- Я иду. Генри! - Старков вытащил шест, опустил очки.
- Компас с тобой? Лыжи? Шлем? Аварийный запас? Радио?
- Все есть, проверено.
- Дальше чем на шестьдесят футов не отходи. Смена - ровно через час, сигнал - зеленый луч.
Наконец мотор завелся. Снегоход мелко дрожал. Джой включил дополнительный обогрев, в кузове стало теплее, стены кабины отпотели.
Джой легонько раскачивал снегоход.
- Алэк, возьми паяльную лампу. Перселл, вот вам работа. Помогите стронуть машину. Но прежде оденьтесь как следует, - скомандовал Генри.
Перселл выскочил наружу. Старков обжигал струей огня ледяной край. Гусеницы вдавились в снег и обросли коркой.
Мороз стягивал кожу на лице, ломило брови, лоб. Пар изо рта схватывался инеем у самых губ и с шелестом прорывал разреженный воздух.
Джой продолжал раскачивать снегоход. Четыре коротких и высоких гусеницы дергались, звенели и наконец стронулись с места.
Алексей пропустил капитана в помещение, влез валенками в жесткие крепления лыж и прошел к голове поезда. Неторопливо захлестнул легкий канатик за скобу, завязал другой конец на своем поясе и оттолкнулся от гудящего под капотом мотора. Оглянулся. За стеклом помахивал рукой Джой.
Растянув легкий и прочный канатик почти на всю длину, Алексей сказал в микрофон: «Давай газ!» - и дернул веревку.
В шлемофоне зашипело. Генри продувал микрофон. - Пожалуйста, не тяни нас, Алэк, грыжу получишь, - сказал он, - и чаще бей шестом, не ленись. Поехали!
2
Несколько минут Алексей шел молча. Шест со свирепым визгом втыкался в плотный снег через каждые три метра. Сзади глухо и мощно гудел мотор. В его голосе было что-то успокоительное, теплое, словно шла за Алексеем верная и могучая собака, которая всегда выручит. Несколько раз он оглядывался, смутно различал за чистым стеклом белозубую улыбку Джоя. И Старков улыбался, вспоминая игру в бинго и шахматные баталии в крошечном «клаб-руме» станции. Там Алексей учил Хопнера русским песням, Джой пел, уморительно коверкая слова.
В кабине снегохода разговаривали, но слов нельзя было разобрать. Старкову надоело молчать, он начал вполголоса напевать, так, чтобы это не мешало идти. В кабине умолкли, прислушались. Алексей смотрел под ноги, на шест, на бесконечную даль перед собой и ему вдруг стало казаться, что он движется по дну морскому все вниз и вниз. Оглянулся со страхом - не накатывается ли машина. И тут же понял: галлюцинация.
Тряхнув головой, запел громче, ободряя себя. Попробовал одну песню, другую. Ритм не подходил, сбивал с ноги. Поймал в памяти новую песню, под нее было удобно шагать. «Из-да-ле-ка дол-го те-чет ре-ка Вол-га…» Джой сказал в микрофон:
- Нечестно, Алэк. Ты скрывал хорошую песню.
- Только пришла на память. Научу. Мне от тишины этой как-то не по себе. Повторяй за мной: из-да-ле-ка долго…
- Ис-да-лье-ка доль-го… Так?
Больше Алексею не казалось, что он движется вниз, колдовство «белого провала» отступило. Скрипел, шелестел вокруг едкий мороз, громыхал позади мотор, и, как эхо, слегка перевирая слова, отзывался Джой: «А мнье уш три-сать льет…»
- Смена, - раздался голос Генри. - Стоп, Алэк!
Снегоход подкатил ближе, Алексей собрал в кольцо канатик, положил его на снег и воткнул рядом шест. Из дверей выпрыгнул Джой.
За руль сел командир, клацнул рычагами. Старков разделся и сразу погрузился в блаженное тепло. Напротив, подложив под спину тюфячок, удобно сидел Перселл. Возле него лежал разобранный пистолет. Капитан протирал части и складывал одну к другой.
- Интересная игра, - не удержался Алексей. - Нравится?
- Военный всегда с оружием, - сказал Перселл. - Тем более в таком месте, как шестой материк.
- Кстати, самое безопасное место на земле. Ни одного хищного зверя.
- Если не считать людей.
- Чепуха какая-то, - сказал Старков и отвернулся.
Вероятно, он уснул, потому что, когда открыл глаза, машина стояла, Джой сидел рядом с ним и раздевался, а Генри вполголоса разговаривал с капитаном.
- Это опасно. Вы понимаете?
- Вполне, - отвечал Перселл. - Но я настаиваю.
- Бывают трещины в двести метров глубиной…
- Оставьте, Хопнер, Я не мальчик.
- Ладно, одевайтесь, сейчас я вам покажу все, что надо, и можете топать, - с напускной строгостью оказал Генри.
Суетясь и весело посапывая, капитан нацепил на себя меховую парку, проверил шлем, опоясался и спрыгнул наружу.
- Экий волк! - вслед ему сказал Генри, но уже гораздо добродушнее. - В этой сухощавой дылде сидит все-таки настоящий человек.
Опять закачался и поплыл по снежным волнам тяжелый, могучий снегоход. Джой изредка переговаривался с Перселлом, его фигура нечетко маячила в двадцати метрах от машины.
У него, кажется, получалось. Первое знакомство с белой мглой пошло на пользу.
Алексей втиснулся третьим в кабину. Джой восседал на водительском кресле. Вокруг расстилалась все та же белая мгла.
Континент, полный опасностей, враждебный самой сущности человека. А ведь немалая частица тверди: около четырнадцати миллионов квадратных километров. США и Канада, вместе взятые. На гигантской площади замерли придавленные ледяным панцирем долины, ущелья, хребты…
Алексей представил себе эту землю где-то глубоко под ногами. Он вдруг, увидел ее так, будто ледяная крыша испарилась, исчезла. Фантастическая картина!
Громко, перекрывая стук мотора, сказал:
- В сумрачный день осени облака опускаются на землю моей родины и закрывают города, реки, моря, горы и равнины. Взлетишь за облака, и над тобой опять голубое небо, а под лайнером только однообразно белая, бесконечная пелена облаков. Точно такая же равнина, как вот эта. Под ней ведь тоже земля. И мы довольно высоко над землей. Километра два, наверное. А лед, по которому движемся, - это просто затвердевшие облака…
Джой подмигнул брату.
- Геофизик, а не лишен поэзии, правда. Генри? У тебя нет ли подходящего сонета о погибшей Антарктиде?
- Всему свой срок, ребята, и стихам и гипотезам, - сказал Генри. - Попробуем добраться и до сказочной земли, которая упрятана под нами.
Все засмотрелись на белое безмолвие за стеклом и на фигуру человека впереди. И снова, как три часа назад, Алексею вдруг показалось, что они скользят не по горизонтали, а вниз, вниз. Опять галлюцинация!
Вспыхнул глазок рации. Их вызывала станция Амундсен-Скотт.
- Уолтер… - тихо сказал Генри и включил микрофон.
- Доложите обстановку, - прогремел динамик.
- Без перемен. Ждем погоды. - Генри слегка покраснел. Он не умел лгать.
- Я слышу стук мотора, Хопнер.
- Прогреваем машину, шеф. Холодно.
Уолтер попросил еще раз дать координаты. Хопнер повторил вчерашние данные, не очень погрешив против истины: за это время они продвинулись всего на два-три десятка километров.
- Метеосводка препаршивая, - сказал Уолтер. - Потепление. Метель, сильный ветер. Как раз вам в спину.
- Премного благодарны, шеф. Именно этого нам и не доставало, - пошутил Генри.
- Как самочувствие капитана Перселла?
- Отлично, шеф! Вышел проветриться, мы видим его за стеклом. Ходит по кругу. Наш русский друг подарил экипажу новую песню. «Из-да-лье-ка доль-го течь-ет ре-ка Воль-га…»
Уолтер засмеялся. Экипаж не утратил чувства юмора.
- Всем привет и пожелание удачного пути. Надеюсь, «белый провал» уймется наконец.
- До свидания, шеф, - Генри выключил связь. Басовито прогудела сирена. Снегоход остановился. В белую пустоту вонзился зеленый луч прожектора. Перселл стал сматывать веревку. Генри оделся, повязался ремнем и перевалился за дверь.
3
Истаявшая полярная ночь походила скорее на сумерки. Белая бесконечность не угасала, она только синела, наливаясь сонной тяжестью, и цепенела. Ощущение неуверенности у человека, зазимовавшего в Антарктиде, увеличивалось к весне; синяя бесконечность торчала перед глазами тысячью полупрозрачных штор, за которыми опять открывались неведомые синие пространства. Как в бреду.
Снегоход с прицепом все шел. Это была работа, движение, пусть медленное, но все же движение к цели, которое устраивало всех. Даже капитана Перселла. Правда, он больше помалкивал.
Джой сидел за рулем, Алексей находился в двадцати метрах впереди, ощущая спиной первые порывы ледянящего ветра, о котором говорил Уолтер, а Перселл и старший Хопнер валялись на койках.
Генри настроил транзистор, выдвинул наружную антенну и поймал какую-то австралийскую станцию. Она передавала известия.
- Усильте, пожалуйста, звук, - попросил Перселл.
Они молча прослушали сообщение из Юго-Восточной Азии, молча проглотили информацию о теннисе и легкой атлетике, но, когда было сказано о появлении в водах Антарктики советского корабля «Обь», Перселл вдруг сказал:
- Это интересно.
- О, конечно! - отозвался Генри. - Корабль везет новую группу ученых. Смена состава.
- Они нас обгонят и здесь, не так ли?
Что-то было в этом вопросе странное, Генри почувствовал это и, желая уяснить позицию Перселла, сказал с некоторым вызовом:
- Если и обгонят, выиграет наука.
- В том числе и военная наука, - ответил Перселл. - Вас не настораживает усиление противника?
- Я ученый, Перселл.
- Вы американец. Генри.
Хопнер натянуто засмеялся. Дрянной они затеяли разговор.
- Ладно, сойдемся на том, что мы оба патриоты. И все же, когда речь идет о расшифровке истории Земли, записанной в толще льда, я думаю не о приоритете, а о дружбе ученых, потому что работа рука об руку всегда успешнее, чем в одиночку. Это не бег на шесть миль, не азартный спорт, а наука. Если вы лично собираетесь опередить русских в изучении ионосферы, то вам не стоило бы уезжать. Хотя, насколько я знаю, русские не очень увлекаются ловлей «космических мотыльков». Или я ошибся?
- Ошиблись, Генри. Может быть, русские и не изучают ионосферу, зато они усиленно изучают материк. А для чего? Такой вопрос вы не задавали себе? Это же идеальный полигон…