По мере неуклонного продвижения на властную вершину Хрущев постепенно подтягивал за собой проверенные кадры. Пост «хозяина столицы» был пусть и не первостепенным, но крайне важным. И Никита Сергеевич решился на серьезный шаг. Впервые за многовековую историю он посадил на город не «хозяина», но «хозяйку».
В президиуме торжественного заседания Моссовета. Слева направо: М. З. Сабуров, М. Г. Первухин, Н. Н. Шаталин, Н. А. Булганин, А. И. Микоян, П. Н. Поспелов, Н. С. Хрущев, М. А. Суслов, В. М. Молотов, П. К. Пономаренко, Г. М. Маленков, М. Ф. Шкирятов, Н. М. Шверник, А. Н. Несмеянов, К. Е. Ворошилов, М. А. Яснов, Н. М. Пегов, Н. А. Михайлов, К. С. Кузнецова, И. В. Капитонов, В. Д. Соколовский, В. И. Третьякова, В. В. Гришин, А. П. Волков, Е. А. Фурцева, З. В. Миронова, А. М. Пузанов, Г. К. Жуков. 1953 г. [ЦГА Москвы]
Екатерина Алексеевна была избрана первым секретарем Московского городского комитета КПСС 29 марта 1954 года вместо Ивана Васильевича Капитонова, занимавшего этот пост с 1952 года. В ее прежнее кресло пересядет Иван Тихонович Марченко, ранее возглавлявший Советский райком г. Москвы.
Собственно, в паре в ним Фурцева будет определять столичную политику в самый разгар недолгой хрущевской «оттепели». Правда, если она оставит пост первого секретаря МГК 25 декабря 1957 года, то Марченко продержится до 15 июля 1959 года, поработав и при сменившем Фурцеву Владимире Ивановиче Устинове[69].
После ликвидации Берии Хрущев разделался с другим кандидатом в сталинские наследники — Маленковым. Огромную роль в этом сыграла поддержка Никиты Сергеевича со стороны первых секретарей обкомов и горкомов партии. Следует заметить, что в столице СССР Фурцева пристально следила за тем, чтобы по количеству портретов Маленков не опережал Хрущева[70]. К наглядной агитации относились тогда очень серьезно.
27 февраля 1955 года Е. А. Фурцеву избрали в Верховный совет РСФСР. Если Верховный Совет СССР и играл некоторую роль в реализации власти, то Верховный совет РСФСР был чисто декоративным учреждением. Однако избрание его членом, если это не был тщательно профильтрованный рабочий от станка, было неким индикатором принадлежности конкретного деятеля к политической, экономической или культурной элите.
Вскоре Хрущев добился отказа от установившейся еще со времени Ленина традиции, когда на заседаниях Президиума (Политбюро) ЦК председательствовал не Генеральный секретарь (секретарь) ЦК, а председатель Совета Министров (Совета Народных Комиссаров). На Сентябрьском 1953 года пленуме ЦК КПСС Маленков еще председательствовал, но повестку дня определял уже Никита Сергеевич.
Вопрос о снятии Маленкова с поста председателя Совмина был предрешен 22 января 1955 года на заседании Президиума ЦК КПСС. На активе Московской городской организации КПСС 2 июля 1957 года Фурцева выдала официальную версию инкриминированных ему ошибок и просчетов:
— Тов. Маленков, будучи председателем Совета Министров СССР, не оправдал высокого доверия партии и народа, допустил грубые политические ошибки, извратил ленинскую линию на преимущественное развитие тяжелой индустрии, давал путаные установки по вопросам внешней политики…
Припомнила она Георгию Максимилиановичу и запущенное состояние сельского хозяйства[71].
Итак, к политической игре Фурцева волею судеб оказалась в стане победителей. На пленуме ЦК Компартии Украины 18 февраля 1955 года Хрущев с чувством глубокого морального удовлетворения заявил:
— Товарищ Маленков, видимо, упоенный положением председателя Совета Министров, думал, что теперь он может все сделать. Он произнес необдуманную речь, в которой заявил, что в два-три года мы добьемся изобилия продовольствия и предметов потребления… А как реагируют простые люди на такие речи? Мне товарищ Фурцева рассказывала. Приехала к ней родственница из деревни. Она спрашивает ее: «Как дела у вас в деревне?» — «Ничего, — отвечает, — теперь стало веселее. Товарищ Маленков хорошо выступил и пообещал нам, что скоро будет изобилие всех жизненных благ»… Эта крестьянка говорит: «У нас Маленкова называют Георгием Победоносцем». Ну, для крестьянки, может быть, он победоносец, но мы-то знаем, какой он победоносец[72].
Партийные и государственные деятели в Кремле. За столом Н. С. Хрущев, вторая слева — Е. А. Фурцева. 1955 г. [ЦГА Москвы]
Вслед за Маленковым настал черед Молотова. Первый удар ближайший соратник Сталина получил на заседании Президиума ЦК КПСС 19 мая 1955 года, когда была единогласно осуждена его позиция по югославскому вопросу[73].
