двигаться внутрь – в конце концов, в природе чаще всего происходит именно так. Сбрасывание старой кожи, возрождение. Животные, птицы и насекомые способны навести на очень правильные мысли. Если я сомневаюсь, как следует поступить, я спрашиваю себя: «А что на моем месте сделал бы хорек?» или «А как в подобной ситуации поступила бы саламандра?». И обязательно нахожу верный ответ.
Каждый день по дороге на работу я проходила мимо салона «Джули’з Бьюти Баскет». На мое счастье, сегодня какая-то их клиентка отменила визит и у них для меня нашлось окно. Меня примет Кайла, это займет порядка двадцати минут и обойдется мне в сорок пять фунтов. Сорок пять! Однако, когда Кайла повела меня в один из кабинетов на нижнем уровне, я напомнила себе, что он того стоит. Как и другие сотрудники салона, Кайла была одета в некое подобие белого хирургического халата и белые сабо. Мне эта псевдомедицинская униформа понравилась. Мы вошли в неприятно маленькую комнатку, в которую едва помещались лишь кушетка, стул и небольшой столик.
– Теперь вам надо снять… – сказала она и бросила взгляд на нижнюю половину моего туловища… – э-э-э… брюки, нижнее белье и лечь на кушетку. Хотите, оставайтесь ниже пояса обнаженной, или можете взять вот это.
С этими словами она положила на кушетку небольшой пакет.
– Накроетесь полотенцем, я вернусь через пару минут. Хорошо?
Я кивнула.
Как только за ней закрылась дверь, я освободила ноги от туфель и стащила брюки. А вот нужно ли оставлять носки? Взвесив все за и против, я пришла к выводу, что, видимо, нужно. Я сняла трусы и на мгновение задумалась, куда их девать. Размещать их так же, как и брюки, на стуле, где их кто угодно может увидеть, казалось не совсем верным, поэтому я аккуратно свернула их и сунула в сумку. Чувствуя себя неловко в таком оголенном виде, я взяла с кушетки пакет, открыла и вытряхнула из него содержимое: маленькие черные трусы в стиле, фигурирующем в каталогах «Маркс и Спенсер» как «танга», сшитые из той же фильтровальной бумаги, из какой делают чайные пакетики. Натянув их на себя, я обнаружила, что они слишком узкие и что моя плоть вываливается из них со всех сторон – спереди, сзади и по бокам.
Кушетка оказалась очень высокой. Под ней я обнаружила пластмассовую табуреточку, которой я воспользовалась, чтобы взобраться. Я легла. В изголовье кушетки лежало полотенце, ниже она была покрыта голубой эластичной простыней, какими пользуются и врачи. В ногах было сложено еще одно черное полотенце, которое я натянула на себя, чтобы прикрыться. Черные полотенца внушили мне беспокойство. Какую грязь на них пытались скрыть, выбрав этот цвет? Я уставилась в потолок, сосчитала на нем лампочки, потом посмотрела по сторонам. Тусклое освещение не помешало мне углядеть на бледных стенах царапины. Кайла постучала в дверь и вошла – сама живость и приветливость.
– Ну, и что мы сегодня будем делать? – спросила она.
– Как я уже говорила, восковую эпиляцию в зоне бикини, пожалуйста.
– Да-да, простите, – улыбнулась она, – я имею в виду, какой вариант вас интересует?
Я немного подумала и сказала:
– Может, самый обычный воск… из которого свечи делают?
– Какую форму? – резко спросила она.
Тут она заметила выражение моего лица и стала терпеливо перечислять, загибая пальцы:
– Вы можете выбрать французскую, бразильскую или голливудскую.
Я опять задумалась, без конца прокручивая в голове эти три слова и пользуясь той же методикой, к которой прибегала, решая кроссворды, терпеливо дожидаясь, пока буквы выстроятся в нужном порядке. Французская, бразильская, голливудская… Французская, бразильская, голливудская…
– Голливуд, – наконец решила я, – Голый Вуд, и я тоже голая…
Не обращая внимания на мои игры со словами, она убрала полотенце и протянула:
– Таааак… ну ладно…
Потом подошла к столу, выдвинула ящичек и что-то из него вытащила.
– Еще два фунта за стрижку, – сухо сказала она, надевая одноразовые перчатки.
Машинка зажужжала, я уставилась в потолок. Мне ни капельки было не больно! Закончив, она взяла щетку с густой щетиной и смахнула состриженные волосы на пол. Я почувствовала, что в душе поднимается волна паники. Войдя в комнату, я даже не посмотрела на пол. Неужели она то же самое делала и с другими клиентками? Неужели волосы с их интимной зоны теперь пристанут к подошвам моих носков в горошек? От этой мысли мне стало немного дурно.
– Ну вот, теперь лучше, – сказала она, – теперь я постараюсь сделать все как можно быстрее. Как минимум двенадцать часов после процедуры не применяйте в этом месте ароматические лосьоны, хорошо?
Она встряхнула баночку с воском, которая все это время нагревалась на столе рядом с кушеткой.
– Не волнуйтесь, Кайла, я не особенно увлекаюсь притираниями, – ответила я.
Она вытаращила на меня глаза. Я полагала, что у тех, кто занят в индустрии красоты, навыки общения должны быть развиты получше. У Кайлы с ними было почти так же плохо, как и у моих коллег.
Она отодвинула бумажные трусы и попросила меня туго натянуть кожу. Потом нанесла деревянной лопаточкой воск на мой лобок, вдавила в него полоску ткани, взяла ее за конец и резко дернула, одарив меня вспышкой отчетливой, резкой боли.
– Morituri te salutant[2], – прошептала я, когда глаза защипало от слез.
Так я всегда говорю в подобных ситуациях, и каждый раз эта фраза чрезвычайно меня ободряет. Я уже собиралась сесть, но Кайла мягко толкнула меня обратно на кушетку.
– Боюсь, это только начало, – радостно сказала она.
Боль – это просто. С болью я хорошо знакома. Я удалилась в небольшую белую комнатку в своей голове, комнатку цвета облаков. В ней пахнет хлопком и крольчатами. Воздух здесь пропитан ароматом миндаля, играет чудесная музыка. Сегодня это «Вершина мира» в исполнении «Карпентерз». Этот изумительный голос… сколько же в нем благословения… сколько любви… Прекрасная, счастливая Карен Карпентер.
Кайла продолжала брать и драть. Потом попросила меня развести в стороны колени и соединить пятки.
– Как лягушка? – спросила я, но она проигнорировала меня, занятая работой, и стала отрывать волосы в самом низу.
Никогда бы не подумала, что это возможно. Закончив, Кайла попросила меня лечь нормально, сняла бумажные трусы, намазала на остатки волос горячий воск, вдавила еще одну полоску материи и победоносно ее отодрала.
– Ну вот, – сказала она, снимая перчатки и вытирая тыльной стороной ладони лоб, – так куда лучше!
После чего дала мне небольшое зеркальце, чтобы я могла на себя посмотреть.
– Но теперь там ничего нет! – в ужасе воскликнула я.
– Все правильно, это же «Голливуд», – ответила она, – как вы и просили!
Кулаки мои сжались, я недоверчиво тряхнула головой. Целью моего прихода было приобрести облик нормальной женщины, но уж никак не ребенка.
– Кайла, – сказала я, все еще не веря, что это правда со мной происходит, – тот, кто представляет для меня интерес, самый обычный взрослый мужчина. Он найдет удовольствие в совокуплении с обычной взрослой женщиной. Вы что, намекаете, будто он педофил? Как вы смеете?
Она в ужасе уставилась на меня. Ну все, с меня хватит.
– Пожалуйста, оставьте меня, мне нужно одеться, – сказала я, отворачиваясь к стене.
Когда за ней закрылась дверь, я спустилась с кушетки и натянула брюки, утешая себя мыслью, что к нашей первой интимной встрече волосы обязательно отрастут. Чаевых я не оставила.
К моменту моего возвращения в офис компьютер по-прежнему не работал. Я села, еще раз позвонила системному администратору Рэймонду, но вновь нарвалась на его несуразное сообщение на автоответчике. Я решила подняться наверх и отыскать его; судя по приветствию на голосовой почте, он наверняка принадлежал к тем, кто игнорирует телефонные звонки, просто сидит и ничего не делает. Как раз когда я отодвигала стул от стола, ко мне подошел какой-то мужчина. Он был почти с меня ростом, разве что чуть повыше, на нем были зеленые кроссовки, плохо сидящие джинсы и футболка с мультипликационным псом, разлегшимся на крыше конуры. Картинка туго обтягивала уже заявляющее о себе пивное брюшко. У него были пшеничные волосы, подстриженные коротко в попытке скрыть то обстоятельство, что они уже начали редеть, и такая же светлая, растущая клочьями щетина. Кожа на лице и теле – по крайней мере, доступная взору – была сплошь розовая. В голове всплыло слово: поросенок.
– Э-э-э… Олифант? – спросил он.
– Да, это я, Элеанор Олифант, – ответила я.
Он навис над столом и сказал:
– А я Рэймонд, сисадмин.
Я протянула ему руку, которую он в конце концов пожал, хотя и не очень уверенно. Еще одно свидетельство печального упадка современных нравов. Я подвинулась, давая ему возможность сесть рядом за стол.
– И в чем у нас проблема? – спросил он, вглядываясь в монитор.
Я объяснила.
– Окей! – ответил он и громко застучал по клавиатуре. Я взяла «Телеграф» и сказала, что буду в комнате отдыха: стоять рядом, пока этот Рэймонд чинил компьютер, не было никакого проку.
Сегодняшний кроссворд был составлен «Элгаром», неизменно использовавшим элегантные, красивые ходы. Постукивая кончиком ручки по зубам, я раздумывала о том, что же он мог упрятать на двенадцать по вертикали, но в этот момент, прервав плавное течение моих мыслей, размашистым шагом вошел Рэймонд.
– Кроссворд, да? – сказал он, заглядывая мне через плечо. – Никогда не видел в них смысла. Но я когда угодно готов играть на компе. Call of Duty, например…
Я проигнорировала его бессодержательную болтовню.
– Ну что, починили? – спросила я.
– Ага, – с довольным видом ответил он, – ты подхватила жуткий вирус. Я почистил жесткий диск и перезагрузил файрвол. В идеале тебе бы надо раз в неделю запускать сканирование системы.
Тут, видимо, он заметил мое недоуменное выражение лица.
– Пойдем, я покажу.
Мы двинулись по коридору. Пол под его отвратительными кроссовками противно скрипел. Он кашлянул и спросил: