Но коричневые архивы ждали своего часа. И дождались. На Западе распространилась идея «примирения с прошлым», опасно граничащая с реабилитацией фашизма. Именно так расценила мировая общественность символический жест бывшего президента США Рональда Рейгана и канцлера ФРГ Гельмута Коля, когда в 1985 году они возложили венки на могилы солдат вермахта и СС на кладбище в западногерманском городе Битбург. Тогда пробил час для великой лжи: долой камень, на сорок лет придавивший геббельсовский архив!
Известный в ФРГ исследователь фашизма Эрнст Нольте в июне 1986 года опубликовал статью, получившую широкий резонанс: фашизм, утверждал он, явился прямым следствием Октябрьской революции, реакцией на угрозу нависшего над Германией сталинского тоталитаризма. «Единственный мотив, по которому Гитлер и нацисты совершили свое «азиатское преступление», связан с тем, что они сами опасались стать потенциальными или реальными жертвами «азиатского» террора… — писал Нольте. — Эта эпоха, возможно, дала шанс следующим поколениям, освободив их от тирании коллективистской идеологии…»
Для Нольте фашизм был всего-навсего «выражением своеобразного и наднационального характера эпохи», по истечении которой «как всемирно-историческая тенденция он мертв». Всю «эпоху фашизма» можно уместить, таким образом, в период с 1933 по 1945 год: она умерла вместе с ее вождями. Раз так, то логично прийти к выводу, что и неофашизм — это хилое, слабое духом дитя фашизма — уже не представляет никакой опасности для мира. Зато по-прежнему в силе тоталитарно-марксистский строй, несущий угрозу теперь уже самой демократии Запада… Как Освенцим — всего лишь «копия» ГУЛАГа, рассуждает Нольте, так и предтечей фашизма является сталинизм.
Другой западногерманский историк, Андреас Хилльгрубер, прямо связывает массовое истребление людей в нацистских концлагерях с ожесточением сражений на Восточном фронте, с «предчувствием» грядущей мести русских. И это «предчувствие», дескать, оправдалось: не освобождение, а национальное унижение принесла немцам весна 1945-го. Короче: у немцев есть полное моральное право освободиться от чувства вины за Освенцим, рассматривать эпоху нацизма как «нормальную» часть своей национальной истории… «Тем самым Хилльгрубер, — резонно заметил его оппонент, крупнейший западногерманский философ Юрген Хабермас в 1988 году, — ставит знак равенства между страданиями немецкого народа в ходе развязанной им войны и страданиями других народов, ставших жертвами агрессии и террора со стороны Германии».
Но именно к этой гавани — к Знаку Равенства — и держат курс организаторы идеологической ревизии фашизма! Кампанию начали с переосмысления политических реальностей, а затем уж и исторических истин («ни коллективной ответственности, ни личной вины немцев за фашизм»). Историк Ренцо де Феличе вслед за своими коллегами из ФРГ возбудил дискуссию о фашизме в Италии. В стране, сказал он в интервью газете «Коррьере делла сера» в 1987 году, уже сорок лет существует партия Итальянское социальное движение (ИСД)[2], и с этой реальностью итальянцы давно свыклись. Неофашисты располагают в парламенте 35 депутатскими и 16 сенаторскими местами. И в то же время, сетует историк, существует анахроничное положение в конституции, запрещающее воссоздание фашистской партии. Мы строим «новую республику», говорит де Феличе, значит, надо освободиться от предрассудков, вернуть фашизм как равноправную идеологию, незачем стыдливо зашифровывать ее под различными именами, псевдонимами…
Кстати говоря, Италия — единственная в мире страна, где существует массовая неофашистская партия, ИСД—НПС, в рядах которой состоит 380 тысяч человек. Благодаря этому она внушительно представлена в парламенте, что как бы обеспечивает ей статус демократической партии. Феномен этой исключительно итальянской ситуации объясняется, как минимум, тремя органически связанными причинами. Здесь все еще в значительной мере сохраняется вера в «вождя» — тот самый «фюрер-принцип» (или культ вождя, способного повести за собой массы), что усердно проповедовался старым фашизмом. Его, в свою очередь, питает сама социальная действительность: нарастающие диспропорции в развитии южных и северных районов страны, обнищание и быстрое раскрестьянивание сельских жителей Юга, мафия, которая, спекулируя на этих социальных язвах, объективно становится союзницей неофашизма. И, наконец, союз фашизма с вооруженными силами и спецслужбами страны. Любому итальянцу в изобилии известны факты такого рода, но вот их исток: ведь это Муссолини завещал одному из членов своего правительства, Джорджо Альмиранте, беречь и крепить этот союз. Именно признание Альмиранте в качестве преемника дуче и помогло успешному началу его политической карьеры, а в дальнейшем разрастанию культа лидера ИСД. Миф о сильной личности, способной навести порядок, разрешить обще-твенные противоречия, обеспечить социальную справедливость, обуздать «богатых» и накормить «бедных», использовался фашистами во все времена для привлечения и бедноты, и среднезажиточных слоев, и деклассированных элементов общества. Естественно, что они-то и составляют социальную базу ИСД — НПС. Но нельзя не обратить внимания и на то, что в этой партии высок процент профессиональных военных — завещание дуче отнюдь не забыто.
Именно итальянский неофашизм, сохранивший в наибольшей степени свою структуру, базу, мифологию, в течение всего послевоенного периода стремится взять на себя мировое лидерство, сплотив неофашистские отряды разных стран. Принцип политического плюрализма повсеместно дал возможность и неофашистским группкам, партиям, сколь бы малочисленны они ни были, высказывать и открыто пропагандировать свои взгляды во многих странах Запада. Но нельзя не насторожиться, когда из уст крайне правых уже слышишь требование убрать стыдливые псевдонимы и вернуть назад «настоящий фашизм». Важно понять, что неофашизм должен встречать протест не только левых, но и всех других демократических сил.
Что же пропагандирует неофашизм сегодня, чем пытается привлечь внимание к себе, каков арсенал его основных идей? В мою задачу не входит их всестороннее систематизированное исследование — читатель найдет его в десятках книг, написанных историками и политологами. Я же ограничусь по большей части журналистскими свидетельствами, рассказом о встреченных когда-либо людях, о пережитых событиях, о ситуациях, которые пришлось наблюдать. Знакомясь с этой книгой, читатель увидит в лицо фашизм 30-40-х годов, а также современных ультраправых в разных странах Запада, узнает об истоках их программ и лозунгов.
Эта книга о тех, кто хотел бы помешать строительству общеевропейского дома на началах демократии, равноправия и доверия друг к другу. Один лишь пример. Все здравомыслящие люди в мире восприняли «падение» Берлинской стены как еще одно торжество нового мышления, как ликвидацию еще одной преграды на пути к объединению Европы. И как же было не встревожиться от известия, что тотчас «за стену» рванули посланцы республиканской партии из ФРГ, возглавляемой бывшим эсэсовцем Францем Шёнхубером. А следом — Михаэль Кюнен и его люди, никогда не прятавшие своих неонацистских взглядов. Они, почти не стесняясь, ищут там местных неонацистов, открыто вербуя их в свои ряды!
Когда эта книга задумывалась, еще были живы упрощенные представления, определенные пропагандистские клише. Ведь было ясно, что фашизм в любых своих проявлениях, от откровенно экстремистских до либерально припудренных, — это «плохо», это «не пройдет». Явление во всяком случае всегда воспринималось у нас как чужое, далекое, и уж если нам суждено было войти в соприкосновение с ним, то только «в бою». Но вглядитесь, вчитайтесь внимательно в политические программы, в идеологические платформы тех же «республиканцев» из ФРГ, французской праворадикальной партии «Национальный фронт», правоэкстремистской группы из демократической партии США, десантировавшей в Европу так называемую «рабочую партию». Вас многое насторожит, а может, и поразит. Вы, как и я, невольно станете сопоставлять иные их лозунги с теми, которые в последние годы стали звучать и на улицах наших городов. Случайно ли? Межнациональным конфликтам почти всегда сопутствует политический радикализм правого толка, и гасить его должны все, кому дорога демократия и кто не приемлет национальную рознь и нетерпимость.
Линдон Ла-Руш, лидер крайне правых «демократов» США, обращаясь к автору этих строк[3], написал, что аналог своего движения он видит у нас в организации «Память». Может, ему виднее — или, может, виднее «Памяти»? Допустим, это из области сравнений и догадок. Но ведь уже стала реальностью попытка бывших эсэсовцев провести свою встречу в Таллинне в июне 1990 года. И свастики, намалеванные на надгробиях Ваганьковского кладбища, там, где похоронены евреи, — тоже реальность…
В дни столь значительных перемен, происходящих и на Востоке, и на Западе, которые — хочется верить — приведут к рождению нового европейского и международного порядка, опасность справа выступает в новых личинах. Но как часто они напоминают о прошлом…
ЗАКОН И ПАМЯТЬ
Истекало 20 лет после окончания второй мировой войны…
Дата 8 мая[4], как всегда, была днем Памяти, однако впервые она стала и днем Забвения.
В большинстве западноевропейских стран 20 лет считают предельным сроком, по истечении которого прекращается действие судебных приговоров, аннулируются иски к правонарушителям, так и не представшим перед судом.
Сколько экс-нацистов, рассеянных по белу свету, мечтали об этом дне! И, конечно, раньше всех о прощении военных преступников объявили на Рейне…
Чтобы хоть немного представить себе, что же происходило в Европе в те дни, перелистаем протоколы заседания Национального собрания Франции, состоявшегося 16 декабря 1964 г. От имени парламентской комиссии проект закона о неприменимости сроков давности к геноциду и преступлениям против человечества изложил в своем докладе ее председатель, депутат Поль Кост-Флоре: