Короче, чем больше, покусывающий посеребренную рукоятку циркуля, генерал-канонир задумывался, тем более запутывался. Очень походило на то, что привлеки он к делу истинной «дешифровки» телефонограммы весь аналитический отдел «горы», это бы тоже ни к чему не привело. Глубокое обдумывание чего-либо имеет свойство вводить производящих мышление существ в ступор, и единственным вариантом спасения является переход к действию.
Следуя этому принципу, командир гига-танка вовремя остановился, отбросил циркуль и, соединившись с «разведчиками», приказал произвести сверхдальнее зондирование материка Эйрарбия.
78. Оскал
Что есть наши прикидки и планирование сегодня, против катящегося из будущего завтра? Не тоже ли самое, что текущая досада на наше вчера, которое тоже могло быть другим, если бы позавчера мы учли некоторые факторы известные ныне? Да, нельзя изменить прошлое, оно свершилось. Но, раз будущее является его отражением, хоть на него возможно воздействовать эффективно? И это самообман, точнее, хитро расставленный природой силок, дабы ловить в сети грядущего не только неразумную толстокожесть материи, но завлекать сиренами и маленьких, зато сильно-сильно возомнивших о себе существ, имеющих в голове достаточно совершенную вычислительную машину? Многие, очень многие из них, сегодня поняли, что мир более сложная штука, чем казалось под фонограммой памяти, записавшей чёткий уверенный в себе голос Тутора-Рора.
И урок был столь очевиден, что даже сам генерал-канонир поперхнулся таким резким поворотом настоящего. До сей поры, и в мыслях и в жизни, он привык к более плавным виражам реальности. Говоря технолого-военным языком, произошел сбой сопровождения по всем параметрам. И нужно было бы сделать перенастройку, но время для этого кануло в прошлое, снова ставя мираж досадной оплошности, подсказывая, что если бы тогда сделать и спланировать то-то, то…
Но ушло, провалилось в тартарары вчера, а неопределенность будущего продемонстрировала оскал, походя сжевав планы и расписания начертанные раньше.
И для начала, стуча обухом неверия в голову, не сдвинулись с места отсекающие, и рубящие отсеки «горы» на части, противопожарные щиты-ворота. И екнуло сердце у тех, кто был поблизости, потому как там, где по плану весь напор потревоженного улья РНК должен был сдержать один, вооруженный иглометом, охранник у резервного рубильника, теперь требовался взвод. А он ведь не телепортируется через пространство, и должен тратить некоторое время на передислокацию. И срезонировало в черепе неверием у тех, кто уже хозяйничал на пультах внутренней технической жизни «Сонного ящера», когда им доложили. И в истерике кто-то орал в кристаллофон прямым текстом и советовал дернуть, еще и еще раз дернуть, подлый, выскочивший из повиновения рубильник. И лейтенантик внизу, там, тремя технологическими палубами глубже, дергал, отковыривал выданным кортиком жестяную панель, роняя под ноги вывороченные болты, стремясь хоть как, хоть пальцами, замкнуть проводку, дабы сдвинуть эту уснувшую в летаргии стальную плиту. Но она не двигалась, совсем не хотела резать навылет широкую коридорную плоскость. А оттуда, из не отсеченной близи, топча молчание, накатывалась сапоговая масса. И нужно было стрелять, ну хотя бы не в нее – себе самому в голову. Так просто – так близка и приручена восьмиствольная компактность, но сколько секунд решительности она требует? И ведь решительность-то в наличии, вот ладонь готовая стиснуть оголенный провод вывернутой пасти рубильника, но нет времечка перенацелить. Уже заламывают руки, лупит с размаху набежавшая сапоговая свалка, стынут, отделенные от рта, но еще болтающиеся в нем, уже лишние зубы, и близкая неумелость игломета режется расстоянием и сапожной чернотой рубящей живот.
