— У аргентинок нет такого имени, — поспешил он. — Привлечет внимание. Более того, вызовет неприязнь. Это имя английской королевы, а у нас после войны за Мальвинские острова отношения ко всему британскому неприязненное. Предлагаю: Мария. Фамилия: Гомес.
— Почему не такая, как моя? — удивился я.
— У нас женщина, выходя замуж, не меняет фамилию.
— Хорошо, — кивнул я.
Мы вернулись к Анне, где я довершил исцеление. В этот раз процедуру она выдержала без звука. На обратном пути девушка крутила головой, разглядывая все подряд, и трещала по-испански. А потом обратила внимание на меня.
— Вы красивый мужчина, мистер Мурашко, — сказала по-английски. — Высокий и сильный. У вас есть жена?
Я стащил с правой руки перчатку и продемонстрировал ей обручальное кольцо.
— У нас носят на левой, — сообщила она. — Прилетайте к нам в Буэнос-Айрес. Вас там встретит оркестр и почетный караул.
Это ж чью дочь я исцелил?
— В самом деле, Михаил Иванович! — поспешил Серхио. — Моя спутница преувеличила, но теплый прием вам обещаю.
На том и расстались. Назавтра я отвел Вику в фотоателье, где получил снимки нужного формата. Вике объяснил, что для заграничного паспорта, не став уточнять для какого. Снимки отослал по указанному адресу и из-за навалившихся дел забыл. Велико же было мое удивление, когда спустя десять дней достал из почтового ящика плотный конверт. В нем оказались аргентинские паспорта на имя Мигеля Рамиреса и Марии Гомес. На главных страницах – наши с Викой фотографии. И еще в конверте лежала короткая записка. «В аэропорту пограничник спросит, почему в паспортах нет советской визы и штампа о въезде. Объясните, что паспорта вам выдали в посольстве взамен утраченных в СССР. Отметка об этом в них есть. Спросит: чем занимались в Советском Союзе, отвечайте, что вы врачи и проходили стажировку в клинике Склифосовского. У нас есть об этом договоренность с Министерством здравоохранения СССР, стажировки идут постоянно. Удачи!»
Записку явно писал Серхио или кто-то под его диктовку. Я пожал плечами и сжег листок в пепельнице. Паспорта спрятал. Улетать по ним из СССР не собираюсь. «Для чего тогда выдурил?» – спросите. Объясню. В прошлой жизни у меня были знакомые – брат и сестра. В 90-е годы они занимались выездным туризмом, а я редактировал туристическую газету. Познакомились в одной из поездок. Симпатичные, открытые в общении люди. Вот они и рассказали. Дети советских дипломатов родились в Аргентине. По законам этой страны автоматически приобрели возможность стать ее гражданами – так называемое право почвы, которым знакомые и воспользовались, когда СССР рухнул. Обратились в посольство Аргентины, предъявили свидетельства о рождении, получили паспорта. Из Минска брат и сестра вылетали по белорусским документам, оказавшись за границей, прятали их в чемоданы. Далее путешествовали по аргентинским. Гражданам этой страны виза в страны Европы не нужна. И не только там. Зачем упускать возможность? Для меня же это задел на будущее. Вдруг пригодятся? Я и предположить не мог, как скоро случится это «вдруг»…
В тот день в клинику я опоздал. Утром, как обычно, повез Вику в Боровляны – она продолжала трудиться у Терещенко. Ночью выпал снег, дороги не расчистили, ехал осторожно – шины-то летние. О зимних здесь понятия не имеют. Довез, попрощался и отправился обратно в Минск. Колею на асфальте к тому времени успели раскатать, в ней нарос ледок, «ауди» пару раз занесло. Справился, но в детскую клинику опоздал. Припарковав автомобиль на улице, вышел и заспешил к калитке.
Рядом с ней стояла «волга», возле нее – мужчина в импортной дубленке. На голове – пыжиковая шапка. Богатый прикид. Мужчина курил. Увидав меня швырнул сигарету под ноги. Я невольно проводил ее взглядом и увидел на снегу несколько окурков. Поморщился – не люблю нерях. Если куришь, отойди в сторонку – урна в трех шагах. Гадь в нее.
— Михаил Иванович Мурашко? — неряха шагнул ко мне.
— Да? — отозвался я, остановившись.
— КГБ СССР, подполковник Родин, — он махнул у моего носа красной книжечкой.
— Извините, не верю, — буркнул я и попытался его обойти.
— Погодите! — он ухватил меня за рукав. — Почему не верите?
— Документ не показали толком.
— Хорошо, — хмыкнул он и вновь достал свою книжечку. Раскрыв, поднес к моему лицу. — Читайте.
Так… Родин Валентин Семенович, Первое Главное управление КГБ СССР. Эти-то с чего мной заинтересовались? Они, вроде, внешней разведкой занимаются.
— Убедились? — он спрятал удостоверение. — Мы могли бы поговорить?
— Не сейчас, — покрутил я головой. — Меня ждут больные дети. Без того опоздал. Это первое. И второе. В белорусском КГБ у меня есть куратор – Николай Сергеевич Хилькевич. Все беседы исключительно в его присутствии.
— Даже так? — сощурился он.
— И никак иначе, — подтвердил я, обходя чекиста.
Спустя несколько минут я забыл о визитере. В клинику привезли детей с лейкозом, да еще троих. Где только нашли? Договорились ведь с минздравом, чтоб таких вне очереди. Полагал, что в Белоруссии исцелили всех. И вот на тебе – откопали. Провозился до обеда. Только сел пить чай в ординаторской, как зазвонил телефон. Заведующая отделением подошла.
— Вас, — сказала, протянув мне трубку.
Недовольно отложив надкушенный бутерброд, я взял.
— Михаил Иванович, здравствуйте, — раздался в наушнике знакомый голос. Хилькевич. — Не отвлекаю?
— Очень даже отвлекаете! — ответил я сварливо. — Только сел перекусить. Кусок изо рта вытащили.
— Извините, не знал. Тут такое дело. Коллега из Москвы желает с вами побеседовать. Вы с ним встречались возле клиники. Сможете ко мне подъехать? Или заняты?
На мгновение я задумался. Этот прыщ московский не отстанет, лучше разобраться сейчас. Пациентов с лейкозом исцелил, остальные могут подождать – ничего опасного. Мне еще Вику из Боровлян везти. Будем надеяться, что дорогу почистили.
— Через час устроит?
— Ждем, — сказал он и положил трубку.
Ровно через час я вошел в кабинет Хилькевича. В нем плавал дым. Родин сидел за столом хозяина и курил, пуская дым к потолку. Вот же хам! Сел в чужом кабинете, согнал с места хозяина – Хилькевич обнаружился на стуле в уголке и тоже смолит. Что-то раньше я за ним такого не замечал.
— Наконец-то! — отреагировал на мое появление Роднин и загасил сигарету в пепельнице, полной окурков. — Присаживайтесь, Михаил Иванович! — он указал на стул.
Я сел.
— Так, — он придвинул к себе лежавший на столе блокнот и достал из кармана авторучку. — У меня к вам будет несколько вопросов. Первый. Перечислите болезни, от которых исцеляете.
— Врачебная тайна.
— Не городите ерунды, Михаил Иванович, — сморщился он. — Я ведь не спрашиваю, кого и от какой болезни вы исцелили. Просто перечень.
— Не скажу.
— Почему?
— Не хочу.
— Так, — он положил на стол авторучку. — Не желаете сотрудничать с органами?
— Непонятен ваш интерес ко мне. Законов СССР не нарушаю, лечу деток. При чем тут КГБ, да еще Первое управление?
— Объясню, — кивнул он. — Слух о вашей целительской деятельности разошелся за пределами страны. Иностранцы, в том числе из капиталистических стран, проявляют интерес. Выражают желание получить от вас помощь, готовы заплатить. В связи с этим есть мнение организовать процесс надлежащим образом. Вы будете исцелять, страна получать нужную ей валюту.
Так я поверил про страну! Генералы КГБ решили нарубить баксов, пока есть возможность. СССР трещит по швам, наиболее умные чины ищут запасные аэродромы. В той жизни у меня был знакомый – работал слесарем на тракторном. Заочно учился на юриста. После третьего курса его пригласили на службу в КГБ. Интеллектом знакомый не блистал, но зато рабочий и член КПСС – подходящая биография. Много лет спустя я встретил его в подземном переходе. Постаревшего, одетого в потертую одежду.
— Выперли на пенсию, — пояснил знакомый. — А ее едва хватает. В то же время некоторые… — он оглянулся и зашептал мне на ухо. — Еще при СССР присмотрели себе лакомые куски, что-то приватизировали, где-то акционерами стали. Живут и беды не знают. Меня к этому не подпустили. Эх! — он махнул рукой и ушел, не оборачиваясь.
Так что не надо про страну…
— А что получу я? — спросил Родина.
— Достойную зарплату, уважение и признание государства. Наградами не обойдем. Вы их заслужили.
Точно на свой интерес нацелились. Даже валютой поделиться не обещают.
— Ты работай, дурачок, мы дадим тебе значок?
— Как-то странно вы себя ведете, — нахмурился он. — Не по-советски. Не хотите зарабатывать валюту для страны?
— Для нее или вашей конторы?
Он дернул щекой.
— Я не разделяю эти понятия.
— А вот я – да. Валюта СССР действительно нужна – для закупки тех же лекарств, к примеру. Я готов зарабатывать ее для таких целей. Но тогда должен получить контроль над валютными потоками.
— Как вы себе это представляете? — сощурился он.
— Моему кооперативу открывают валютный счет. Все заработанные деньги поступают на него. Министерство внешней торговли заключает контракт на поставку лекарств, после чего обращается ко мне. Мы оплачиваем покупку.
— Исключено, — покрутил он головой.
— На других условиях работать не буду.
— Вы о себе слишком много возомнили! — хмыкнул он. — Мы ведь можем и заставить.
— Это как? — усмехнулся я. — Арестуете? Так уже пытались. Это стоило постов секретарю ЦК и министру МВД.
— Есть другие способы. У вас ведь семья? Жена ждет ребенка?
Зря он это сказал…
— Только попытайся, сволочь! — прошипел я. — Отверну голову! Будешь ходить как кузнечик коленками назад.
— Николай Сергеевич! — Родин повернулся к Хилькевичу. — Задержите этого гражданина! — он ткнул в меня пальцем.
— Нет оснований, — пожал тот плечами. — Михаил Иванович прав: нам не нужен бунт в Минске.
— Он угрожал расправой сотруднику КГБ!
— Перед этим вы угрожали его семье. Недостойное поведение для офицера. Я отражу это в рапорте председателю комитета.