Я взяла со столика баночку, повертела ее и сообщила:
— Боюсь вас разочаровать, но тут всего лишь витамины, указан состав, на мой взгляд, неплохой, и рекомендуется принимать после еды, капсулу не разжевывать.
— Ну спасибо, — повеселела больная, — приму обязательно. А ваша хозяйка щедрая, платит хорошо?
— Не жалуюсь, — я решила пока не выходить из роли экономки, но все же не удержалась и поинтересовалась:
— Почему вы спросили о щедрости?
— Сумочка у вас как у Сонечки, — улыбнулась Варвара Сергеевна, — знаю, сколько она стоит.
— Это подделка, — быстро сказала я.
— Да ну? Прям как настоящая, — протянула больная, — и еще часики в бриллиантиках. Или они тоже фальшивые?
— Простые стразы.
— А как горят!
— Хорошее качество огранки стекла! Сваровски!
— Сваровски тоже немалых денег стоит, — не сдалась Варвара Сергеевна. — Вы, Даша, сделайте мне еще одно одолжение.
— Какое?
— Подойдите к шкафу.
Я покорно выполнила просьбу.
— Откройте его, на полке, под бельишком, фотография лежит, гляньте на нее.
Испытывая некоторое неудобство, я поворошила кучку бюстгальтеров, увидела глянцевый снимок, вытащила его на свет божий и уставилась на изображение.
— Узнаете? — спросила Варвара Сергеевна.
Я, оторопев от неожиданности, молча смотрела на снимок. У меня такой же лежит в альбоме. Даже знаю дату, когда было сделано фото: девятое июня. Наш институт праздновал юбилей, сорок лет со дня основания, и по кафедрам ходил фотограф, заглянул он и к нам. Сейчас я любуюсь на своих коллег. Около заведующей сидят Роза Яковлева и Соня Адашева, а я стою в третьем ряду, мое место последнее у батареи, фигуры не видно, но лицо отлично различимо.
— Узнали? — ласково повторила Варвара Сергеевна. — Вы совсем не изменились. Идите сюда, нам есть о чем потолковать.
Глава 21
— Откуда у вас фотография? — воскликнула я, опускаясь на стул.
— Сонечка принесла, — пояснила Варвара Сергеевна, — она последнее время отчего-то мучилась, говорила: «Не дай бог умру, что с Катей станется?» Прямо извелась вся… Вот и прибежала ко мне. Конечно, я в прислугах служила, полы мыла да туалеты драила, только в их доме с незапамятных времен работала. Мы вместе из Стефановска бежали. Меня Хасан, отец Зелимхана, вместе с сыном отправил. За верность Сергея отблагодарил.
У меня закружилась голова, ну ничего не понимаю.
А Варвара Сергеевна как ни в чем не бывало продолжала:
— Мать-то у девочек рано умерла, да оно и понятно. Всю жизнь дергалась, от любого звонка в дверь в истерику впадала. Слегка успокоилась, лишь когда в «Ниву» переехали, поселок с хрущевских времен стоит, там раньше были дачи для мелких правительственных чиновников.
Понимая, что Варвару Сергеевну сейчас унесет неведомо куда, я пробормотала:
— Извините, что-то я пока мало понимаю, о чем речь.
Больная на секунду замолчала, а потом воскликнула:
— Ну да, действительно! Попробую по порядку.
Значит, слушай: род Адашевых очень древний, он корнями бог весть в какие времена уходит…
Я старательно впитывала информацию. Ей-богу, жизнь иногда бывает намного причудливей любого романа.
Адашевы жили в небольшом местечке под названием Стефановск. Деревней поселение назвать нельзя, оно слишком большое, городом тоже — скорее городком. События, о которых пойдет речь, разворачивались давно, еще в советские времена. Сейчас многие ругают годы, когда у власти находились коммунисты, но было тогда и хорошее, в частности, интернационализм населения. В Стефановске мирно уживались русские и те, кого сейчас принято называть лицами кавказской национальности. Особых распрей между жителями Стефановска не наблюдалось. Тут было много смешанных пар и детей, легко болтающих на нескольких языках.
Но Кавказ есть Кавказ, и у его обитателей имеются определенные привычки, свой уклад жизни, свое понятие о чести и достоинстве.
Много лет советская власть пыталась причесать многочисленных кавказцев под одну гребенку. Им запрещалось справлять свадьбы по своим вековым традициям, отмечать национальные праздники, даже говорить коренному населению вменялось на русском языке. Но задушить народ трудно, да и те, кто призван был следить за исполнением инструкций, сами частенько нарушали их и покрывали своих. Если в каком-то селе жених похищал невесту, то инструктор райкома партии, получивший сигнал об этом происшествии, прятал донос в стол. Он великолепно понимал: у жениха есть отец или дед, в общем, старик, для которого бракосочетание без умыкания молодой жены нонсенс.
Конечно, иногда устраивались публичные наказания провинившихся, но делалось это редко и лишь для того, чтобы продемонстрировать центру: район не спит, там идет активная работа. Но и свадьбы с похищениями, и вечера с распеваниями национальных песен, и дети, говорившие на языке империи с невероятным акцентом, были сущей ерундой по сравнению с другими пережитками. На Кавказе издавна существует кровная месть, и вот с этим явлением шла непримиримая борьба, но как запретить людям отстаивать свою честь?
И в Стефановске разыгралась трагедия, достойная Шекспира.
Адашевы жили на Коммунистической улице, чуть поодаль, на Ленинской, обитали Ицхаковы. Отчего семьи враждовали, не помнили они сами. Вроде некто из клана Адашевых отбил жену у пращура Ицхаковых, а может, дело обстояло наоборот. В свое время эти большие семьи почти уничтожили друг друга, перестреляли всех мужчин. Затем, когда за оружие схватились женщины и дети, односельчане попытались примирить воюющие стороны, и, надо сказать, им это удалось. Между родами установилось мрачное перемирие.
С тех пор прошло много лет, Стефановск разросся почти до города, но по ею пору в доме у Адашевых вспоминали, как с ними воевали Ицхаковы, а пожилые рассказывали детям о вероломстве кровников. Если в семье Ицхаковых играли свадьбу, то сбегался весь поселок, кроме Адашевых. Когда у последних умирал родственник, на похоронах рыдал опять же весь Стефановск, за исключением Ицхаковых. Но стрельбы не было, просто при встрече на улице они не здоровались, делали вид, что незнакомы, а в школе учителя распределяли детей из враждующих фамилий по разным классам. Дело доходило до нелепости. Один из братьев Зелимхана отказался от операции аппендицита, потому что хирургом был человек из клана Ицхаковых. Парня повезли в районный центр и опоздали, доставили в больницу уже труп. Сами понимаете: любви это между семьями не прибавило.
И надо же было так случиться, чтобы Зелимхан Адашев полюбил Асият Ицхакову, а девушка, вместо того чтобы с презрением отвергнуть кавалера, ответила ему взаимностью. Как молодым людям удавалось ходить на свидания и почему жители Стефановска ничего не знали о вспыхнувшем романе — отдельная история.
Влюбленные шифровались, словно агенты национальной безопасности, но в конце концов случилось неизбежное: Асият забеременела.
Те, кто хоть немного знаком с обычаями народов Кавказа, поймут, какой ужас обуял девушку. Речи об аборте быть не могло. В Стефановске имелась одна больница, а при ней родильный дом, но записаться к гинекологу Асият никак не могла. Мигом по поселку разнесется весть: Ицхакова нагуляла ребеночка. У девушки дома был полный комплект родственников: дед, бабка, отец, мать, братья, сестры. Если семья Асият покроется позором, плохо придется всем. Сестрам будет трудно найти женихов. Родственники будущих мужей станут шипеть в уши парням:
— Зачем тебе Ицхакова? Дурная кровь! Асият шлюха, и остальные девки из ее семьи небось такие же!
Желая избежать позора, мужская часть семьи, скорее всего, убьет девушку, чтобы слух о ее беременности не пошел гулять по улицам Стефановска.
Оставалось два выхода: либо немедленно выйти замуж за Зелимхана, либо прыгать с обрыва в пропасть.
Первое было предпочтительней. Конечно, старухи, увидев слишком быстро округлившийся живот молодой жены, начнут судачить, но пусть сколько угодно цокают языками, позор будет покрыт свидетельством о браке. Но согласятся ли Адашевы породниться с Ицхаковыми? Испуганный Зелимхан набрался смелости и пошел к матери, та, всплеснув руками, бросилась к мужу. Хасан как раз обедал, он стукнул кулаком по тарелке с такой силой, что разбил ее и проломил дубовую столешницу.
— Не бывать этому! — заорал он.
— Отец, — начал умолять Зелимхан, — Асият беременна.
— Нам не нужна невестка-шлюха, — еще больше взбеленился Хасан.
— Это мой ребенок, — пытался уломать старика сын.
— Сучка не захочет, кобель не вскочит, — ответил Хасан, — твоя жена будет чистой девушкой. После брачной ночи старики пойдут на простыни смотреть!
— Асият братья пристрелят.
— И правильно, — кивнул отец, — ты бы то же самое сделал, хотя твои сестры не проститутки. Они в белом платье на своей свадьбе будут, а этой твари Асият какое надевать? Красное? Позор! Ищи другую невесту. Впрочем, нет, я сам этим займусь.
Узнав о реакции Хасана, Асият испугалась до потери речи.
— Не плачь, — попытался успокоить ее Зелимхан, — нам никак не могут помешать. Не старые времена, поехали в район, в райком партии, там нам помогут.
Очевидно, Зелимхан сильно любил Асият, раз решился на такое.
Молоденький инструктор, услыхав о ситуации, в которую попали парень с девушкой, возмутился и стал действовать. Партиец лишь на днях закончил институт, а главное, он родился не на Кавказе, был прислан сюда недавно из средней полосы России и искренне считал кровную месть отрыжкой прошлого.
Не обращая внимания на слабое сопротивление пары, инструктор вызвал к себе заведующую отделом загса и потребовал расписать местных Ромео и Джульетту.
Та попыталась вразумить партийное начальство, но у паренька, бывшего комсомольского работника, от собственного карьерного успеха слегка перекосило крышу, и он настоял на своем.
Зелимхан и Асият вернулись в Стефановск законными супругами. Домой они идти побоялись, отправились к местному старейшине, деду Мадрузину. Тот только вздохнул: