Её взгляд цеплялся за Игоря. Он стоял у барной стойки. Это был высокий, подтянутый молодой человек, с широкими, мощными плечами под чёрной футболкой. Его русые волосы, чуть влажные от жары, падали на лоб, и он то и дело отбрасывал их назад резким движением руки. Марина знала эту привычку. Она знала также его громкий, чуть хриплый смех, который легко было услышать сквозь шум клуба. Знала, как он смотрит на неё, или, по крайней мере, ей казалось, что знала. Они не были парой, но в её голове он давно стал её парнем. Она рисовала себе их будущее, глупое, простое, деревенское: дом, дети, огород, может, даже собака. Это было всё, о чем она могла себе позволить мечтать в Клинцовке, где надежда умирала быстрее, чем мухи на липкой ленте.
Но сегодня что-то было не так. Игорь не смотрел на неё. Он стоял у стойки, лениво крутил в руках бутылку пива, и взгляд его блуждал по залу, будто искал что-то или кого-то. Марина сжала стакан сильнее, пластик захрустел и смялся под женскими пальцами, а пиво выплеснулось ей на руку. Она вытерла ладонь о джинсы, чувствуя, как в груди закипает что-то тёмное, не то обида, не то предчувствие. Ей не нравилось, как он стоял, как двигался, как будто забыл, что она здесь, как будто она вообще перестала для него существовать.
А потом случилось это.
Дверь клуба хлопнула, и в проём шагнула девушка. Высокая, стройная, с прямой спиной, она казалась чужой в этой сутулой толпе. Её чёрные джинсы обтягивали ноги, как вторая кожа, а белая рубашка — простая, но слишком чистая для Клинцовки — подчёркивала тонкую талию. Русая чёлка упала ей на глаза, но она откинула её лёгким движением руки — небрежным, но точным, как удар ножа. Лицо незнакомки было бледным, почти мраморным, с острыми скулами и губами, на которых застыла холодная, едва заметная, как тень на воде, улыбка. Её голубые, глубокие, словно колодцы, в которых тонет свет, глаза были тем, что по-настоящему цепляло. Они смотрели сквозь людей, сквозь стены, сквозь эту ночь. В них было что-то, от чего у Марины по спине пробежали мурашки.
Толпа замерла, не сразу, не все, но волна тишины прошлась по залу, как круги по воде. Музыка продолжала греметь, но голоса стихли, головы повернулись, взгляды прилипли к незнакомке. Она не замечала этого или не хотела замечать. Шагала уверенно, не глядя по сторонам, и каждый её шаг отдавался в ушах Марины, как стук молотка по шляпке гвоздя. Она остановилась у барной стойки, в двух шагах от Игоря, и замерла, скрестив руки на груди. Её холодный, оценивающий взгляд скользнул по залу, будто она искала что-то, одно ей известное, и не находила.
— Кто это? — шепнула Марина сама себе, но голос её утонул в шуме. Она шагнула ближе к двери, чувствуя, как пот стекает по шее, как сердце бьётся быстрее, чем нужно. Её трясло — не от холода, не от жары, а от чего-то другого, что она не могла назвать.
Игорь заметил незнакомку. Он медленно повернулся, вроде бы без желания, но в тоже время казалось, что он просто не смог удержаться. Молодой человек улыбнулся той улыбкой, которую Марина считала своей, и шагнул к блондинке. Наклонился к её уху, сказал что-то, что заглушила, а потом и вовсе поглотила музыка. Девушка бросила на него короткий взгляд, резкий, как удар хлыста, потом посмотрела внимательнее, окинула парня с головы до ног. Марина знала, что та видит: подтянутую фигуру, сильные руки, красивое мужественное лицо, которое в этой дыре выглядело живым. Она знала это лучше всех. И ненавидела её за то, что она была не на её месте.
Незнакомка протянула тонкую, с длинными пальцами руку, схватила Игоря за край футболки и подтянула к себе. Прошептала что-то ему на ухо, так близко, что её губы почти коснулись его кожи. Марина не слышала слов, но видела, как Игорь замер, как глаза его на миг остекленели, будто кто-то выключил свет внутри. Девушка отпустила его, развернулась и пошла к выходу, не оглядываясь. Её чёрные джинсы мелькнули в свете неона, рубашка колыхнулась от сквозняка, а дверь захлопнулась за ней, оставив после себя тишину, которая тут же заполнилась гулом голосов.
Игорь стоял на месте, бутылка пива в его руке дрожала. Он резко и в тоже время неуверенно, тряхнул головой, как собака, что отряхивается от воды, огляделся, будто не понимал, где находится. Потом улыбнулся глупо, криво, как ребёнок, не знающий, зачем смеётся, и побрёл на выход, вслед за блондинкой. Его шаги были тяжёлыми, неровными, и каждый из них отдавался в груди Марины, как удар по рёбрам.
Она не могла поверить. Игорь — её Игорь, тот, кто обещал отвезти её на озеро, тот, кто смеялся над её шутками, уходил с этой… этой тенью в белой рубашке. Марина сжала руку в кулак так сильно, что пиво, которое все ещё было в помятом пластиковом стакане вылилось ей на ноги, липкое, тёплое, как кровь. Она бросила стакан на грязный пол, не замечая, как люди косились на неё и шептались за спиной. Её лицо горело, глаза щипало, но слёз не было, был только гнев, чёрный, вязкий, поднимающийся изнутри, будто грязь со дна колодца.
— Куда это он? — пробормотала она, дрожащим голосом, больше похожим на хрип. Она шагнула к двери, толкнула её плечом и спёртый воздух клуба сменился душной ночью - влажной, тяжёлой, с запахом земли и чего-то кислого, что витало над деревней. Улица была пуста, только фонарь мигал вдали, отбрасывая длинные тени, которые шевелились, словно живые. Марина огляделась, щурясь в темноте, а потом заметила их — две фигуры, удаляющиеся в сторону леса. Не в сторону кафе, не к домам, а туда, где ничего не было — только старый погост, заросший бурьяном, и тишина, что глушит всё живое.
Она замерла, чувствуя, как холод пробирает её спину и ноги становятся ватными. Ей хотелось закричать, броситься за ними, вцепиться в эту бледную девку и утащить Игоря обратно. Но что-то держало её — не страх, не разум, а предчувствие, что гнало мурашки по коже. Это было неправильно. Всё было неправильно. Клинцовка никогда не спала спокойно, но эта ночь была другой, какой-то особенной, она дышала, смотрела, ждала. И Марина, сама того не понимая, шагнула за ними, в эту мглу, что пахла землёй и гнилью.
Тьма за деревьями скрывала угрозу, неизбежную и безжалостную, и Марина шагала к ней, не подозревая, что ночь эта оборвёт её жизнь. Только одно жгло и распирало её изнутри: Игорь уходил, и она просто не могла его отпустить.
Глава 3: Кладбищенский ритуал
Ночь над Клинцовкой сгустилась, обернувшись густой и липкой тьмой, словно смола, вытекшая из старого дерева. Лес за деревней стоял чёрной, непроглядной стеной, с ветвями, изогнутыми, будто пальцы, цепляющиеся за небо. Ветер шевелил листву, и шорох её напоминал шёпот, низкий и невнятный, будто кто-то бормотал во сне. Старый погост прятался за этими деревьями, скрытый бурьяном и поднимавшимся от земли туманом. Кресты торчали из почвы криво, как сломанные кости, а могильные плиты, покрытые мхом и трещинами, проваливались внутрь, словно земля под ними дышала, жадно втягивая всё, до чего могла дотянуться.
