Фриц, старый лакей, вошёл неслышно в залу, натягивая нитяные перчатки, доложил в восковое ухо герцогини:
– Эстафета! Экстренно!
– Ваша светлость! – вскочила с места герцогиня, обращаясь у мужу. – Ваша светлость! Благоволите пройти в кабинет…
«Неужели! – думала она. – Неужели!»
В кабинете герцога на полированном столе отразились канделябры с грифонами. Герцог едва успел опуститься в кресло и принять величественный вид, как в дверь шагнул румяный молодой офицер. Он только что сбросил плащ, и снег оставил ещё мокрые пятна на его плечах и груди:
– От его величества короля!
Герцог встал, щёлкнул каблуками, вытянулся, принял синий пакет за пятью печатями. Жена встала за его плечом.
– Какова дорога? – нарочито бодрым голосом спросил герцог.
– Собачья, ваша светлость! Не пришлось спать! Гнали как на крыльях!
– Благодарю! – сказал герцог и протянул мясистую руку с перстнем. – Добрая кружка вина доброму офицеру будет как раз впору. Хха-ха!
Отсалютовав, офицер вышел.
– К чему эта фамильярность с подчинённым? – шипела герцогиня, выхватывая пакет у мужа. – Удивительно!
– Я должен думать о том, чтобы мои подчинённые любили меня! – говорил герцог, следя, как жена ловко вскрывала плотную бумагу.
– Боже мой! – воскликнула герцогиня. – Это же из Петербурга! Я взволнована.
– Сомневаюсь, чтобы там было что-нибудь путное из Петербурга, – ворчал герцог. – Этот пьяница Брюммер…
– Вот именно – Брюммер! Да, это он! – воскликнула герцогиня, потрясая синеватыми листками, выхваченными из конверта. – Именно он! Вы ничего не понимаете, ваша светлость, и очень жаль, что я имею такого мужа. О-о! Слушайте!
И, сунув письмо под самый канделябр, герцогиня читала в лорнет:
– «Государыня моя! – писал Брюммер.[11] – Надеюсь, что ваша светлость совершенно уверены, что с тех пор как я нахожусь в этой стране…»
– В России! – выразительно отнеслась она к супругу. – Вы понимаете?
Тот кивнул белокурой головой.
– «…в этой стране, я не перестаю трудиться для отечества и величия пресветлейшего герцогского дома. Питая издавна почтение к особе вашей светлости и стараясь убедить вашу светлость не пустыми словами, а и действительными делами в этом, я дни и ночи размышлял – нельзя ли сделать что-либо блистательное для пользы вашей светлости…
Чтобы не терять времени на предисловия, да позволит мне ваша светлость иметь честь с полным удовольствием сообщить вам, в чём дело…
По именному повелению её императорского величества я должен передать вашей светлости, что августейшая императрица пожелала, чтобы ваша светлость в сопровождении вашей дочери прибыли бы возможно скорее в Россию, в тот город, где будет находиться императорский двор. Ваша светлость слишком просвещённы, чтобы не понять истинного смысла этого нетерпения, с которым её величество желает скорей увидеть вас здесь, как равно и принцессу, вашу дочь, о которой молва уже сообщила ей много хорошего».
– Боже мой! – воскликнула герцогиня, обернувшись к распятию, что чернело на белой стене над столом. – Боже мой! Благодарю тебя! Какой чудесный Новый год послал ты нашей бедной семье!
– Нам предстоит интересное путешествие! – сказал герцог.
– «В то же время несравненная монархиня наша указала именно предварить вашу светлость, чтобы герцог, супруг ваш, не приезжал вместе с вами…»
Герцог даже приподнялся в кресле:
– Это почему же?
– «Её императорское величество имеет весьма уважительные причины не желать этого! – выразительно подчеркнула голосом герцогиня слова письма обергофмаршала Брюммера. – Полагаю, ваша светлость, что достаточно одного слова, чтобы воля нашей божественной монархини была выполнена».
Герцогиня дочитала до точки и перевела теперь лорнет на мужа.
– Очевидно, в Петербурге отлично знают, что вы – только бедный солдат, и ничего больше! – с состраданием произнесла она и читала дальше:
«Чтобы ваша светлость не были в затруднении, чтобы вы могли сделать несколько платьев для вас и для вашей дочери и могли не теряя времени предпринять это путешествие, честь имею приложить к настоящему письму вексель, по которому ваша светлость получит деньги по предъявлении. Правда, сумма скромна, но надобно сказать, ваша светлость, что это сделано с умыслом, чтобы выдача слишком большой суммы не бросилась в глаза тем, кто следит за нашими действиями…
Сообщив вашей светлости, что мне было поручено, позволю себе прибавить, что для удовлетворения излишнего чужого любопытства ваша светлость может объявить, что долг и вежливость требуют от вас поездки в Россию, как для того, чтобы поблагодарить её императорское величество за неизменную благосклонность, оказываемую ею герцогскому дому, так и для того, чтобы видеть священнейшую из государынь, милостям которой вы хотите поручить себя…
Чтобы ваша светлость знали все обстоятельства, имею честь сообщить вашей светлости, что король Прусский посвящён в этот секрет, и потому ваша светлость может говорить с ним об этом или же не говорить, как найдёте более уместным. Что касается меня, то я почтительнейше посоветовал бы вашей светлости поговорить об этом с его величеством королём. Мне затем остаётся только лишь прибавить, что я с полным почтением и преданностью имею честь быть
П р и м е ч а н и е: «Если ваша светлость найдёт это удобным, вы можете ехать под именем графини Рейнбек с дочерью до самой Риги, где найдёте эскорту, которая вам назначена».
