А вот вам злючая реплика: как хорошо, что моим отцом не был простой слесарь или механик, или на худой конец начальник участка завода. А то бы моя мамочка при первом его загуле настрочила бы в партком, и получил бы он, как говорят, по полной программе выговор с занесением в личное дело, «пропесочивание» на общем партийном собрании коллектива, сигнал в горком комсомола (если комсомолец) или горком партии (если партийный). И знал бы о его похождениях весь город… А тут такой разврат – и все сходит с рук. Но, может, это не разврат, а просто такой «ученый еврейский» юмор?! Вот ведь и супруга уверяла: «Я дала ему слово и клятвенно заверила своей любовью – ревновать не буду, не посмею, живи свободно, красиво, интересно! Так, как жил ты на своей далекой звездной планете. Ты слишком чист и необычен для нас, землян! И сверкающие глаза твои так красивы, необычны, они излучают сияние, так, наверное, сверкают самые драгоценные черные бриллианты, и сам ты какой-то хрупкий, как редчайшая драгоценность!» Как думаете: это она всерьез так думает, или играет на публику, или иронично шутит, или с ней что-то было не так?
Ландау светился от счастья, когда узнал, что его друг Лифшиц тоже научился тонкостям адюльтера, которые он ему «преподавал».
Физик-ловелас радостно делился со своей женой:
– У Женьки и Лели очень культурный брак – без ревности и предрассудков. Это я научил Женьку, как надо правильно жить. Он оказался способным учеником, только не по физике. Женька очень оценил мою теорию и с помощью Лели осуществил и экспериментально подтвердил мои теоретические выводы! В этой любовной троице только любовник и введен в заблуждение, а муж в большом выигрыше. Леля знакомит Женьку с усовершенствованиями, достигнутыми большим опытом ее шефа в делах любви. Все держится в большом секрете от шефа!
– И твой Женька наверняка считает, что натянул нос любовнику своей жены?
– Да так и есть. Здесь в дураках сам любовник. Когда тебя не было в Москве, после ухода Рапопорта Леля рассказывала много интересного! Все интимные подробности.
Кажется, его жена умно заметила:
– Дау, это не любовь, это просто мерзкий секс.
– Если бы я мог, я бы издал закон: мужчина, оставляющий на своей возлюбленной какой-нибудь предмет туалета, подлежит расстрелу, – говорил физик.
Ландау – жене:
– Все двенадцать лет ты олицетворяла для меня всех женщин мира! А сейчас пришло время, я очень хочу изучать на деле, как устроены другие женщины. Помни, не в ущерб тебе, не в ущерб нашей любви.
«Заглянув в комнату Гарика, Дау сказал: “На звонок в дверь не выходи, я открою сам”. Это был сигнал “стоп”, “красный свет”.
В нашем брачном “Пакте о ненападении” был пункт полной свободы личной жизни, полной свободы интимной жизни человека.
“Хорошо”, – сказала я, подумав, что приедет Женька с девицами в машине. В этом случае Дау всегда подавал сигнал “стоп”». (Из книги К. Ландау-Дробанцевой «Академик Ландау. Как мы жили».)
В разговоре Конкордии с сыном звучит фраза:
– Сынуля, наш папка очень умный. Да, сынуля, наш папка очень талантлив.
И цитата из ее воспоминаний: «В этот страшный год, роковой для нас, сын стал понимать человеческую ценность своего отца».
Дау хвалился:
– Я встречал очень хорошеньких официанток, но они с большим презрением отвергали меня. Я провел статистику: самый большой процент хорошеньких девушек среди официанток, но, увы, им я не симпатичен совсем. Женька обещал помочь, я с ним договорился так: если он меня познакомит с красивой особой, независимо, освою я ее или нет, он получает премию в 500 рублей.
– И что, он согласился? – спросила жена.
– О, он заработал уже 1500 рублей!
Как-то Лев Давидович вернулся домой расстроенный. Жена участливо спрашивает:
– Дау, что с тобой?
– Я обхамил девушку. Представь, очень миловидная девушка. Фасон платья много обещал, и так культурно прижималась, а полез за пазуху – и вдруг: там ничегошеньки нет. Не то что малость, а совсем ноль. И я от нее, как от лягушки, удрал, даже не попрощавшись. Ай-яй…
Или вот забавное рассуждение, свидетельствующее о веселых нравах, царивших среди советских академиков. Однажды Дау спрашивает свою ненаглядную:
– Кора, в какие дни ты возишь продукты на дачу?
Узнав, что та ездит на дачу по вторникам и пятницам, он предложил выделить два других дня в неделю для встреч своего друга Женьки с новой любовницей.
– Понимаешь, Кора, – убеждал Ландау, – Женька меня очень просит выделить ему одну комнату на даче. Он будет ездить со своей Зинкой два раза в неделю, любовь в машине стала для них опасной. Он мне рассказывал: как-то в лесу к его машине подошел милиционер и попросил предъявить права. К счастью, Женька был уже в трусах и в брюках.
– Как? – попыталась возмутиться женщина. – А не слишком ли жирно для их семьи? Зигуш с его женой Лелей – у нас в квартире, а теперь – Женька и его любовница Горобец – на нашей даче?
