А значит, даже само местонахождение любимой «боевой горы» нужно скрыть. Разумеется, никак нельзя виртуально передвинуть ее на тысячу и даже сотню километров, но вот ввести аккуратненькое рассогласование на десяток – почему нет? Ведь это даже не выйдет за пределы неопределенности, даваемой загоризонтными плавучими локаторами. А потому новое вранье, вранье возведенное в многократную степень. Врем родному экипажу – большей его части – о том, что все «ой-ля-ля», врем собственному командованию, которое теперь опасается присылать проверяющих, и, разумеется, умело и инженерно подковано, врем Береговой армии эйрарбаков. И хоть в последнем случае, блюдем верность присяге.
Так что мелкое, бытовое обведение вокруг пальца мельтешащего под ногами Мурашу-Дида вещь совсем не сложная. Проблем с обманами столько, что на фоне них, творить еще одну оболочку очень даже не сложно. И главное, как в кулинарной проблеме с тортом, не переборщить с накладкой очередного слоя, ибо когда-то гравитация начнет выдавливать снизу избыточный крем и тогда вся сложная пирамида может внезапно рухнуть. Нужен очень верный глаз и долгосрочный расчет.
Этими расчетами Тутор-Рор занимался сутки напролет. Самым опасным «икс-овым» фактором в них оставались имперские атомные батареи. Только он один верил в их существование, и борьба с их невидимыми, пялящимися в «Ящер» стволами, порождала еще один слой обмана, того что сплетал паутину вокруг намерений генерала, преобразуя подготовку к уничтожению еще не найденный батарей, в текущую повседневность тактической суеты.
И поскольку все эти многослойные битвы с такими же головастыми, относящимися к одному виду и даже к одной расе живыми существами, генерал-канонир вел в одиночестве, мозги его постоянно находились в апогее психической нагрузки, они почти кипели, и не было этому конца.
133. Передаточная шестерня
И как-то, выбитый скачком из полудремы, мозг выцедил из своего нутра ужасную, непредставимую штуку. И жуть заключалась не в самой мысли – мало ли какие бредни рождает время от времени отрешившееся от суеты сознание – выскочивший из болезненной сонности, кошмар мигом просочился и отвердел жутью именно потому, что проснувшаяся конформистка-логика тут же подперла его увесистыми лесами монументальности, а попытка пришпилить эту системно мыслящую предательницу привела к мгновенному уплотнению постамента и окончательному срастанию с ожившей реальностью. И Тутор-Рор пошатнулся, хотя еще не успел встать, а только присел на своей смятой, так и не расстеленной койке, и глянул перед собой потускневшими, выцветшими от индикаторной зелени глазами, совсем не увидел загораживающей пластик стены дважды кругластой, синеокой и врущей теперь напропалую полушарной карты, но зато он с фотоумножительной четкостью увидел решение загадки, которая так сильно волновала его когда-то, давно – несколько геологических периодов в прошлое.
Четко и ясно генерал-канонир выявил таинственного предателя, с потрохами и тщательностью положившего под жернова друзей Меча всю когорту заговорщиков. Это был он сам – выпускник броне-академии и командир «боевой горы». То, что он совершил свое предательство задаром, не имело значения, не прибавило даже мазка обиды. То, что оно произошло ненамеренно – не искупляло, как не помогает раскаяние, если вы с собственным ребенком мгновенье назад переходили шоссе в неположенном месте, а теперь вместо него в руках увядшая тряпичная кукла. Что с той циклящейся, забившей подкорку мысли-вопрошения: «Почему я не смотрел по сторонам?». Еще до первого шага нужно было знать, что это главное. И значит даже то, что непосредственный исполнитель предательства не вы сами, тоже не имеет значение. Утечка произошла от вас и только через одно передаточное звено, то есть, почти напрямую.
И как просто все раскладывается по полочкам теперь, когда спали тяжелые, но такие хрупкие, как оказалось, шоры. И нет спасенья от слепящего света последнего знания. Можешь скрутить пальцы в узел, изломать руки и размозжить затаившийся под кожей череп – ничто уже не поможет: действие свершилось и поезд укатил прочь – «ту-ту» в отдалении, вместе с мечущимся дымком.
Но логика, изворотливое, губительное приданное интеллекта, одновременно, маленькой компенсацией за дискомфорт понимания, подсовывает мягкость подушечки под другое наболевшее место: теперь, после сброса в сторону изменника, число преданных сокращается на единицу, и не просто на единицу – на самую увесистую. Такую увесистую, что маятник, после потери, никак-никак не желает утихомирить дрожь. Наверное, с определенной точки зрения, это почти свобода – у верного друга Меча резко уменьшен рычажный момент для продолжения шантажа. Правда, никто не мешает и сейчас, если Мурашу-Диду заблагорассудится, пытать выявленного предателя, но какой в этом толк, если камуфляж сброшен?
И генерал-канонир Тутор сжимает костяшки до ломоты – он знает, кто являлся передаточной шестерней предательства: длинноногая планшетистка Улла Ююл. Вполне может случиться, что у нее имеется звания по линии друзей Меча. Есть ли в последнем предположении оправдательный момент? Тутор-Рор не видит его и здесь.