– Боже мой! Боже мой! – шептала герцогиня, сжав седеющую голову обеими руками и раскачиваясь всем телом. – Какое счастье! Силы небесные покровительствуют нам! Неужели же исполнится всё, о чём я мечтала в длинные ночи в этом проклятом Штеттине?
– Всё это прекрасно, – вымолвил герцог, набивая табаком длинную трубку с бисерным чубуком. – Но почему всё-таки никто не хочет спросить по этому поводу моего мнения – мнения отца и мужа?
– Удивительный вопрос! Или вы не понимаете, что пока это дело не вышло из женских рук, оно почти ничего не значит в политическом смысле и, значит, не может вызвать нежелательных осложнений? А потом, что вы понимаете в России? Это мой брат, который был…
– Покойный ваш брат, который был женихом императрицы Елизаветы? Я слышал эту историю уже много раз. Много! Я только очень удивлён, что вы опять начинаете какую-то длинную интригу, из которой ничего не выйдет, как ничего до сих пор не выходило из ваших интриг…
– Согласна с вами! И вполне! Действительно, что вышло из длинной интриги, закончившейся нашим браком? Ничего! Маленький князёк в крохотной стране… Захолустный владыка! Несчастная жена!
Герцогиня на момент было заплакала, герцог осторожно молчал. А через полминуты, вытерев глаза, она уже энергично рубила ладонью воздух:
– Чтобы раз навсегда положить конец вашим сомнениям в этой «интриге», я должна сказать вам, что её ведёт не кто иной, как…
– …?!
– …его величество король. Да, наш король Фридрих! Вы скоро убедитесь в этом! Но бедная Фике! Найдётся ли в её хрупком теле достаточно сил, чтобы пройти через такие испытания…
– Ручаюсь за неё! – сказал герцог. – Это моя дочь! Дочь прусского солдата.
В дверь постучали.
– Войдите! – крикнул герцог. Снова на пороге стал верный Фриц в старой своей штопаной ливрее.
– Эстафета из Берлина! Экстренно! – объявил он.
Герцогиня всплеснула руками:
– Неужели от-ту-да?
Снова румяный озябший юный офицер с пятнами от талого снега на мундире стал на пороге и, отсалютовав, вручил герцогу пакет с пятью печатями.
– От его величества!
– Ну, какова дорога? – радушно спросил герцог.
– Гнусная, ваша светлость!
– Хха-ха, добрая кружка вина сейчас не повредит, – сказал герцог и хотел было захохотать, но спохватился под ненавидящим взглядом жены. – Вы свободны!
Не успела захлопнуться тяжёлая дверь, как пакет очутился в руках Иоганны Елизаветы.
– «Государыня моя кузина! – громко прочла она и уничтожающе посмотрела на супруга. – Не сомневаюсь, что вы уже знаете из писем из Санкт-Петербурга, до какой степени её императорское величество императрица всероссийская желает, чтобы вы с принцессой, вашей дочерью, приехали к ней, и какие меры приняты императрицей для пополнения расходов, связанных с этим путешествием.
Совершенное почтение, питаемое мною к вам и ко всему, касающемуся вас, обязывает меня сказать вам, какова собственно цель этого путешествия, а доверенность моя к прекрасным качествам вашим позволяет мне надеяться, что вы осторожно отнесётесь к моему сообщению по делу, успех которого вполне зависит от непроницаемости его тайны.
В этой уверенности я не хочу далее скрывать от вас, что вследствие уважения моего к вам и к принцессе, вашей дочери, у меня явилась мысль о браке её с кузеном, русским наследником…»
– Надеюсь, вы видите теперь, к т о ведёт эту «интригу»? – надменно спросила герцогиня у мужа.
И читала дальше:
– «Я приказал хлопотать об этом в глубочайшем секрете, в надежде, что вам это не будет неприятно, хотя при этом встретились некоторые затруднения, особенно же по близкому родству между принцессой и великим князем. Тем не менее найдены уже нами способы устранить эти препятствия, и до последнего времени успех этого предприятия был таков, что я имею все основания надеяться на счастливый исход, если вам будет угодно дать своё согласие пуститься в путь, предлагаемый вам её императорским величеством. Но так как только немногим известна сия тайна и так как крайне необходимо её сохранить, то я полагаю, что её императорское величество желает, чтобы вы таили эту тайну в Германии и чтобы вы особенно позаботились о том, чтобы её не узнал граф Чернышёв, русский посланник