Неожиданно со стороны лагеря послышались одинокие хлопки, а потом пронеслась целая канонада. Определить по звуку стрельбу не составляло труда, да и видел я, как почти весь лагерь вел огонь, задрав чародины кверху. За спиной послышалось шуршание, и, обернувшись, я увидел, как отец Верилий неумело пытается стянуть с плеча чародин.
— Постой, отец Верилий, — вытянул я руку в останавливающем жесте, — без тебя управятся.
Внезапно в небе над лагерем появилась маленькая вспышка, а вскоре и донесся звук слабого взрыва, и канонада тут же прекратилась.
— Что это? — встал рядом Верилий.
— Это наблюдатели железодеев, — ответил я, и меня поддержал Коготь.
— Еще на марше стали появляться в воздухе, а здесь, в лагере и вовсе регулярно.
Да, ИскИн точно знал, что мы рядом. Я не питал иллюзий, что воям удается сбивать дроны над лагерем, наверняка еще десяток кружит на удалении или на довольно большой высоте. А эти мелкие дроны, что залетают в зону поражения стрелковым оружием, всего лишь часть из имеющегося у элемийцев арсенала разведки.
Но, с другой стороны, действия ИскИна лишь подтверждают мою гипотезу о локальном прорыве, и коридор выхода довольно узкий, так как ничего серьезного у железодеев на плацдарме не появилось. Иначе они давно бы разнесли наш полевой лагерь. Все тяжелое вооружение у элемийцев находится либо на машинах поддержки пехоты, либо на авиационных платформах.
Правда, попытка уничтожить лагерь все же была. Коготь докладывал, что со стороны Беловодья летела большая игла, извергающая огонь, но как только она пересекла границу, тут же упала. Но тяжелое вооружение обязательно появится, если оставить плацдарм в покое. Именно поэтому ждать больше нельзя.
Еще, конечно, остаются вопросы: почему образовался этот локальный прорыв и почему только один? Хотя для уверенности в последнем утверждении, одни из поездов в данный момент объезжает Беловодье по периметру, в поисках возможных прорывов.
Пока я размышлял, с поезда сгрузили все оборудование, над которым я работал последние пять дней, и начали загружать оборудование для первых штурмовых отрядов. Два других поезда уже были загружены, а из лагеря начали подтягиваться вои — те самые первые штурмовые отряды. Всего в бой должны пойти шесть рот, по две на поезд. Я бы и больше отправил, даже всех, но две роты — это максимум, что можно впихнуть в поезд, да и то им там будет довольно тесно.
Через полчаса все шесть рот выстроились повзводно возле своих вагонов. Я вышел вперед и медленно обвел взглядом ровные коробочки воев. Сотни пар глаз — как молодых парней, так и вполне себе взрослых мужчин — смотрели на меня в ожидании напутствия. Хотя оно им и не нужно, потому что каждый из них — доброволец, вызвавшийся идти первым, что уже говорит о высоком боевом духе. Но я все же попытаюсь дать им то, что им так необходимо сейчас, и это будет не напутствие.
— Вам предстоит первыми вступить в бой с железодеями, — начал я, надрывая связки, — и каждый из вас знает, какой это страшный враг! — Сделав паузу, я снова обвел воев взглядом. — Но среди вас есть те, кто сталкивались с ним лицом к лицу и вышли победителем. Спросите у них: можно ли их бить⁈ И они вам ответят, что можно. Выучкой, умением, крепким духом, добрым оружием и чувствуя плечо своего брата по ратному делу, — их можно бить. И вы сможете! — Я бухнул себя кулаком в грудь и добавил: — С нами Бог!
— С нами Бог! — слитно крикнула сотня голосов, сопровождая это таким же слитным ударом по груди.
— Отец Верилий, — повернулся я к священнику, — твой выход.
Верилий без лишних слов вышел вперед и размашисто перекрестился. Как только его рука пошла вниз, все шесть рот воев встали на колено, сложив в замке перед собой руки. И Верилий начал молитву, а голос его звучал без надрыва, но казалось, его слышит весь лагерь.
— Спаситель наш! Ты положил за нас душу Свою, дабы спасти нас. Ты заповедал и нам полагать души свои за друзей наших и за ближних наших. Радостно иду я исполнить святую волю Твою и положить жизнь свою за Отечество.
Неожиданно послышался приближающийся свист, и на одном из чаровых жилых модулей сверкнула вспышка, на месте которой сразу же появился дымный гриб. Нужно отдать должное моей дружине — никто не бросился в панику, наоборот, довольно организованно укрылись в тех самых чаровых модулях. Вот и дождались, все-таки что-то уже протащили на плацдарм, а значит, времени совсем нет.
От удара я слегка присел и обернулся на отца Верилия, который будто и не заметил, что произошло. А его голос продолжал разноситься по округе:
— Вооружи меня крепостью и мужеством на одоление врагов наших и даруй мне твердую веру и надежду вечной жизни в Царствии Твоем.
Верилий закончил и три раза осенил крестом стоявших перед ним на колене, воев. Послышалось шуршание амуниции, и шесть сотен вновь поднялись, ожидая приказа. И я заметил, что их лица слегка разгладились, немного ушла тревога и страх. В этот момент снова послышался свист, и очередной дымный гриб поднялся в центре лагеря. Дальше медлить нельзя.