И бледнеющий генерал-канонир, где-то за прикрытием кучи палуб, но тоже уже поглощенный этой неопределенностью будущего, точнее, определенностью, только вовсе не той, начертанной в мысленной прикидке. И спешные команды. И уже «до лампочки» секретность процесса: две группы посвященных офицеров с оружием по лестницам вниз; и блокировка лифтов; и наверное, стрельба на поражение.
А потом новый ушат холода в планы: председатель Расового Наблюдательного Комитета Мурашу-Дид не обнаружен там, где его отслеживали до последней минуты. И снова группы с оружием на перехват, блокируя возможные и мало возможные выходы. И уже нет резервов. И где-то надо ослабить, дабы где-то – знать бы где – утолстить. И трещит по швам план.
79. Далекие взрывы
Тутор-Рор уже запутался, продолжает ли он инерционно выполнять обязанности командира «боевой горы» или все его внешние шевеления есть мишура, столь искусно маскирующаяся под добросовестное служение Республике, что уже ничем не отличается от истинного, прочувствованного нутром, уставного движения по жизни. Возможно, положение в котором находился генерал было достаточно уникальным, однако в самом чувстве раздвоенности не присутствовало ничего чрезвычайно необычного. Любой знаком с такой штукой, когда, к примеру, нужно выполнить какую-то утомительную, долгую и, на свежий взгляд, абсолютно неинтересную работу, однако в процессе ее осуществления, внезапно, сознание ловит себя самое в роли наблюдателя и с удивлением фиксирует, что тело и мозги заняты этой тягомотиной вполне сознательно, даже с энтузиазмом, отыскав в банальности какое-то творческое начало. Темна психика человека. Вот и сейчас генерал-канонир, следуя некой навсегда выработанной схеме контроля, решил проверить, чем занят «мозг» боевого «Ящера» – его научный стержень, копье дальнобойного лицезрения мира – аналитический отдел.
Трубку, на том конце провода, поднял Брочи-Фуф. В отличие от всех других отделов и служб «боевой горы», аналитики не расписывали график дежурств и прочие прелести присущие постоянной готовности к действию, они служили по относительно гражданскому графику, многие из них были фанаты математического моделирования или еще чего-то похожего, а поскольку на борту «Ящера» отсутствовали развлечения присущие мегаполисам, то особо «безумные» аналитики могли сидеть «прибитыми» к своим креслам сутки напролет, но иногда наоборот, средь «бела дня» можно было не найти в отделе ни одной живой души, кроме начальника «параноиков». Сейчас был видимо первый из возможных случаев.
– Чем заняты люди? – спросил Тутор-Рор.
– Командир, я вам кланяюсь, – привычно панибратски ляпнул старший аналитик по кличке Весельчак. Тутор также привычно поморщился. – У нас три классных взрыва на юго-востоке. А, вы уже, наверное, в курсе? Короче, мы тут с ребятами уточняем параметры. Пока думаем, ближний где-то четыре-пять мегатонн, наземный. Еще пытаемся связать его эпицентр с полученной ранее «загоризонтником» картинкой. Так сказать, выявить, имеет ли «Соня» косвенное отношение к нанесенным ударам.
«То есть, не порученное ли нам ранее зондирование территории указало стратегам новые цели для дальнобойных ударов?» – хотел спросить Тутор-Рор, но не успел, разговор с Брочи-Фуфом отличался тем достоинством, что уж если старший аналитик начинал говорить, то выбалтывал всё. Уточняющие вопросы не требовались, достаточно было внимательно слушать, дабы не пропустить искомое. Потому генерал Тутор прикрыл глаза, для лучшего представления подпрыгивающего от нетерпения и брызжущего слюной старшего техно-аналитика.
– Однако тут один паренек – перспективные мозги, прошу вас учесть как главнокомандующего – выдвинул идею-прелесть. Что если это рванули не наши боеприпасы, а «баковские»? Республиканских войск в таких далях суши, по идее, еще нет, значит, мегатонны бросали не по нашим. Так? И случайный взрыв на складе тоже отпадает, их же три, и все в разных местах. Он предположил, что в Империи уже началась!