Марина пробиралась вслед за Игорем и незнакомкой, выдерживая расстояние, чтобы её шаги тонули в шуме ветра. Ноги её вязли в холодной и скользкой грязи, которая безжалостно облепила кроссовки по самые щиколотки. Джинсы промокли и липли к коже, а кофта, пропитанная потом и сыростью, тянула плечи вниз, как груз. Сердце стучало в груди, громко, неровно, и каждый удар отдавался в ушах, заглушая шорох листвы. Она не понимала, зачем идёт сюда, в эту глушь, где даже днём никто не появлялся без нужды. Но остановиться не могла. Игорь уходил с белобрысой девкой! Мысль об этом жгла её изнутри, как угли, брошенные в сухую траву.
Они свернули налево, к погосту, и Марина замерла за деревом, прижавшись к шершавой коре. Её пальцы вцепились в ствол, оставляя грязные следы, а дыхание вырывалось короткими рывками, паром растворяясь в тумане. Она выглянула, щурясь в темноте. Луна спряталась за облаками, и свет её пробивался тонкими нитями, которые падали на землю пятнами, похожими на разлитую ртуть. Игорь и незнакомка остановились у свежей могилы, с ещё не осевшим холмиком земли, и крестом, криво воткнутым в грунт. Марина прищурилась, пытаясь разглядеть их лица, но тьма глотала детали, оставляя только силуэты.
Лена (как позже узнает Марина) стояла с прямой спиной, острой и холодной, как лезвие ножа. Её белая рубашка казалась пятном в темноте, а чёрные джинсы сливались с ночью, делая ноги почти невидимыми. Она откинула русую чёлку с глаз и повернулась к Игорю. Тот стоял рядом, чуть сгорбившись, и его плечи дрожали, но не от холода, а от чего-то другого, скрытого под кожей. Лена что-то тихо сказала и голос её, хоть и не долетел до Марины, резанул воздух, будто пенопласт по стеклу. Игорь кивнул, медленно, как марионетка, и опустился на колени перед могилой.
Марина сжала губы, чувствуя, как горло сдавливает тошнота. Она хотела крикнуть, броситься туда, но ноги её не слушались, приросли к земле, как корни старого дуба. Игорь начал копать прямо голыми руками, жадно, вгрызаясь в почву, словно зверь, почуявший добычу. Земля летела в стороны, чёрная, влажная, с комьями, падавшими с глухим звуком. Его пальцы пачкались, ногти ломались, но он не останавливался, и скоро из ямы показалась зелёная ткань с пятнами плесени. Марина моргнула, не веря глазам. Это была грязная старая рубаха. А под ней — тело.
В могиле лежал старик, смуглый, лысый, с кожей, сморщенной и потемневшей, как кора сгнившего дерева. Его руки раскинулись в стороны, будто он загорал на пляже, а рот приоткрылся и обнажил редкие зубы, жёлтые и кривые. Глаза, белёсые, мутные, как варёные яйца, смотрели в небо, в них не было жизни, только пустота и застывшее вечное ожидание. Игорь рывком выдернул покойника наружу и тело шлёпнулось на землю с влажным звуком, от которого у Марины свело желудок. Она прижала ладонь ко рту, сдерживая рвотный позыв, но запах — сладковатый, гнилостный, с ноткой сырости — уже пробился к ней и окутал словно дым.
Лена стояла рядом, скрестив руки, и смотрела на Игоря с холодным любопытством, как учёный на подопытного зверя. Она наклонилась, быстрыми, резкими движениями начертила на земле круг, оставляя в грязи знаки, похожие на когтистые лапы. Луна выглянула из-за облаков, и линии круга вдруг блеснули, словно на них падал не свет, а тень. Игорь, не глядя по сторонам, потянулся к мертвецу, схватил его за синевато-коричневую ногу, с отслаивающейся лоскутами кожей и поднёс к своему лицу. Марина ахнула, тихо, почти беззвучно, но звук застрял в горле, как кость.