Я сделал пару шагов и положил руку на плечо Когтю.
— Командуй. — И, пару раз похлопав по плечу, добавил: — Удачи тебе.
Тот кивнул и набрал в легкие побольше воздуха:
— А ну давай по вагонам! Да поживей. Кто не пошевелится, будет бежать следом!
Окрестности плацдарма железодеев. 7 часов утра. За три минуты до высадки.
Внутри локомотива было душно и жарко. Да так, что Мирош то и дело вытирал залитый потом лоб о руку, которой держался за длинную палку, приколоченную к потолку. Будучи прижатым к чаровой стенке, он с трудом обернулся, чтобы бросить взгляд на несколько десятков стоявших воев, которые и создавали такую невероятную толчею. Места было совсем в обрез, и еще меньше его имелось из-за ратного имущества, ящиками стоявшего в центре.
Только вокруг возчика, которого князь назвал пилотом, было более-менее свободно, а иначе как он будет править поездом? Но для этого пятерке воев приходилось упираться руками и ногами, не давая толпе ввалиться вперед. «М-да, та еще поездочка, — подумал Мирош. — Ну а вариантов других и не было, как еще перебросить две роты со всем имуществом в одном поезде?»
Он снова повернулся к чаровой поверхности и, несмотря на стесненные условия, продолжил высматривать метку, которую оставили разведчики. Мирошу попался на глаза еще один поезд, идущий параллельно, но немного позади. Расстояние до него было метров пятьсот, не больше. С другой стороны, должен быть еще один, но с такого положения его не разглядеть. Оба этих поезда, как и тот, в котором мчался Мирош, были также забиты воями под завязку. Но именно поезд Мироша окажется на острие, когда начнется высадка.
Но это чуть позже. Сейчас главное — не пропустить метку, а на такой скорости это задача нетривиальная. И если бы тогда он не затеял дурацкий разговор и также пристально всматривался в окрестности, может, и не пропустили бы железодеев. А там, глядишь, никто бы и не погиб или хотя бы павших братьев было бы меньше. Нет, он непременно должен первым увидеть знак.
Понимая, что до цели остались считаные минуты, все молчали, каждый думал о своем, а кто-то про себя молился. Неожиданно Мирош учуял неприятный запах, поморщился и снова обернулся:
— Ну и кто это сделал?
Но ответом ему было все то же молчание, многие опустили головы и с трудом сдерживали смешки.
— Смешно? — с укором спросил Мирош. — Вот вернемся, накормлю вас йортовским «чохку» и запру в комнате — тогда не до смеха будет.
Несмотря на совсем недавнее назначение Мироша сержантом самим князем, он с ходу смог заработать авторитет в подразделении, куда его поставили. Правда, в своей манере, через шутки и незакрывающийся рот, но все же.
«По идее должны быть уже близко», — подумал Мирош, и сердце в груди заколотилось с бешеной силой. Внезапно в поле что-то мигнуло. Мирош мгновенно подобрался и, когда увидел очередное мигание, крикнул:
— Знак! Давай, пилот, не медли!
Мирош тут же почувствовал, как его еще сильнее вжало в стенку, и он даже перестал держаться, чтобы не вывихнуть себе руку. В этот момент поезд изогнулся дугой и не останавливаясь начал разворачиваться боком к плацдарму железодеев. Вираж был настолько крутым, что, встав поперек, поезд снова выровнялся в линию, но продолжал движение боком, пока не накренился в противоположную сторону по ходу движения и пилот не стал гасить скорость подъемной силой.
Наконец состав остановился и медленно качнулся обратно, выравниваясь. Почувствовав свободу, Мирош активировал чаровый щит, щитки на голенях и бедрах, а перед его лицом появился чаровый барьер овальной формы, следующий за движениями головы.
В следующую секунду чаровые стенки вагонов исчезли, будто и не было их вовсе, а в первую линию стоявших воев ударил рой пуль. Щиты, естественно, выдержали, но пространство впереди тут же заискрило разлетающимися во все стороны осколками. Прилетевший следом плазменный сгусток вспыхнул, растекаясь по щиту, и Мирош на мгновение ослеп, но это не помешало ему заорать:
— Пошел! Пошел!
Промаргиваясь, он сам спрыгнул на землю, но успел сделать всего несколько шагов, как появился свист, а затем очередная вспышка, ударившая по ушам. По телу застучали комья земли, послышались крики боли, стоны и хрип, а земля продолжала взрываться после каждого прилета. Но Мирош словно этого всего не замечал.
Два десятков шагов вперед — и он встал на одно колено, выставив за щит свой чародин. Немного поводив стволом и не обнаружив перед собой железодеев, обернулся. Позади лежало человек шесть из тех, кто был в локомотиве, а рядом со следовавшим за ним вагоном еще пять. Кто-то был еще жив и орал, держась за поврежденную часть тела, а кто-то уже не шевелился. Он задержал взгляд на одном окровавленном теле, на котором виднелся погон лейтенанта.
— Что за невезуха такая! — сплюнул он на землю, а затем что есть силы заорал: — Давай, давай! Шевелитесь! Чем медленнее бегаем, тем быстрее сдохнем!