Анатолий ДроздовЭкстрасенс разбушевался
Пролог
Следователь выдохнул воздух и отворил дверь в кабинет начальника Минского РОВД.
— Разрешите, товарищ подполковник?
— А, Пыткин[1], — оторвался от бумаг начальник. — Заходи.
— Вызывали? — спросил следователь, подходя ближе.
— Вызывал, — подтвердил подполковник. — Ты чего, Пыткин, дела тянешь? Почему не закрываешь вот это с тремя трупами, что под Минском нашли? — он постучал пальцами по лежавшей перед ним толстой папке.
— Не все обстоятельства дела расследованы полностью, — попытался оправдаться следователь.
— Какие, нахер, обстоятельства?! — взвился подполковник. — Трое зэков купили «волгу», выехали на ней за город, где сели замочить покупку. Выпили, поругались, одному дали по голове бутылкой, от чего тот отбросил копыта. Поняв, чего натворили, выпили еще и сами сдохли. Ну, так не спортсмены ведь, сердца изношены. Заключение медэксперта читал? Смерть наступила по естественным причинам, внешнего воздействия не обнаружено, — процитировал начальник. — Кроме первого, которого стукнули. Так там все ясно: есть бутылка, на ней – следы крови и отпечатки пальцев. Чего кота за хвост тянешь? Да еще уголовный розыск замучил своими поручениями. Нам прокурорские не для того дело передали, чтобы ты из себя Шерлок Холмса изображал.
— Там был четвертый фигурант, — попытался оправдаться следователь. — Обнаружен отпечаток обуви, не совпадающей с той, что нашли на трупах. Кроссовки «Адидас», сорок четвертый размер.
— Ну, и что? — пожал плечами подполковник. — Кто-то обнаружил трупы раньше нас. Подошел, посмотрел и смылся от греха подальше. Ты же знаешь наш народ: не хотят в свидетели. По допросам затаскают.
— Вдруг сообщник?
— Не было у них сообщника, — нахмурился подполковник. — Уголовный розыск все поднял. В Минск приехали втроем, «волгу» покупали тоже. Отпечатки пальцев внутри машины только их. А теперь скажи, Пыткин, сколько денег обнаружили на трупах и в машине?
— Свыше тридцати тысяч рублей, — вымолвил следователь.
— Ну и, как думаешь, сообщник их оставил бы? — усмехнулся начальник. — Прекращай херней маяться, капитан. Тут все ясно. Закрывай дело! Новый год скоро, а у нас «глухарь» висит.
— Так не ясно: деньги-то откуда? — сделал последнюю попытку следователь.
— Кооператора какого-то потрясли, — не замедлил с ответом подполковник. — Хрен ты его счас найдешь. От наших заявлений не поступало, а в России пыль замучаешься глотать в поисках. Пойдут в доход государства. Разговор закончен. Забирай дело, — придвинул папку, — и чтоб сегодня же закрыл.
— Есть, товарищ подполковник! — отчеканил следователь, взял папку и вышел из кабинета.
«Если вы встретите в нашей милиции хмурых людей с изможденными лицами. Знайте, что это трудяги из следствия, службы тяжелой и очень ответственной!..» – бормотал следователь, шагая к себе, строчки из популярного стихотворения, ходившего по рукам милиционеров. С начальником Пыткин был категорически не согласен. Слишком много непонятного в деле. Например, почему зэки пили, не закусывая? В их вещах нашлись хлеб и колбаса. Впечатление такое, что кто-то заставлял. Рядом с трупами нашли обрез охотничьего ружья. И ведь что интересно? На всех обнаруженных там предметах отпечатков пальцев полно, на обрезе – ни единого. Будто кто его в перчатках держал. А на зэках перчаток не имелось. Как же так? И еще допрошенные водители грузовиков видели неподалеку человека, бегущего вдоль дороги к Минску. Одет в импортный спортивный костюм и кроссовки. Плохо, что никто толком не разглядел «спортсмена» – темновато было. Отыщи его в миллионном городе![2] Отыскать же хотелось. Побеседовать…
Дело Пыткин закрыл в тот же день – приказ есть приказ. Он так и не узнал, что это незначительное в масштабах страны событие обернулось серьезными последствиями. В США скончался от рака миллиардер, известный в узких кругах по прозвищу «мистер Пи». Он давно стоял одной ногой в могиле – 96 лет человеку, но как-то ухитрялся балансировать. Перенес несколько пересадок сердца и других органов. О его болезни знали, но полагали, что выживет – до сих пор старику это удавалось. Потому кончина «мистера Пи» застала всех врасплох – к ней не были готовы. На фондовой бирже воцарился хаос. Началось переформатирование рынка и политических центров силы. «Мистер Пи» был самым авторитетным финансистом Америки. Его влияние на политический истеблишмент страны признавали даже враги. «Серый кардинал», как звали его в узких кругах, умер, не оставив преемника. За оставленный им трон началась война – невидимая, но жестокая. Зашатались кресла под высокопоставленными чиновниками администрации президента и руководителями Конгресса. Стали срочно сколачиваться блоки и объединения. Предстоящие выборы в Конгресс обещали стать интересными. На этом фоне спешный отзыв из Москвы резидента ЦРУ и его последующая отставка остались незамеченными публикой. Только несколько человек знали истинную причину немилости Лэнгли к своему сотруднику. Это по его вине скончался «мистер Пи» – так сочли в штаб-квартире ЦРУ. Сам резидент вину категорически отрицал. Он-де приложил все силы для выполнения приказа: направил в Минск агентов, чьей задачей стало похищение и доставка в Таллин нужного «мистеру Пи» целителя. Оттуда его переправили бы в Финляндию и далее – в США. Но агенты исчезли без следа – наверняка их перехватило КГБ. Резидент сформировал вторую группу, но отправить не успел – пришла весть о смерти миллиардера… В Лэнгли оправданиям не поверили, Даунинга выпихнули в отставку. Словом, страсти кипели.
Настоящий виновник событий обо всем этом не подозревал. Нарезая круги по лыжне в парке Горького в Минске, он радовался солнечному дню и морозам, сменившим надоевшую оттепель.
Глава 1
Шух, шух, шух, шух… Лыжи легко скользят по мягкому снежку. В середине января 1991 года в Минске установилась настоящая зимняя погода. Мороз да солнце… Перед этим две недели было пасмурно, температура держалась около нуля. Выпавший в декабре снег слежался и напитался влагой – ходить по такому удовольствие малое. Накануне Крещения ударили морозы, и посыпался снежок – мягкий и пушистый. Он припорошил деревья и кусты парка, превратив их в зимнюю сказку. Рассекать в таком – красота. Да еще солнышко выглянуло. Хорошо просмоленные лыжи идут ходко. Монотонная работа рук и ног не мешает думать и вспоминать.
Со времени моего похищения бандюками минуло два насыщенных событиями месяца. Расскажу по порядку. Ну, во-первых, никто не связал смерть троих зэков в придорожном лесу близ Минска с целителем Мурашко. На меня никто не вышел и вопросов не задавал, хотя опасения были. Пронесло. А потом стало не до этого – затянула работа. Эксперимент с чернобыльскими детьми переформатировал мое целительство. На успешный результат обратили внимание в Министерстве здравоохранения республики. Для начала туда вызвали главного врача областной клиники, а потом пригласили меня. Состоялся непростой разговор с министром. Тот желал расширить практику, я не возражал, но выдвигал условия. После долгих споров ударили по рукам, и министр собрал в своем кабинете совещание в узком кругу. Он, я, главные врачи Минских областных взрослой и детской клиник плюс директор НИИ радиационной медицины в Аксаковщине под Минском. Институт после аварии на ЧАЭС специализировался на лечении заболеваний щитовидной железы.
— Значит так, товарищи, — начал совещание министр. — Как вам известно, в Минской областной клинике в Боровлянах уже несколько месяцев практикует наш известный целитель Михаил Иванович Мурашко, — он кивнул на меня. — До недавних пор специализировался на лечении детей с ДЦП. Добился колоссальных успехов. Это не фигура речи – счет исцеленных детей пошел на тысячи. Но с недавних пор Михаил Иванович занялся онкологией. У Семена Яковлевича, — взгляд на главного врача областной больницы, — есть отделение, где лечат пострадавших от аварии на ЧАЭС детей. Михаил Иванович начал с них. Эксперимент прошел удачно. Его повторили несколько раз – результат тот же.
— Это вы серьезно? — удивился директор НИИ радиационной медицины.
— Более чем, — кивнул министр. — Три-четыре дня после биоэнергетического воздействия – и детей можно выписывать. В том числе и тех, кого ранее считали безнадежными. Результаты неоднократно перепроверены. Исцеление полное. В связи с этим возникла мысль распространить практику на другие медицинские учреждения. От онкологических заболеваний страдают все дети, а не только те, что пострадали от аварии на ЧАЭС. Михаил Иванович любезно согласился помочь, причем, подчеркну, совершенно безвозмездно. Предлагается поступить следующим образом. Онкологическое отделение из Боровлян перевести в детскую областную клинику в Минск. Вместе с персоналом, естественно. Тот обладает необходимым опытом и знаниями. Вам, Сергей Сергеевич, — министр посмотрел на главного врача детской клиники, — придется сократить прием детей с другими заболеваниями – теми, которые не угрожают жизни. Мы перераспределим их по другим учреждениям. Возражения есть?
— Нет, конечно! — поспешил тот. — А Терещенко людей отдаст?
— Разумеется, — заверил Яковлевич. — А вот отделение для больных ДЦП оставлю. Михаил Иванович будет приезжать к нам раз или два в неделю.
— Информирую, что своих больных с ДЦП мы практически исцелили, — пояснил министр. — Разумеется тех, кого можно. Остаются пациенты из других республик, но, как понимаете, это не острая проблема. Об угрозе жизни речь не идет. Онкология куда более актуальна.
Собравшиеся за столом закивали.
— НИИ радиационной медицины сохранит свою специализацию, — продолжил министр. — Дети с поражением щитовидной железы.
— Почему только дети? — насупился директор.
— Таково условие целителя. Объясните, Михаил Иванович!
— Организмы детей и взрослых реагируют на воздействие по-разному, — сказал я. — Проще говоря, чтобы исцелить взрослого понадобится день, да не факт, что получится. А детей за это время могу исцелить до двух десятков.