Впоследствии, на активе Московской городской организации КПСС 2 июля 1957 года, Фурцева с возмушением рассказывала:
— Дело дошло до Пленума [ЦК], который единодушно осудил неправильную, ошибочную линию Молотова. Но он в заключительном слове не нашел мужества признать свои ошибки. Он в заключение сказал: «Я член партии, будет решение — я подчинюсь»[74].
Негодование ее вызвало грубое нарушение «канона» — тот факт, что Молотов не соизволил покаяться, а лишь подчинился воле большинства.
Екатерина Алексеевна припомнила Вячеславу Михайловичу и его жесткую позицию в отношении Австрии, которую, напомним, освободил от советской оккупации «добрейший» Никита Сергеевич — как теперь понятно, совершенно напрасно.
— Или, например, почему надо было возражать против нормальных отношений с Австрией — страной, находящейся в центре Европы, — недоумевала Фурцева, — зачем нужно было держать огромное количество наших вооруженных сил в этой стране, которая была в состоянии оккупированной страны? Разве это подтверждало миролюбивость внешней политики нашего государства?
Ее миролюбие, в духе хрущевских заигрываний, распространялось и на Японию.
— Почему надо находиться в состоянии войны со страной, с которой мы можем жить дружно? — вопрошала Фурцева актив Московской городской парторганизации, где каждый был спецом по внешней политике, не менее серьезным, чем она сама. — Подписание договора с Японией бесспорно внесло бы огромную разрядку в международную обстановку на Дальнем Востоке, а между тем т. Молотов возражал и против нормализации отношений с Японией[75].
Об итогах Июльского пленума ЦК КПСС Фурцева сообщила 22 сентября 1955 года на закрытом партсобрании коммунистов Большого театра СССР. В свете подтвержденного партией курса на приоритет тяжелой индустрии становилось ясно, что отраслевые дисбалансы никуда не денутся и экономического стимулирования сельского хозяйства не предвидится. А значит, нужно стимулирование моральное.
Фурцева отметила, что Большой театр вел общественную работу, его артисты (тут надо прежде всего помянуть Ольгу Васильевну Лепешинскую — гениальную балерину и общественно активного человека) выезжали в колхозы и на целину, однако все же недостаточно.
— Нельзя отрываться от жизни, нужно знать жизнь, нужно быть вместе со своим народом. Композиторам надо чаще ездить [на места], композиторы должны чаще выезжать и помогать колхозной самодеятельности, выявлять творческие силы, черпать народную музыку, чтобы быть более тесно связанными с народом, доставлять большее эстетическое удовольствие нашим советским людям.
Затем Фурцева перешла к более щекотливой теме, ради которой, собственно, и почтила своим присутствием ведущий творческий коллектив страны. Москва, по выражению директора Большого театра Михаила Ивановича Чулаки, становилась центром, из которого исходил поток «дружественных связей» со всем миром, а Большой стал флагманом гастрольной деятельности. На коллектив театра, подчеркнула Екатерина Алексеевна, легла серьезная ответственность, поскольку именно по нему за рубежом судили об «облико морале» советских граждан. И Фурцева поведала о неправильном поведении некоторых творческих работников, включая ряд товарищей из Большого.
Екатерина Алексеевна покритиковала редкое обновление репертуара ГАБТ — и, судя по выступлениям в прениях, вполне резонно[76]. Это означает, что за культурной жизнью столицы она следила весьма пристально.
Е. А. Фурцева приветствует японскую актрису Ватанабе Мисако. 1961 г. [ЦГА Москвы]
Заметим, что видные деятели отечественной культуры с удовольствием воспользовались визитом первого секретаря Московского горкома. Прославленный дирижер, лауреат двух Сталинских премий Кирилл Петрович Кондрашин высказал пожелание:
— В Москве членам правительства не мешало бы посетить симфонические концерты — это вызвало бы огромный интерес к симфонической музыке.
В завершение собрание избрало делегатов на XIV партийную конференцию Свердловского района Москвы. По предложению Чулаки в список для тайного голосования включили Фурцеву, и ее поддержали 312 человек из 322[77].
Тогда же Фурцевой довелось определять cудьбу Дворца Советов. Дворец — наверное, самый известный и провальный долгострой эпохи социализма. О его возведении объявили еще в 1922 года на I съезде Советов СССР. В 1931 году академик Борис Михайлович Иофан подготовил проект грандиозного сооружения в 460 этажей с колоссальной фигурой Ленина наверху, а 13 июня ЦИК СССР принял решение разместить его на месте храма Христа Спасителя, «со сносом самого храма и с необходимым расширением площади»[78].
Хрущев предложил уйти от гигантомании и возвести дворец по канонам высотного здания МГУ имени М. В. Ломоносова. По итогам обсуждения сначала в московском городском и архитектурном руководстве, а затем и во властных институциях СССР проект Иофана был отвергнут, а 13 августа Совмин постановил объявить новый конкурс. Вслед за тем 5 ноября строительство обсуждал Президиум ЦК. Иофану, Фурцевой и руководству Моссовета поручили «организовать обсуждение и дать предложение о сроках»