Какова может быть реакция? Самая глупая – маршальская суть наяву: недоумение не способное проколоть вбитый в подкорку, в малолетстве офицерства и кадетства юности, трепетный ужас перед верхним начальством, хоть сам давно в эмпиреях последнего эшелона и именно от твоей позиции зависит качание либо неподвижность весов. А потому, возможно, уже сейчас этот рефлекторный трепет и неожиданность, трижды перечитанного в бумаге, толкают маршальский сустав к кристаллофонной трубке, и голосо-шифровальная машина маскирует, под естественные атомно-фоновые эффекты, идиотизм вопроса о том, не есть ли записочка генерала-канонира некой принятой на «Сонном ящере» традиционной шуткой, о которой проверяющим почему-то неведомо, и не есть ли, более того, та записочка подделкой-проделкой нижестоящего подчиненного состава, который всегда и всюду готов подкузьмить вышестоящему генералу, отмстить ему за доброту, ласку и заботу? И еще, в то же мгновенье, не секундою позже, поскольку скорость света в системе Красного Пожирателя такая же как и всюду, и расстоянье от «горы» до «тянитолкая» мизерно, идентичная голосо-шифровальная машина уже здесь, в нутре подвижной крепости, производит обратное действие, преображает уверенность маршальской глупости в приговор не только Тутору-Рору, но и всем, кого так хотелось спасти. И скалится где-то над динамиком Мурушу-Дид, в предчувствие мести.
И потому, надежда лишь в том, что одряхлевший маршал, по старости не слишком страдает голодом, а, пользуясь случаем нахождения вдали от обязанностей, уже дремлет, без задних ног, в уютности тряски боевого дирижабля, и завтракать, с кофе, чаем и прочим, ему захочется очень-очень нескоро, в тех местах, где установить связь с «Сонным ящером» будет технически сложнее, чем со штабом оборонительно-наступательных операций.
А потому, будем смотреть в индикаторы и среди хаоса помех, с показной отрешенностью наблюдать удаляющуюся метку «тянитолкая», вот-вот должного выйти из зоны прямой видимости, поскольку скользит он достаточно низко, дабы уравновесить вероятность попадания под воздействие имперских ПВО и столкновения с неровностями рельефа, из-за превратности «синхронного задувания солнц» относительно плохо наблюдаемыми. И беспечность наша показная будет расти и крепиться по мере удаления метки, поскольку молитвы наши, сквозь метры брони и километры дыма посланные к Рыжей Матери, тем не менее, слышны.
121. Ускоритель
Бесшумно, да и невидимо в круглосуточной тьме, сместилась в сторону многотонная бронеплита: из нутра «боевой горы», ближе к вершине, вдали от утоптанной железом пустыни, выдвинулась смешная, тараканья в сравнении с гига-калибрами, пушечка. И если уж внешний ее диаметр представлялся иголкой, то что говорить о внутреннем? Муравьиный лаз! Тем не менее, эта штуковина представляла из себя относительное новшество. ЭМСУ – электромагнитный снарядный ускоритель – вот как она именовалась в инструкции. На борту «Сонного ящера» таковых чудес имелось несколько. Их разместили в качестве военного эксперимента при последнем капитальном ремонте, ни много не мало, четыре цикла назад. Эксперимент затянулся, кто-то в верхних эшелонах власти, не без помощи лоббистов, затормозил распространение новинки по земноводной армии Республики.
Однако даже в экипаже гига-машины мало кто возмущался по этому поводу, и дело было вовсе не в привыкании к медлительности бюрократов. ЭМСУ бесил своей ненужность. Даже Тутор-Рор, поначалу совсем косо смотрящий на новинку, несколько воспрянул, когда оценил его эффективность на полигоне – трофейный эйрарбакский «Абакур» ЭМСУ дырявил с десяти километров, но в каких условиях? Только в зоне прямой видимости. Как это можно использовать в бою? Неужели имперские маршалы уже настолько отупели, что пошлют обычные танки против подвижной крепости нахрапом? Генерал-канонир мало в это верил. Правда, пушка показала неплохие качества при стрельбе по летающим целям, но ведь апогей расцвета авиации завершился еще в Первую Атомную, так что и это свойство запоздало. Хотя, ходили слухи, что во флоте, новинка все же прижилась и именно для целей ПВО. Но флот есть флот – у них свои тайны, хотя, слава Рыжей Матери, пока они успешно сотрудничают с любителями суши.
Так что к «ЭМСУ-нам» притерпелись, их казематы еще несколько спрессовали жилой отсек, но совсем микробно в сравнении с гига-пушками. Вот электричества они жрали чудовищно, но причин для беспокойства нет: у «Ящера» три больших реактора, в том числе термоядерный. К тому же, это ведь при использовании, а где ЭМСУ реально пользовать, если дальность боя привычных гига-стволов намного больше – им ведь горизонт не помеха: огибаем по баллистики и все дела. Тем не менее, сейчас кое-кто хотел использовать одно-два ценных качества «экспериментального» оружия – его относительную бесшумность; понятное дело, скорострельность, а еще – невозможность засечки сверхскоростных снарядов обычными типами локаторов.
Но что самое интересное, командир «Сонного ящера» о готовности к бою «ЭМСУ-на» понятия не имел.
