коллег убеждены, что я впустую трачу время. Но даже если у меня ничего не выйдет, я проложил дорогу всем, кто пойдет за мной. По крайней мере, они будут знать, что на тех планетах ничего нет, поиски там бесполезны. Я бы предпочел действовать по-другому, но, возможно, иного способа просто нет».
В одном из задних рядов поднялся молодой человек.
«Профессор, могу я задать личный вопрос?»
«Слушаю».
«Если бы у вас была возможность начать сначала, вы пошли бы другим путем?»
«Да, конечно. Без всяких сомнений».
«Что вы сделали бы иначе?»
«Вы спросили, пошел бы я другим путем? Конечно. На том пути, по которому я шел раньше, мне ничего не удалось найти. Но если вы спрашиваете, стал бы я тратить жизнь на раскопки кухонной утвари пятого тысячелетия в мертвом городе на планете, о существовании которой забыли две тысячи лет назад, – я скажу: нет. Однозначно нет. Я предпочту потерпеть неудачу, пытаясь совершить открытие мирового масштаба, чем добиться мелкого успеха».
– Странно, – сказал Алекс.
– Что?
– Он говорит так, будто оставил после себя всю необходимую информацию.
– Знаешь, – сказал Алекс, – наверняка плита – это просто шутка. Чей-нибудь подарок на день рождения. Но, думаю, нам ничего не стоит взглянуть на нее.
– Как долго Таттл жил в риндервудском доме? – спросила я.
– Он родился и умер там.
Я посмотрела на часы. Через несколько минут мне предстояло отправиться туда.
– Странно, – заметила я. – Человек всю жизнь исследовал звезды, но ни разу по-настоящему не покидал родного дома.
Алекс был одет в старомодный свитер с надписью «Университет Андиквара». Заметив, что свитер сидит криво, он расстегнул его и поправил.
– Возьми с собой договор, – сказал он. – Если Гринграсс не окажется дома, дождись ее и получи от нее подпись. И выдай небольшую сумму.
– Насколько небольшую?
– Двадцать пять. Нет, тридцать пять. Главное, убедись, что все подписано. – Он встал и направился к двери. – Чейз, думаю, незачем тебе говорить…
– Знаю.
Подготовив договор, я вышла из дома и поспешила по дорожке к посадочной площадке. Начался слабый дождь. Алекс все время говорит, что надо соорудить над дорожкой крышу, – в Андикваре часто идут дожди, – но у него никак не доходят руки. Я села в скиммер. Он зажег огни и поприветствовал меня.
До дома Гринграсс было шестнадцать минут лету.
Риндервуд считался богатым районом. Некоторые дома напоминали греческие храмы, у других были аурелианские купола и санджийские башни. Ложной скромностью никто не страдал, и я не ожидала встретить здесь правительственного чиновника. Дом номер двенадцать по Голд-рейндж выглядел консервативно по местным стандартам, но мне он показался роскошным – двухэтажное строение с верандами на обоих уровнях и вечнозелеными растениями перед фасадом. Широкая лужайка выходила на реку Мелони, где у Мэделин Гринграсс была оборудована пристань с лодочным сараем.
Я опустилась на площадку. С ветвей деревьев вспорхнула стая веретенниц. Алекс всегда считал, что неумение приземлиться, не вспугнув птиц, – признак плохого водителя. Дождь к тому времени уже лил как из ведра. Выйдя из машины, я пробежала по выложенной кирпичом дорожке и поднялась на крыльцо по трем или четырем ступеням.
Плиты не было. Я остановилась перед дверью. Дом спросил, не нужна ли мне помощь.
– Моя фамилия Колпат, – сказала я. – Я пришла забрать плиту. Госпожа Гринграсс ждет меня.
– Прошу прощения, госпожа Колпат, но плиты уже нет.
– Нет? Куда она делась?
– За ней уже приходили.
– Она должна была оставить плиту для меня.
– Прошу прощения. Полагаю, случилось недоразумение. Ей позвонил кто-то другой, и они сразу же прилетели.
– Можешь меня с ней соединить? С госпожой Гринграсс?
– Это срочно?
– Можно считать, что да.
– Почему?
– Не важно. Ты знаешь, кто это был? Кто забрал плиту?
– Да.
– Можешь сказать кто?
– Прошу прощения, но я не вправе разглашать данную информацию.
– Госпожа Гринграсс дома?
– Нет.
– Когда она должна вернуться?
– Вероятно, ближе к вечеру. После шести.
Когда я направилась назад к скиммеру, на площадку опускались работники Тима. Посадив свою машину рядом с моей, они выбрались наружу. Их было двое – Клайд Хэлли, с которым я уже имела дело, и еще один, незнакомый мне, такой же рослый и мускулистый.
– Что-то случилось, Чейз? – спросил Клайд.
– Плиты больше нет, – ответила я. – Похоже, я зря позвала вас, ребята. Извините.
– Бывает, – кивнул он. – Вы уверены, что мы вам не нужны?
– Да, Клайд, пока не нужны. – Я дала обоим на чай и снова повернулась к дому. – Можешь передать сообщение для госпожи Гринграсс?
– Могу.
– Пусть она позвонит мне, как только сможет.
– Хорошо, мадам. Что-нибудь еще?
– Можешь хоть что-нибудь рассказать о тех, кто забрал плиту?
– Прошу прощения, но это было бы неэтично.
Алекс сразу же стал уверять, что расстраиваться не стоит. Я поняла, что все это нисколько его не обрадовало.