– Кто? – решил уточнить генерал-канонир.
– Сандаль, то есть Рико-Люл, младший полу-аналитик.
– Да, нет, не кто выдал гипотезу. Оговорился. Кто, в смысле, что началось?
– Она самая, та, что предсказывали.
– Послушай, Брочи, я может отупел от службы, так что ты уж поясни.
– Гражданская война, командир!
– Гражданская война?
– Да, имперцы месят друг друга, причем, атомными бомбами!
– Очень интересно, – зевнул Тутор-Рор. – Разве это может выйти за рамки предположения?
– В том-то и дело, что вполне. Если ветры подуют в нашу сторону, мы будем способны, через некоторое время, конечно, по пробам воздуха с больших высот, определить состав изотопов и уже по нему понять, чьи бомбы взорвались, наши или «баковские».
– Понял, Весельчак, – кивнул генерал. – И вы, конечно, предлагаете запустить зонд, или даже «тянитолкай», да?
– Пока рано, генерал-канонир, ветровые потоки еще не успели донести сюда изотопы. Или вы хотите, послать «тянитолкай» прямо туда? В принципе, всего тысяча двести км…
– Я хочу послать туда дирижабль, Брочи? – удивился Тутор-Рор.
– Ну, я думал…
– Что за бред. Ладно, продолжайте работать.
Командир «горы» отключил связь. Похоже, на борту энтузиазм во славу науки еще не иссяк, и хоть этому можно радоваться, подвел он невеселые итоги.
80. Шестеренки
И внезапно мокротой подмышками доходит, что не может быть столько совпадений одновременно и значит, пошатнувшуюся теперь, идеальность плана пресекла не межа совпадений, а чей-то встречный контрплан, и сила его в том, что учитывает он изъяны проводимого сейчас, поскольку базируется на самом страшном факте – предательстве. И когда столь логичная, и теперь простая догадка вспыхивает не только в голове генерала-канонира, но у всех, кто в курсе дела – призрак недоверия накладывает лапу на вершащееся, и окончательно смахивает лоскуток проводимого плана. Но возвратить все напрочь, сделать вид, что ничего не происходит, уже, понятно, нельзя.
И вроде сил в подчинении немеряно – десять тысяч человек экипажа, плюс столько же десантников – танкистов и прочих, аккуратные груды взрывной мощи, сотни танков в тросовых струнах и даже разделенный в маленькие дольки атомный огонь, а нет во всем этом толку. Потому как, по большому счету, вся эта силища не ваша личная игрушка, вы только звено, промежуточная шестерня, передающая вращение всей этой механике оттуда, с удаленных за горизонт и за океаны штабов. И видимо, очень зря вы надеялись, что в случае хирургического отсечения верхних, давящих на головушку шестеренок, аккуратного отведения их в сторонку, дабы они визжали вхолостую, ваша собственная станет самой важной, эдаким вечным двигателем, на который замыкается Трехсолнцевая Вселенная. Оказывается, не столь просты и неповоротливы те скрипучие, кажущиеся заржавевшими колесики, и под слоем порыжевшего мягкотелого железа прячут они сверкающие алмазные когти. И все на свете у тех когтей предусмотрено, даже ваш сов-секретный, столь романтически-оригинальный, запихнутый подальше от чужих глаз, планчик, просвечен он навылет рентгеном тех когтистых, пакостных шестеренок. И есть у тех шестеренок какая-то хитрая параллельная система, следящая за всеми соседями, не дающая им вырваться из механики и стать по-настоящему живыми. И в реальности это проявляется пробуксовкой по одному, второму, а потом и прочим звеньям вашего плана. И, вроде бы тайно, выдвигаемые из тьмы ваших расчетов, вооруженные группы захвата то там, то здесь натыкаются на умело и совсем недавно расставленные засады. И нет этому конца.