122. Потеря
А резина времени всё растягивалась и растягивалась. Не моргая, пялились очкастые, стрекозиные, сержантские головы в стеклянные округлости индикаторов. Стрекотали счетные машины, выдавая в экраны броне-майоров и броне-полковников уже не просто переотражение объемности ландшафта, а нарезную плоскость поделенной на секторы сути. И так мерно и образцово слаженно катился по рельсам реальности окружающий генерала-канонира ближний, воспринимаемый зрением и слухом фон, что даже после, ретроспективно анализируя, в этой статичной четкости ничто не предвещало будущей, сдвигающей декорации перемены. Тихонько урчал где-то в брюхе гига-машины притушенный термоядерный огонь, гоня по кругу обманутую, свернутую в узел плазму, всегда готовую выплеснуть вовне потребные для мгновенного пробуждения «горы» мегаватты. И дрыхли, свернувшись целлофановыми куколками, позабытые командованием танковые армии. И даже в сам момент демонстрации хрупкости мира, нигде, в отображенной локаторами реальности, не пыхнуло вражеской активностью, ударяя в виски, вышибающей из статики каплей пота. Ведь ничто не приближалось, тревожа напряженную дрему «Сонного ящера», только удалялся, неспешно, неснарядно медлительно, давешний инспекторский дирижабль.
И потому даже Тутор-Рор, знающий о закулисной жизни гига-танка гораздо больше любого из стрекозоглазых сержантов, абсолютно опешил, когда внезапно и одновременно все экраны и сигнальные индикаторы, кишащие мерцающими многозначительностями, погасли, а верхние, вделанные в железо «горы», сигнальные лампы предательски, с двойственным переливом умерли. Но до того как освещение вновь родилось, подчеркивая безжизненность сложной аппаратуры, старший в «куполе» показал свое генеральское превосходство.
– Всем сидеть! Проверить привязные ремни! – скомандовал он, повторившись, и отстраняя убитый неизвестностью микрофон. – Если это и заряд, он достаточно далеко, раз электромагнитный импульс его опередил! Сохраняем спокойствие! Прямым попаданием «Ящер» не задет! Ждем ударную волну!
И они стали ждать, молча и невольно вцепившись в кресла. Только те, кому по штату положено, щелкали бессильными тумблерами, пытаясь оживить вымершую аппаратуру. Все зря. Однако уже то, что лампы над головой воспылали яркостью, затеняя остаточное свечение индикаторов, вселило надежду. А генерал-канонир придвинувшись к переговорной трубе – допотопному средству связи, сквозь ломку новационных копий втиснутому когда-то в «боевую гору» именно на такие случаи – уже запрашивал «реакторную», и снова взывал, стремясь разбудить, возможно, уже мертвую, обслугу термоядерного «монстра».
И растирая ухо, он отстранялся прочь, поскольку оттуда рявкнули, удивляясь и дублируясь, потому как вначале чеканили ответ обычным способом – через микрофоны. И сам Тутор-Рор уже подсознательно догадывался, что не в эйрарбакской водородной бомбе дело. Мало того, что не сможет никакой ЭМИ пронзить подвижную крепость до брюха, так еще и не сумеет поразить так избирательно – только центральный командный пункт. Дело могло быть в использовании чего-то принципиально нового, но почему-то, до сего мига, не слишком виделась в стороне «баков» инженерная эквилибристика. А потому, когда внезапно начали последовательно, один за другим, оживать аппаратные шкафы, генерал-канонир уже знал, произошедшее – маленькое отражение случившегося на «Ящере» переворота. И когда экраны окончательно прыснули импульсной рябью, Тутор-Рор снова опередил всех в догадке.
– Что в воздухе? – спросил он хрипло, сбивая череду докладов, выверенных боевой инструкцией.
– Чисто, генерал! Запрашиваю химиков о радиационном фоне! – доложился один из самых бойких майоров.
– К Голове Черепахи фон! – рявкнул Тутор-Рор в микрофон, как в переговорную трубу. – Искать воздушные цели! – а сам уже шарил по экрану, хоть и не имел на глазах специальных стрекозиных очков.
– Нет целей! – доложил кто-то решительный, доверяясь интуиции.
– Где «тянитолкай»? – спросил генерал, холодея.
Но боевого маршальского дирижабля-геликоптера не наблюдалось. Не нашли его даже когда задействовали аппаратуру загоризонтной видимости. «А ведь в сущности, инспектор был неплохой мужик», – думал Тутор-Рор прикидывая как доложить о случившемся штабу оборонительно-наступательных операций.
123. Сложности
– Ну, и как? – спросил, сверкая чернотой вставных зубов, комитетчик.
– Что мы доложим штабу? – встречно поинтересовался генерал-канонир. Сам он размышлял не только об этом. «Знал ли Мурашу-Дид о переданной записке?» – вот что его волновало. А если не знал, то тогда, наверное, дело совсем дрянь. Тогда у РНК-шника просто волшебная интуиция. Снова, как и в случае с переворотом, он опережал Тутора-Рора на ход, точнее, одним решающим ходом опрокидывал всю тщательно спланированную партию. И даже еще хуже, ведь в теперешнем случае была вовсе не партия. Был намеренно сделанный, незапланированный ход, быстрое, спонтанное движение, неожиданное даже для самого генерала. И все же, даже в этом случае, Мурашу-Дид опередил. Как могло такое случиться?