– Эта Гринграсс наверняка сможет рассказать нам, кто забрал плиту. Мы просто сделаем им предложение.
– Вполне разумно.
– Думаю, выяснить, где сейчас плита, будет несложно.
– А может, те, кто ее забрал, думают так же, как мы?
– Считают, что это артефакт? Сомневаюсь.
– Почему?
– Сколько ученых, по-твоему, каждое утро просматривают «Рис-Маркет»? Скорее всего, кому-то просто понравился белый камень и он решил сделать из плиты садовое украшение.
– Прошу прощения, Алекс, – прервал нас Джейкоб, – но с вами хочет поговорить госпожа Веллингтон. Насчет айварской вазы.
Айварская ваза была главным предметом на сцене при исполнении хита конца прошлого века «Король шоу». Но дело в том, что госпожа Веллингтон, ее новая владелица, встретила некоего «эксперта», который сказал, что ваза – всего лишь копия, а оригинал разбили во время предпоследнего представления. Все бумаги были на месте, но госпожа Веллингтон хотела увериться, что действительно владеет оригиналом.
Алекс знаком велел мне вернуться к своей работе на время его разговора с клиентом. Спустившись к себе в кабинет, я разобралась со счетами, провела кое-какую инвентаризацию, посоветовала нескольким клиентам не участвовать в запланированных сделках – и оказалось, что уже пора домой. Я еще раз позвонила Мэделин Гринграсс.
– Госпожа Гринграсс недоступна, – последовал ответ. – Можете оставить сообщение.
Уходить, не выяснив, что случилось, я не собиралась и решила подождать. Вскоре спустился Алекс и сказал, чтобы я шла домой: он позвонит, как только узнает что-нибудь.
– Ничего страшного, – ответила я. – Посижу еще немного, если ты не против.
Алекс заметил, что смысла в этом нет.
– Много шума из ничего, Чейз. Не трать время зря. Езжай домой, побудь с Маком.
Мак, мой очередной приятель, не слишком нравился Алексу. Он был археологом, не одобрял нашего способа зарабатывать на жизнь и даже не пытался этого скрывать.
– Пройдут годы, Чейз, – говорил он мне, – и ты вспомнишь, как занималась вандализмом, грабила могилы и продавала древности, которым место в музее. Ты горько об этом пожалеешь.
Мак умел обаять кого угодно – именно поэтому он оставался моим приятелем, пусть и временным. Я надеялась, что в конце концов благоразумие возьмет в нем верх, – по крайней мере, я пыталась убедить себя в этом.
Я осталась в загородном доме. Мы послали за сэндвичами, после чего Алекс забыл обо всем, начав совещаться с двумя коллегами: оба только что вернулись с раскопок на военной базе тысячелетней давности в звездной системе, о которой я никогда не слышала. Разумеется, в этом не было ничего необычного: тот, кто редко покидает Окраину, скорее всего, не представляет, насколько велик космос.
Я сидела у себя в кабинете, доедая сэндвич с тушеным мясом, когда Джейкоб сообщил о звонке:
– Это профессор Уилсон. Он хочет поговорить с Алексом, но Алекс занят. Может, ты ответишь?
Уилсон, похоже, звонил из дома: он отдыхал в большом, обтянутом тканью кресле. Я не видела ничего, кроме выкрашенных в темный цвет стен. Свет в комнате был приглушен. За креслом стоял стеклянный шкаф с наградами, в расчете на то, что их увидит каждый звонящий. Слышалась грохочущая концертная музыка: что-то тяжелое, наподобие Баранкова – правда, с небольшой громкостью.
– Ах, это вы, Чейз, – сказал он. – Я звонил господину Бенедикту.
– Он сейчас занят, профессор. Могу вас с ним соединить, если хотите.
– Нет-нет. Я еще раз взглянул на надпись на плите – это определенно не позднекорбанский. Но не это главное. Ничего похожего на эту письменность нет. Я нашел параллели с другими системами, но нет никаких признаков, хотя бы отдаленно указывающих на язык.
– Как насчет ашиуров? Может, это артефакт «немых»?
– Возможно. Мы не все знаем о нас самих, не говоря уже об ашиурах.
– Значит, мы не имеем ни малейшего представления о том, откуда могла взяться плита?
– Никакого. Я бы сказал так: либо это подделка, либо к вам в руки попала весьма ценная вещь. Что думает Алекс?
– Не знаю. Полагаю, он еще не решил.
– Что ж, если смогу чем-то еще помочь, сообщите.
Вечером я наконец дозвонилась до Гринграсс.
– Мэделин, – сказала я, – когда я приехала к вам, плиты уже не было.
– Знаю. Стаффорд мне сказал.
Стаффорд? Видимо, искин.
– Мы считаем, что она может представлять определенную ценность.
– Слишком поздно. Ее больше нет, Чейз.
У нее был усталый вид – видимо, после экскурсий с посетителями парка Силезия.
– Не могли бы вы сказать, кто ее забрал?
– Понятия не имею.
– Вы не знаете?
– Я же сказала.
– Они не представились?
– Я никому не разрешала забирать плиту. После вас звонили еще несколько человек. Кажется, я ответила им, что плита уже нашла нового владельца, но, возможно, случился обрыв связи или что-то еще – не знаю. Я просто хотела от нее избавиться, понимаете? Понятия не имею, где она сейчас, и меня это мало волнует. Простите, что из-за меня вы съездили зря.