– Дорогая, ну почему не сделать добро хорошему человеку? На даче у нас шесть комнат, а живут там постоянно только три человека. Кому может помешать приезд Женьки и с Зиночкой на несколько часов? К тому же я поговорил с твоей мамой, и она не возражает.
«Избавить дачу от Женьки я не смогла. Мне по “злобности” только удалось его субботу перенести на понедельник. В понедельник и четверг Евгений Михайлович Лившиц исполнял свой любовный танец у нас на даче в Мозжинке не один год», – признавалась честно К. Ландау-Дробанцева. Кстати, заметьте: эти «невинные» страсти происходили в военные годы, когда вся советская страна воевала с немецкими захватчиками…
А вот еще развеселая «научная» картинка тех страшных для страны военных лет. «Как-то вечером в конце войны к нам зашел Алиханьян, сели ужинать. Дау вскочил, сказав: “Артюша, я больше не могу переносить твоего кислого вида! Хочу видеть тебя счастливым! У тебя есть все для счастья! Столько девушек мечтает о твоем внимании. Нита сейчас уже живет в Москве. Ты ей звонил?”.
– Ну что ты такое говоришь, Дау. А вдруг к телефону подойдет Митя?
– Митя сидит за роялем и телефонных звонков не слышит… Митя слишком переполнен музыкой, а вдруг она скучает?
Дау подошел к телефону, под диктовку Артюши набрал номер: “Ниточка, приветствую вас в Москве. Говорит Дау. Сейчас у меня сидит Артюша и очень скучает. Если вы свободны, приезжайте к нам ужинать. Коpa очень хочет с вами познакомиться. Ваш шофер знает, где наш институт. Квартира два. Мы вас ждем”.
Минут через 20 к нам приехала Нина Васильевна Шостакович, жена знаменитого композитора: золотоволосая с золотистыми глазами. Ужин прошел очень весело. Алиханьян – сиял! Вся наша квартира наполнилась звонким смехом Ниточки (так ее называли все)…
Нита – физик. Она кончала физфак в Ленинграде, была влюблена в своего жениха, который еще мальчиком стал знаменитым композитором. Вскоре они поженились.
Артюша встречался с разными девицами, но своей первой любви был пылко предан все годы, вероятно, поэтому он не женился.
– Дау, но Нита этого стоит. Как смеется! Тряхнет головой, отбросив золото волос, и зазвенел хрусталь с серебром колокольчиков. Она бесконечно обаятельна.
На следующий день Алиханьян просто ворвался к нам: “Кора, Дау, Ниточка согласилась сегодня поужинать в ресторане, если будете вы и Дау! Нас угостят замечательным шашлыком по-карски. Я уже все заказал!”».
В те военные годы заедать шашни замечательными шашлыками по-карски могла только избранная публика. Очень избранная и очень веселая… Ведь ей нужны были силы, чтобы принимать щедрые подарки от правительства уже после окончания войны, – когда страна была в разрухе, а многомиллионный народ голодал.
«Да, еще Берия подарил братьям физикам Абуше и Артюше Алиханьянам вагон имущества, вывезенного из Германии, и они приняли эти подарки. Их принципы не были такими строгими, как у Ландау. Тогда многие физики принимали щедрые подарки», – вскользь подметила все та же Кора.
После войны Ландау стал академиком. После назначения он сказал жене:
– Коруша, ты совсем не радуешься, что я пролез в академики?
– Зайка, милый, у меня так болят ноги, – ответила она вслух, а про себя подумала: «Вот, вот, только этого мне сейчас и не хватало. Красивые девушки так падки на академиков, а я? Я уже не Юнона!» Я все время твердила себе: я не имею права ревновать, особенно сейчас, когда заболела, разжирела! А Даунька все тот же: легок, изящен, беспредельно жизнерадостен. Он имеет полное право любоваться красотой молодых, здоровых женщин. А как он может восхищаться и любить прекрасное молодое женское тело – это я знаю!» (по воспоминаниям Коры Ландау-Дробанцевой, написавшей книгу «Академик Ландау. Как мы жили»).
А вот как весело некоторые делали открытия. Об этом тоже вспоминает (за что ей отдельное «спасибо» от всех потомков нашей страны) Кора:
«– Даунька, мне в Сочи Коля рассказывал, что когда приближался двадцатипятилетний юбилей Института химической физики, они собирались торжественно отметить эту дату. Он поехал в Ленинград поднять архив и привезти соответствующий материал. Коля в архиве нашел работу студента Харитонова. По его словам, эта работа была о цепных реакциях. Н.Н. эту работу Харитонова присвоил себе, а студента перевели в другую лабораторию, повысив в должности. …Дау, а за что ты исключил из своих учеников Вовку Левича?
– Да, я его “предал анафеме”. Понимаешь, я его устроил к Фрумкину… Вовка сделал приличную работу самостоятельно, я-то это знаю. А в печати эта работа появилась за подписями Фрумкина и Левича, а Левича Фрумкин провел в членкоры».
Из откровенного разговора супругов:
– В ресторанах ты пьешь вино?
– Нет, все вина очень невкусны, а коньяк – это настойка на клопах. И ты отлично знаешь, алкоголиком я не стану. Девицы лакают коньяк, а я пью фруктовую воду. Но Коруша, без ресторана ведь не освоишь красивую девицу.
– Дорогой, но ты же всегда говорил, что с неосвоенными девушками любишь ходить в кино.