– Ты просто накричала на меня, – объяснил он. А когда я было открыла рот, резко прервал меня: – Ты имела на это полное право. Я не в обиде, но, быть может, сейчас, когда ты успокоилась, тебе есть что сказать.
– Даже не знаю, все так запуталось, – призналась я.
– Тогда дай мне шанс все объяснить. Спрашивай что захочешь. Обещаю по возможности ответить на все вопросы. Позволь мне извиниться. Я никогда не смогу стереть то, что случилось, но определенно могу попытаться загладить свою вину. Пойдем со мной в музей. Позволь мне сегодня подменить Грейсона. Позволь помочь тебе найти принятие.
Мое сердцебиение участилось от первого проблеска надежды за долгие месяцы. Неужели у меня на самом деле был шанс найти принятие? Эйден высказал вполне разумную теорию. Чтобы обрести принятие, необходимо встретиться лицом к лицу с причиной своего горя. Как можно исцелиться, даже толком ни в чем не разобравшись?
И как мне самой это в голову не пришло? Я изо всех сил старалась запихнуть Эйдена под ковер и забыть, но люди не забывают тех, кого потеряли. Они примиряются с их уходом. И чтобы излечить разбитое сердце, мне нужно примириться с тем, кто нанес удар.
– Хорошо, – ответила я. – Я согласна. Идем в музей.
Во время полуторачасовой поездки в Солт-Лейк-Сити мы почти не общались. Наверное, просто машинально пришли к негласному соглашению, что важный разговор должен состояться среди экспонатов Музея естественной истории. Благоприятная почва и все такое. Мы оба чувствовали себя как дома в любом музее. Вашингтон был нашим Грейслендом2.
Находиться там с Эйденом было привычно, как и раньше, и все же ощущалось отличие. Стало как-то натянуто и слегка неловко – с нами такого никогда не было. И дело не только в нерешенных вопросах. Мы оба изменились за последние несколько месяцев.
Осмотрев половину экспонатов истории древних цивилизаций, мы наконец завязали разговор. Тему поднял Эйден, когда мы стояли перед демонстрацией «Марша прогресса» Золинджера. Он посмотрел на изображение современного человека и вздохнул.
– Знаешь, что я думаю? – спросил он. Я сначала даже не поняла, о чем речь. Парень указал на изображение и сказал: – Это ты. Ты полностью эволюционировала. А я все еще здесь… – Он отступил к соседней фигуре по иерархической лестнице – к старому доброму кроманьонцу.
Мне чудом удалось не улыбнуться. Окинув взглядом менее развитого человека, я толкнула Эйдена на ступень ниже. Неандерталец смотрелся заманчиво, но гомо эректус – еще лучше.
Эйден взглянул на сгорбленную фигуру, которая скорее походила на обезьяну, нежели на человека, и нахмурился. Я понятия не имела, чем он не доволен. По-моему, совпадение стопроцентное.
– Я даже не заслуживаю раннего гомо сапиенса?
– Мне показалось, это слишком щедро, – сухо ответила я.
Эйден попытался состроить обиженную мордашку, но в итоге улыбнулся, после чего одарил меня долгим взглядом.
– Я скучаю по тебе, Эйвс.
Его улыбка стала шире, а меня эти слова ранили. Пришлось переходить к следующему экспонату.
– Эйвери.
Эйден схватил меня за руку, останавливая.
– Это правда, Эйвс. Я безумно по тебе скучаю.
Я выдернула ладонь из его хватки и сложила руки на груди.
– Почему ты перестал со мной общаться? – Мне удалось скрыть боль в голосе, но навернувшиеся на глаза слезы все равно меня выдали. – Не понимаю, что я такого сделала, чтобы ты меня возненавидел.
Эйден было потянулся ко мне, но вовремя спохватился и засунул руки в карманы.
– Я никогда тебя не ненавидел. Даже не злился.
– Тогда что случилось?
Эйден вздохнул и огляделся по сторонам.
– Посмотрим кости динозавра?
Я кивнула, и он нерешительно протянул мне руку.
Меня охватила нервозность.
– Ну же, Эйвс. – Он зазывно поманил пальцами.
Я не видела другого выбора, так что вложила ладонь в его руку. Эйден нежно обхватил мои пальцы и улыбнулся. Я почувствовала, как запылало лицо, и потупила взгляд.
Эйден повел меня по музею. Глядя на переплетенные руки, свободно раскачивающиеся между нами, я старалась не паниковать. Сейчас у меня было больше вопросов, чем раньше. Я знала, что так поступают парни – Грейсон брал меня за руку почти каждый раз, когда мы куда-то ходили, а иногда и во время поездки в машине, – но Эйден никогда раньше этого не делал.
– Я не хотел тебя обидеть, Эйвс. Я правда запутался. То, как мы росли, было…
Он умолк, не в силах подобрать подходящее слово. Я бы помогла, да сама не знала, как это описать.
– Помнишь, когда твой отец ушел, вы с мамой жили у нас пару месяцев? А потом вы купили дом, так я тогда неделями по ночам плакал в подушку. Я не понимал, почему тебе нужно съезжать.
Я улыбнулась его рассказу, но также ощутила грусть. С той поры у меня остался собственный набор воспоминаний. Сначала я потеряла отца, но Эйден был рядом и помог с этим справиться, а потом отняли и его. У меня ушло немало времени, чтобы понять почему.
– Нас растили словно близнецов, только живущих в миле друг от друга, – продолжил Эйден. – Ты мой лучший друг. Всегда была, но, мне кажется, нам просто не оставили выбора.
У меня сперло дыхание. Так он чувствовал себя вынужденным стать моим лучшим другом?
– Мне жаль.
– Я никогда не возражал, Эйвери. Я не мог бы и пожелать друга лучше. Когда я начал общаться с Минди, все внезапно перевернулось с ног на голову. Она мне нравилась. Раньше такого не случалось, поскольку у меня всегда была ты. Но ты мне нравилась не так, как она.
Я старалась не обращать внимания на ощущение пустоты в животе.
– Я тебе нравилась как сестра.
Эйден покачал головой.
– Я никогда на самом деле не считал тебя сестрой-близнецом, но и не знал, кто ты для меня. Белиберда какая-то, не так ли?
– Да, наверное. Но почему ты мне ничего не рассказывал? Ты учился с Минди целый семестр, но за все время так ни разу о ней и не упомянул.
Эйден вздохнул, и его шаг замедлился почти до остановки. Посетители музея охватили нас в кокон.
– Думаю, это было моей первой ошибкой. Когда мы с Минди стали напарниками в начале семестра, она мне очень помогла с речами для занятий. – Он вздернул плечами. – Мне нравилось выступать на публике. Это было весело, у меня хорошо получалось и мне симпатизировала Минди, ведь она казалась другой. А еще это было первое, что я делал сам, потому-то и не рассказал тебе. Мы с тобой все делали вместе. Но это принадлежало только мне. Я никогда в этом не нуждался, но, однажды попробовав, отказаться уже не мог.
Эйден остановился перед огромным экспонатом динозавра и провел свободной рукой по волосам.
– Мы столько всего делали вместе, что я потерял себя. Я не знал, как нас разделить. Не знал, кем был без тебя. Мне нужно было что-то свое, понимаешь? Минди и дебаты стали этим для меня. И я боялся, что если расскажу о них, то потеряю это чувство.
Я повернулась к Эйдену. Он смотрел на динозавра невидящим взглядом. И тогда я заметила, как он взвинчен. Раньше это ускользнуло от меня из-за синяков на лице, но он выглядел уставшим и напряженным. Его глаза и щеки слегка впали, словно он похудел за последнее время. Сам бледный, волосам требовалась стрижка. Он запустил себя.
И в ту минуту я поняла, что Эйден нуждался в моем принятии не меньше меня. Мы не созданы, чтобы быть порознь. Может быть, нам не суждено быть вместе в том плане, что я себе всегда представляла, но мы также не могли провести всю жизнь, избегая друг друга.
Я слегка сжала его руку.
– Я бы поняла. И предоставила бы тебе пространство – сколько потребуется.
Эйден сжал мою руку в ответ и притянул меня к себе.
– Следовало бы догадаться, – вздохнул он. – Мне очень жаль, Эйвс.
Я пожала плечами.
– Все нормально. В любом случае обиды как таковой у меня не было. Я просто не понимала, почему ты перестал со мной общаться. – Мои глаза опять защипало. – Словно бы меня ненавидел. Ты был моим лучшим другом. Человеком, которого любила и кому доверяла больше всех в целом мире, и вдруг ты исчез из моей жизни.
Выдернув руку из ладони Эйдена, я вытерла слезы, собравшиеся в уголках глаз. После чего подошла к питьевому фонтанчику поодаль и сделала пару глотков воды. Даже плеснула немного на лицо. Это помогло слегка ослабить панику. Затем присела на скамейку в попытке снова взять эмоции под контроль.
Эйден утроился в добром футе от меня, словно сомневался, хочу ли я его близости.
– Знаешь, со мной было то же самое, – шмыгнув носом, призналась я. – Я тоже не знала, кем была без тебя. Ты составлял каждую частичку меня. После твоего ухода я словно потеряла половину себя. Сначала меня бросил отец, затем ты. Я даже забыла, как дышать. Если бы не Грейсон со своей поддержкой, не знаю, что бы случилось.
Вот тебе и хваленый контроль. Из моих глаз брызнули слезы, и Эйден меня приобнял. Я чуть повернулась и уткнулась в его плечо. После чего сорвалась окончательно и зарыдала в голос.
– Как ты мог так со мной поступить? – всхлипывала я.
Никогда в жизни не чувствовала себя настолько уязвимой, как в тот момент, когда сняла повязку со своего разбитого сердца для Эйдена. Я так долго старалась подавить чувства, хотела быть сильной, но, открывшись Эйдену, я разделила всю свою боль с ним.
Парень крепче прижал меня к себе, но что-то в этих объятиях было не так. Он был ближе к моему телосложению. Его руки обнимали меня не так, как я привыкла.
Я сделала глубокий вдох. Нос наполнился ароматом мыла Эйдена и намеком на мятную жвачку, но меня это не успокоило, как я ожидала. Ему не хватало толики сладости и пряности. У меня заняло мгновение, чтобы понять: я скучала по запаху одеколона Грейсона.
– Почему бы нам не выйти на улицу и не подышать свежим воздухом? – предложил Эйден, после чего вывел меня из здания.
С некоторое время мы молча прогуливались по территории музея. На земле лежал слой старого снега, но светило солнце и свежий воздух приятно умиротворял.