Расовая риторика в ЮАР обычное дело: чины АНК обычно оправдывают свою некомпетентность и провалы в социальной политике наследием колониализма и апартеида, а вот радикалы вроде Малемы призывают к «окончательному решению белого вопроса». АНК уже давно достала всю страну воровством и глупостью – и тут нельзя не вспомнить Украину, где яркий молодёжный протест против советского кретина Януковича меньше чем за полгода превратился в революционное хунвэйбинское безумие пополам с гражданской войной.
Неудивительно, что белые стремятся огородиться от африканской хтони. Они в подавляющем большинстве живут в укреплённых районах, что примерно соответствует рыночно-расовому соотношению сил, при котором только 2 % чёрных имеют сигнализацию или пользуются услугами частных охранных предприятий. Белые (имеются в виду не только фермеры) селятся в хорошо защищённых пригородах – по сути это те самые «огороженные сообщества», о которых писал Иван Селиванов.
Одно из таких сообществ – Кляйнфонтейн к востоку от Йоханнесбурга. Можно найти ещё одно такое же в Потчефструме. Рядом с Кейптауном располагается пляжный городок Комметье, в котором чёрных нет вообще. Стоимость земли в таких местах зашкаливает. Причина, про которую никто не говорит вслух, – это отсутствие чёрных соседей.
Небогатым белым приходится самоорганизовываться. Один из примеров – Орания, поселение только для белых африканеров, куда чёрных даже не пускают. Там своя валюта, строгие правила допуска в общину – и несмотря на жизнь во враждебном окружении и необходимость трудиться на земле, по последним данным дела у них идут очень неплохо. Население колонии увеличивается на 10 % в год, уже не только за счёт бедных африканеров, но и за счёт семей из среднего класса. Они не всегда разделяют расовые взгляды основателей, но получают главное – безопасность. К тому же поселение довольно прогрессивно по части экологии – мотоциклы на батарейках и солнечные панели там обычное дело.
Но перспективы роста и тем более расширения концепта Орании на территорию других провинций ЮАР остаются крайне сомнительными. Дело тут даже не в административном давлении (Орания пока нормально сосуществует с остальной ЮАР), а в том, что африканеры как были привилегированным меньшинством, чьё богатство зависит от эксплуатации огромной массы нищих чёрных, так и остались им – в экономическом плане не изменилось вообще ничего, белые стали только богаче. Цель Орании – построить самодостаточное сообщество – противоречит установкам подавляющего большинства всех местных белых. В Орании белые выполняют всю работу сами, включая строительство, собирание фруктов, чистку канализации и все остальные вещи, которыми уже не одно поколение занимаются только негры. Земля вокруг Орании далеко не самая лучшая в ЮАР (когда-то это был обанкротившийся шахтёрский городок), поэтому трудиться приходится много, и единственным реальным плюсом остаётся полная безопасность. Можно долго сетовать на характер южноафриканских белых, но такова реальность.
Вместо переезда в Оранию те буры, которых достало окончательно, просто уезжают из страны.
Несмотря на все проблемы, преследующие африканеров на родине, их сельскохозяйственные таланты весьма востребованы за рубежом. Миграция ещё не приняла глобальный характер и о новом Великом Треке говорить пока рано, но феномен всё-таки заслуживает упоминания.
Многие переселенцы ищут место для новой жизни через Agri South Africa – ассоциацию южноафриканских производителей, в которой состоит 70 тысяч человек. Хотя структура является преемницей Южноафриканского Сельскохозяйственного Союза, созданного в 1904 году белыми фермерами для лоббирования своих интересов в условиях расового неравенства, сегодня в ней состоит немало чёрных. За последние годы Agri получила предложения о сотрудничестве от 22 стран региона. Удивительно, но правительство ЮАР поддерживает инициативу: в 2010‐м власти даже создали фонд размером $450 млн, спонсирующий переезд африканеров в другие страны. Причина проста – в ходе земельной реформы белые фермеры ЮАР должны будут отдать 30 % своей земли, и правительству придётся как-то компенсировать им потери. Неприятно, но по соседству есть куда более радикальный пример – бывшая Родезия, где у белых фермеров просто отобрали 14 млн га.
Колонизация не всегда заканчивается успешно. Например, в 1996‐м была популярна идея переселения на бывшие португальские хлопковые плантации в Мозамбик, где правительство предлагало сдать африканерам 202 тыс. га на 50 лет. Земли располагались в долине реки Лугенда, рядом с Танзанией – это самое незаселённое место в стране, окружённое лесами. Но для переселения и обустройства требовалось финансирование – власти ЮАР не смогли найти деньги, и из 500 фермеров в Мозамбик переехали только 13. Сейчас их осталось лишь 5. Впрочем, оба правительства не оставляют идею заселить Мозамбик бурами – не так давно было подписано новое межправительственное соглашение, согласно которому африканерам на выгодных условиях сдадут ещё 803 тыс. га в южной провинции Газа. За сделкой стоял белый фермер Шарль Сенекаль, крупнейший сахарный магнат в ЮАР.
Замбия предлагает бурам 202 тыс. га для выращивания кукурузы. Судан зовёт их сажать сахарный тростник вдоль побережья Нила. В Намибию их приглашают настраивать ирригацию, несмотря на непростое прошлое (ЮАР когда-то оккупировала эту страну). Ангола предлагает 139,6 тыс. га, 170 тыс. га земли ждут буров в Уганде.
Есть и другое объединение, лидеры которого тоскуют по временам апартеида и поэтому отказываются сотрудничать с правительством ЮАР. Трансваальский Сельскохозяйственный Союз состоит целиком из белых и ищет земли в других странах. И находит – в частности, в Грузии, куда их пригласило правительство Михаила Саакашвили. Правда, туда переехало совсем немного буров – несмотря на все льготы, земли давали мало. Самый большой участок – 360 га, ерунда по меркам африканских просторов. К тому же земля в Грузии стоит недёшево, $150 за 0,4 га. Известно только о пяти фермерах, переехавших к грузинам.
Наконец, свыше полумиллиона белых южноафриканцев навсегда уехали за лучшей долей в англоязычные страны – в Америку и британские доминионы.
В теории, африканеры могли бы репатриироваться в Нидерланды, но на практике королевство вообще никак не способствует этому – не существует никаких программ по упрощённому получению гражданства. На фоне 20 % граждан иностранного происхождения это выглядит настоящей издёвкой – на исторической родине буров одних только марокканцев больше, чем африканеров.
Белые в ЮАР очень неоднородны – потомков голландских (а также французских и немецких) колонистов среди них около 60 %. Из 4,2 млн человек белого населения 2,5 млн говорят на африкаанс.
Идентичность африканеров переживает не лучшие времена – язык буров постепенно выводится из употребления, пять университетов, где преподавание велось на африкаанс, недавно слили с англофонными.
В стране непростая ситуация с языками – официальных аж одиннадцать: английский, африкаанс и ещё девять языков разных племён (например, зулусский). Кейптаун, раньше цитадель африкаанс, постепенно становится англоязычным – не в последнюю очередь из-за демографических изменений: чёрных всё больше и больше, а они предпочитают использовать английский. Наследие африканеров искореняют при молчаливом одобрении властей.
Правительство АНК активно меняет старые названия. Например, Претория с 2005 года называется Тсване. Дурбан внутри страны именуют не иначе как Этеквини, Восточный Ранд называют Экурхулени, а Питерсбург переименовали в Полокване.
Иногда принимают и более радикальные меры: например, Университет Свободного Государства в Блумфонтейне не так давно объявил, что с 1 января 2017 года прекратит преподавание на африкаанс – хотя в провинции почти не используют в быту другие языки, а африкаанс называют родным 89 % местных жителей.
Администрация престижного Стеленбосского университета также подумывает о замене африкаанс на английский – чтобы образование стало более доступным для чёрных студентов, в основном знающих только его. Африкаанс оставался главным языком ЮАР с самого начала апартеида и до его отмены, но после 1994‐го превратился в один их многих. Теперь его целенаправленно поддерживают и защищают только энтузиасты. Африканерский белый истеблишмент отошёл от политики, и английский окончательно стал lingua franca.
Лишь 13 % детей в ЮАР получают начальное образование на африкаанс – что очень мало в сравнении с 65 % их сверстников, обучающихся на английском. С другой стороны, африкаанс существует не только за счёт потомков европейских переселенцев, но и благодаря цветным (азиаты и люди смешанного происхождения) – в годы апартеида они неплохо устроились в качестве буфера между белыми и негритянским большинством.
Несмотря на натиск, родной язык буров держится крепко: 2/3 кассовых сборов отходят фильмам, снятым на африкаанс; больше всего зрителей посещают театральные постановки с использованием этого языка; на нём же проводится крупнейший в стране культурный фестиваль Klein Karoo Nasionale Kunstefees; более 50 % местной художественной литературы написано на африкаанс. Африканеры пока не готовы сдавать своё культурное наследие.
Заметное разделение южноафриканских белых на африканеров и англоговорящих сильно снижает протестный потенциал белого сопротивления – у африканеров с англоязычными хватает разногласий.
Собственно, ЮАР началась с конфликта между бурами и английскими колониальными властями – Великий трек начался как попытка сбежать как можно дальше от назойливых англичан. Потом, в последней четверти XIX века, бурские республики наводнили многочисленные англоговорящие мигранты, через которых Англия пыталась влиять на внутреннюю политику Трансвааля и Оранжа (буры решили эту проблему, отказав пришлым, uitlander-ам, в политических правах). В результате случилась англо-бурская война, и в английских концлагерях погибли 26 тысяч женщин и детей африканеров – это и по сегодняшним меркам много, а тогда было откровенным геноцидом. В годы Второй мировой отношения между двумя группами не улучшились ни на йоту – среди африканерской молодёжи вошли в моду антианглийские и пронацистские настроен