134. Маленькие решительные шажки
В основном Тутор-Рор безвылазно обитал в «куполе», поскольку считал, что когда атомные батареи «баков» заявят о своем существовании в распоряжении «Сони» останутся секунды. Однако иногда, дабы следовать тактике скрытности и манипуляции информационными потоками, ему требовалось появляться в других управляющих звеньях «боевой горы». В свою очередь его визиты только в «нервные узлы» гига-танка могли насторожить кого-то из наблюдательных подчиненных или, того хуже, кого-нибудь в РНК. Потому, наряду с нужными визитами, приходилось бывать в других отсеках, имитируя проверки готовности и прочие повседневные операции. Между прочим, не все из камуфляжных проверок проскакивали мимо сознания и памяти. Иногда, на какую-то минуту-две, командир «Сонного ящера» удивлялся опознанию знакомых признаков известного опытным офицерам явления. Ремешки дежурных смен уже не демонстрировали горизонтальность затянутости в предельные дырочки; младшие, да и старшие офицеры беседовали с рядовыми подчиненными почти приятельски; блеск люковых ручек потускнел, а сияние надраенных палубных коридоров поблекло. Вряд ли бы это заметил первогодка лейтенант, но на взгляд какой-нибудь, привыкшей к сыру и маслу показухи, штабной крысы это могло свидетельствовать о снижении дисциплины, а значит – боевой готовности «горы». Но это было не так, наоборот, наблюдаемая внешне расхлябанность рассказывала умеющему видеть о том, что людской «организм» подвижной крепости начал притираться, или уже совершенно адаптировался, к состоянию повышенной стрессовой нагрузки.
Армия, вообще-то, предназначена для эффективного ведения войны, явлению в котором напряжение нервов достигает апогея, ведь на картах постоянно стоит максимально возможная ставка – жизнь. Когда война не ведется и возможность ее видна только параноидальным теоретикам, армия находится в низине энергетической и нервной нагрузки. Вот здесь, дабы она не впала в хаотичность саморазложения, ее активность искусственно подпитывают, колошматят внутренними стрессами, дополнительно к боевой подготовке, пичкают строевой выправкой, заваливают хоз-активностью, с выдраиванием полов, краников, унитазов и блях. В момент начала войны вся эта шелуха спадает. Конечно, поскольку во Вселенной присутствует такое явление как инерция, это происходит не по мановению волшебной палочки, но та боевая единица, которая в накале выполнения тактической задачи распыляется на краники и унитазы – обречена: сверкание меди блях и сияние бритых подбородков заслонит в нужную секунду блеск снайперских прицелов и черноту вскрывшихся над головой бомбо-люков.
И возможно, наблюдаемое изменение внешних признаков, подсознательно придавало генералу-канониру уверенности. И может кто-то из следующих рядышком РНК-шников (не Мурашу-Дид, конечно, тот был достаточно опытным комитетчиком) удивлялся пониженным требованиям генерала, но что ему было до того?
Относительно часто Тутор-Рор посещал отсек аналитиков. Почти всё, среди десятка предлагаемых им заданий, являлось камуфляжем, но всегда, пусть неявно, а какой-нибудь встроенной частью общей задачи, прятался, маскировался как десантированный в болото парашютист, нужный для дела расчет. И глядя на эту гору счетоводческого мусора, генерал-канонир сразу видел нужные цифры. Мгновенно, скрыв промежуточные этапы в микросекундах, его голова преобразовывала эти безликие цифры в образы. Он видел возможность подъема на какую-нибудь возвышенность «больших стволов» эйрарбаков, либо, по уточненному расчету площади отражения «загоризонтника» опознавал в том, принятом за длинноствольный агрегат, объекте цепочку отдельных, обычного размера машин. Иногда, после взгляда на единственную цифру, он в течение десяти секунд обозревал выросшее дерево возможных сценариев артиллерийского поединка.
А как-то, маленькое рассогласование породило внутри мозга вспышку. В ее сиянии он обомлел, увидев совершенно новую комбинацию в соотношении сил. И руки, предательские руки, чуть не дернулись к свисающему с плеча микрофону, и только заблаговременная их заправка за отвисающую портупею скрыла холод понимания. Он взял себя в руки, даже не покосившись на нарезающего акульи восьмерки вокруг него и пульта Мурашу-Дида; заставил, закусив удила языка, спокойно довести взгляд до конца листа; смять, бросить в утилизатор хронопластину, отпечатав в голове главное; улыбаясь, полосонуть шуткой Весельчака; выдержать встречный ход по поводу «купольников», не знающих умножения и интеграла, и из-за коих генерал должен лично бродить по палубам; спокойно проследовать назад в ЦКП; и только тут, среди нескольких команд-масок сделать нужный ход – довернуть вторую внутреннюю башню на двадцать градусов по азимуту. Этот ход, в случае верности озарения, давал ему три дополнительных секунды в момент катящейся из будущего дуэли. А еще через час, он сумел, среди прочего, ввести в запоминающее устройство механизма наведения еще и новый угол возвышения стволов. И это добавило еще две с половиной секунды. Но дарило ли это выигрыш против атомной вспышки, когда воздух разогревается от сверхзвукового броска? Тутор-Рор не знал этого, как и многого другого – он просто отыгрывал один из вариантов. Их было много, очень много. И только с уточнением знаний, он мог отбрасывать ложные, один за другим.