе. Засомневавшись в успехе своей тактики, она, с одной стороны, беспокоилась, что не может поймать на крючок У Вэньчао, а с другой – испытывала чувство вины за то, что в качестве приманки использует материнскую любовь Хуан Цюин. Это привело к тому, что теперь и у нее проявились все признаки тревожного расстройства. «Если Ся Бинцин была убита У Вэньчао, – размышляла она, – то тогда его не тронет свалившаяся как снег на голову материнская любовь. Если он смог убить человека, то его сердце уже порядком очерствело, к тому же он очень осторожен, чтобы попасться в такой капкан».
В три часа дня, когда обе женщины уже потеряли всякую надежду, на мобильник Хуан Цюин вдруг пришло второе сообщение от У Вэньчао: «Ма, я вернулся». Потрясенная Хуан Цюин тут же села и, произнеся вслух «Вэньчао», огляделась по сторонам, словно сын скрывался где-то поблизости. Откуда ни возьмись у нее нашлись силы, а в потухших глазах загорелся свет.
– Мой мальчик вернулся, – произнесла она, – это правда?
С этими словами она ринулась к выходившему на спортплощадку окну.
– Если это так, то, может, вам пока лучше уйти? – обратилась она к Жань Дундун. – Дайте мне немножко времени, и я обязательно уговорю его явиться с повинной. Вы мне верите?
– Если он и правда вернулся, я дам вам два дня на общение с сыном. Прошу вас, не разочаруйте его.
– Спасибо, – произнесла Хуан Цюин и намертво приклеилась к окну, словно была с ним одним целым.
В пять вечера из технического отдела пришла новость, что сигнал телефона У Вэньчао зафиксирован в районе одного из перекрестков города. Тогда Жань Дундун покинула квартиру Хуан Цюин. Хуан Цюин металась от одного окна к другому, пока не наступила глубокая ночь. В два часа У Вэньчао появился в роще с обратной стороны дома. С помощью фонарика он трижды посветил в окно. Хуан Цюин, заметив свет, осторожно открыла входную дверь. У Вэньчао спустился по откосу, зашел в подъезд и поднялся на третий этаж. Как бы аккуратно он ни закрывал за собой дверь, в ночной тиши этот хлопок показался оглушительным.
Жань Дундун вместе с остальными членами оперативной группы заняла наблюдательный пост в здании по соседству. Чтобы развеять тревогу У Вэньчао, Хуан Цюин, понимая, что за ними следят, собрала всю волю в кулак и сделала вид, что никакой слежки нет. В прослушивающем устройстве раздалось всхлипывание Хуан Цюин, У Вэньчао молчал. Спустя пять минут молчания Хуан Цюин обратилась к сыну: «Проголодался, наверное, что тебе приготовить?» – «Без разницы, – ответил У Вэньчао, – можешь сварить лапшу, а я пока помоюсь». Звук шагов, кто-то открыл и закрыл дверь, стук кухонного ножа по доске, шипение газовой горелки… Вдруг в наушниках стало глухо. Спустя минут десять снова раздался хлопок двери, топот шагов, звук поедания лапши. «Может, добавки?» – спросила Хуан Цюин. «Наелся», – ответил У Вэньчао. «Возьми арбузик, посмотри, как исхудал», – предложила Хуан Цюин. Далее раздались звуки поедания арбуза. У Вэньчао ел жадно – ломоть арбуза уговаривал за несколько укусов, всего он съел пять ломтей. «Ма, а ты чего не ешь?» – обратился он к Хуан Цюин. «Маме нравится смотреть, как кушаешь ты», – отозвалась та. «У меня глаза слипаются, надо отоспаться», – произнес У Вэньчао. «Давай, поспи, а завтра приготовлю тебе чего-нибудь вкусненького». Потом раздался стук шагов, потом кто-то снова открыл и закрыл дверь.
На следующий день в девять утра в подъезд, неся в охапке разные деликатесы, зашли отчим У Вэньчао, Ли Чжаньфэн, и их с Хуан Цюин восьмилетний сын, Ли Цзякунь. Они поднялись на третий этаж и нажали на звонок. В доме тотчас поднялся шум, раздалось верещание утки и курицы – эту живность тоже принесли для трапезы. «Ма, когда уже брат проснется?» – спросил Ли Цзякунь. «Пусть еще чуток поспит», – ответила Хуан Цюин. «Я могу пока приготовить салат», – предложил Ли Цзякунь. «Хорошо, приготовь чашку салата», – согласилась мать. В двенадцать часов Ли Цзякунь постучал в комнату к брату: «Братец, вставай обедать». Следом послышался звук открывающейся двери и раздались голоса: «Привет, Цзякунь». – «Брат». – «Ну наконец-то проснулся». – «Здравствуйте, дядя». Потом последовали звуки шагов, умывания и сервировки стола. «Сколько вкусностей», – произнес У Вэньчао. «Салат делал я», – отозвался Ли Цзякунь. У Вэньчао попробовал и похвалил: «Вкусно». – «Выпьем пару рюмочек?» – спросил Ли Чжаньфэн. «Выпьем», – согласился У Вэньчао. Потом послышалось чавканье. Оно казалось настолько аппетитными, что у Жань Дундун, Шао Тяньвэя и Сяо Лу потекли слюнки, это была настоящая услада для ушей. «Семья может называться счастливой, когда дом наполнен вот такими смачными звуками», – подумала Жань Дундун.
В три часа Ли Чжаньфэн и Ли Цзякунь ушли. Дома остались лишь мать с сыном, между ними состоялся следующий разговор:
– Нашел себе девушку?
– Да кто на меня посмотрит?
– Ты такой умный, наверняка кому-то нравишься.
– Нравиться не то же самое, что быть любимым, к тому же никакой я не умный.
– Как твоя компания?
– Обанкротилась.
– Если нужны деньги, я продам квартиру.
– Поздно, если бы ты относилась ко мне так с самого начала, я бы таким не стал.
– Прости меня, сынок, прости…
– Встань, ну зачем ты так? Это просто невыносимо, встань, пожалуйста.
Послышались всхлипывания Хуан Цюин.
– Встань, меня все равно этим не растрогаешь, я уже давно разучился плакать.
– Ты что-то натворил?
– Что значит – «натворил»?
– Кому-то причинил зло?
– Не знаю. Одно могу сказать точно, я никого не убивал.
– Тогда почему скрываешься?
– Я постоянно чего-то опасаюсь и боюсь, но не знаю, чего точно.
– Если не совершал ничего дурного, так не нужно и бояться. Подумаешь, оступился, просто признайся во всем, и тебе вынесут мягкий приговор.
Наступило молчание. Минуты через две У Вэньчао спросил:
– Как твое здоровье?
– Неважно, замучили головные боли, уже и МРТ делала, ничего не находят, а голова просто раскалывается, врачи говорят, что это невроз.
– Ты слишком за все переживаешь, но за меня переживать не нужно, я свои проблемы улажу сам, так было всегда.
– Ты правда никого не убивал?
– Правда.
– Тогда пообещай маме, что пойдешь в полицию и все расскажешь, это же не дело – скрываться всю жизнь.
– Мне нужно время, чтобы все обдумать.
– Разве ты уже не обдумал?
Последовало молчание.
– Ты написала, что веришь мне, почему сейчас не веришь?
– Я тебе верю.
– Раз веришь, то встань уже наконец.
Ночь прошла без разговоров. В десять утра Хуан Цюин на своей машине вывезла все семейство за город на речную отмель. Там они разложили походную мебель, расставили закуски с напитками, разожгли мангал. Туда же подъехала машина с остальными родственниками, из которой вышли бабушка, дедушка со стороны матери, а также двоюродные брат с сестрой. Вся компания наслаждалась отдыхом на природе. Рядом протекала спокойная прозрачная река с заросшими кустарником берегами, сияла синевой небесная ширь, в воздухе разливались благоухание трав и аромат жареного мяса. Они ели, пили, горланили песни, делали совместные фото, плескались в реке. Когда, наплававшись вдоволь, У Вэньчао присел отдохнуть на прибрежный камень, к нему пристроилась Хуан Цюин и спросила:
– Может, убежишь?
– Как я убегу?
– Проплывешь вдоль берега вниз по течению, через километр будет пирс. Там на машине тебя дожидается отец, он сказал, что отвезет тебя, куда скажешь.
– Я вернулся, потому что больше не хочу никуда убегать. Я же знаю, что они обращались к тебе, наверняка за тобой следят. Именно поэтому я и вспомнил о тебе, они же не будут следить за тем, кто мне не дорог.
– Я могу сказать, что тебя затянуло в воронку, и теперь неизвестно, жив ли ты вообще.
У Вэньчао повернулся к реке и глянул вниз по течению, до него донеслось журчание воды.
– Ма, – произнес он, – ты зачем посылала мне сообщения? Чтобы заманить в ловушку? Или правда хотела увидеться со мной?
– Если бы я собиралась тебя заманить, то сегодня не планировала бы твой побег, – ответила Хуан Цюин. – Мое сердце уже скоро лопнет от беспокойства.
Веки У Вэньчао вдруг задрожали, и из глаз его заструились дорожки слез.