Элегия войны — страница 8 из 45

я судить. После всего того, что произошло между нами, ты действуешь совершенно разумно. Я бы на твоём месте действовала схожим образом. Я сделаю всё, чтобы мы с Велайдом оправдали твои ожидания.

— Спасибо, Илисия, это всё, что я хотел услышать. Можешь идти.

Вдова Одиона поклонилась мне даже ниже, чем совсем недавно кланялся её сын, и ушла. А я откинулся в мягком кресле отца Риза и с хрустом потянулся. Да-а, Сашок, ну и взаимоотношения у тебя с семейкой. Волей-неволей приходится быть сволочью, чтобы держать всех в узде. Ну а что поделать? Таковы уж здешние реалии. Иначе сожрут тебя, и даже косточек не останется.

А, кстати о семье. Не пора ли мне поговорить со своей дражайшей матушкой? Думаю, Лаайда уже созрела для задушевной доверительной беседы. Да и в целом давно пора проведать, как там Насшафа обустроила своё новое гнёздышко.

Глава 6

— А-а-а… прошу-у, убей меня-я-я! А-а-а…

Подземная темница, выстроенная под конюшней, встретила меня заунывным воем одного из пленников. Судя по голосу, это стонал убийца Ульки. Надеюсь, абиссалийка превратит жизнь ублюдка в настоящий ад.

Охранник из Безликих, дежурящий тут для безопасности (всё-таки, когда держишь в заточении пару озарённых, лучше подстраховаться), вскинул руку в приветственном жесте при моем появлении. Он явно нервничал, слушая, как надрывается узник. Но ничего, пусть привыкает. Будет один из аспектов психологической подготовки для моих молодых бойцов.

— Как твои дела, экселенс нор Аурлейн? — заглянул я в камеру с прикованным к стене убийцей.

Надо признать, что Насшафа работала с Рафайном качественно. От былого лоска молодого представителя аристократии не осталось и следа. За время заточения дворянчик лишился половины зубов, обоих ушей, носа и даже скальпа. Что там творилось с его ступнями — для меня оставалось тайной. Потому что после применения «Пираньи», как я обозвал алавийское пыточное заклинение, они разлезлись, будто размокшая бумага. И абиссалийка постоянно держала на ногах Аурлейна лечебные повязки с примочками, препятствуя возникновению инфекции.

Завидев в полумраке подземелья силуэт, пленник, подслеповато щурясь, вперился в меня немигающим слегка безумным взглядом. Он совершенно точно узнал мой голос.

— Р… Риз⁈ Риз, пожалуйста, останови её! Я больше не могу-у-у! Дай мне хотя бы умереть!

— Я, вообще-то, о другом спрашивал, но ладно. Насшафа, почему у этого куска дерьма еще остаются силы на разговоры? — с укором воззрился я на абиссалийку.

— Это потому ш-што я только начала, мой шаас, — плотоядно усмехнулась нелюдь, демонстрируя острые зубки. — Обещаю, совсем скоро он с-сможет лишь невнятно хрипеть.

— Хорошо, тогда не сдерживай полет своей фантазии. Загляну еще чуть попозже.

— Нет-нет-нет, умоляю!!! — задергался в цепях изувеченный Рафайн. — Останови-и-и-и её!

— Хассеш с-су анеш! — зашипела на пленника Насшафа, охаживая ременной плетью.

Тот по-девичьи тонко взвизгнул, и сжался, стараясь закрыться от жгучих ласк змеевидного кнута. Но абиссалийка на этом не остановилась. Она взяла какое-то снадобье, а потом щедро плеснула им на покрытую влажной коркой черепушку аристократа. От грянувшего после этого воя у меня аж в ушах зазвенело. Да, это именно та участь, которую я и хотел для убийцы Ульки. Уже сейчас ему судьба служанки кажется завидной. Но впереди его ждет еще немало наполненных болью дней.

Плотно притворив дверь в камеру, я пошел дальше по узкому коридору. Заглянул внутрь узилища Хеенса. Тот сейчас обессиленно валялся в углу подобно груде брошенного тряпья, и тяжело дышал. Даже моего появления не заметил. Кажется, Насшафа не так давно его посещала. Ладно, доберусь и до него. После Кровавого Восхождения у меня появилась кое-какая мысль, которая требовала проверки. Но она пока потерпит.

В камеру матери я вошел ровно в тот момент, когда очередной визг Аурлейна пронзил своды подземелья. Картинно щелкнув пальцами, я зажег на ладони заклинание «Лучину». Магическое пламя высветило хрупкую утонченную фигурку, на руки которой были надеты массивные деревянные колодки. Пошевелить в таких штуковинах не получится и пальцем. Моя личная разработка, которая для верности еще и к полу приковывалась цепями. Не абсолютная защита от милитария, конечно. Но снять такие, не причинив вреда самому себе, вряд ли получится даже у магистра полной руки.

Алавийка подняла взгляд, в глубинах которого плескался целый океан тревоги. Но по мере узнавания облегчение сумело вытеснить некоторую часть беспокойства.

— Ризант? — неуверенно спросила она. — Это ты?

— А что тебя удивляет? — ровно отозвался я.

— Ты… ты озарённый? — недоверчиво округлились глаза у Лаайды.

— Угу. Весь в своих родителей, — хмыкнул я.

— Но как же… ты колдуешь без кольца!

— Потрясающая наблюдательность, — продолжал я иронизировать.

— Я… я не понимаю… где ты этому обучился? Даже у чистокровных альвэ уходит не менее трех-четырех десятков лет, чтобы освоить стиль полной руки!

— Я взял от вас с Одионом только самое лучшее.

— Знаешь, тебе не обязательно быть таким… таким… холодным со мной, — поджала губы алавийка.

— Мне слышится недовольство в твоих словах? — притворно удивился я.

— Ризант, я твоя мать. Сколько уже лун ты меня держишь в плену? Я уж молчу о здешних условиях, — красноречиво обвела узница свою неказистую обитель.

— Положим, о том, что ты моя мать, мне известно лишь с твоих слов. Но вот насколько можно им верить? Откуда мне знать, что это не хитрый замысел альвэ, чтобы втереться в доверие?

Цвет лица Лаайды после моих слов немного изменился. Стал каким-то тусклым, похожим на землянистый. Вот, значит, как бледнеют алавийцы?

— Ри… Риз, что ты такое говоришь? — нервно заикнулась женщина. — Ты мой сын! Я же… я хотела спасти тебя!

— А может, ты хотела прикинуться той, кем не являешься, чтобы помочь мне, якобы, сбежать, а потом посмотреть, не приведу ли я вас к тому, кого искали ваши кардиналы? — бесстрастно вскинул я бровь.

— Это… это не так… прошу, поверь мне…

Темноликая испуганно съежилась. А тут еще и очередной вопль Аурлейна разнесся под сводами глухого подземелья, недвусмысленно намекая, что участь Лаайды совсем не такая страшная, как у него. Но она может стать гораздо хуже, стоит только мне захотеть. И пленница кристально ясно понимала это.

Конечно же, я нарочно стращал алавийку. Первым делом я опросил нор Эльдихсена, который видел наложницу Одиона больше двадцати лет назад. И Нест признал, что за минувшие годы дамочка совсем не изменилась. Разве что стала немного смуглее. Но это для их расы естественное возрастное явление.

Тем не менее, мне нужно было взбодрить мать Ризанта. Чтобы она более охотно шла на контакт и не думала, будто ей здесь ничего не угрожает.

— А какие у тебя доказательства? — подтолкнул я пленницу.

— Я могу рассказать о твоем рождении, об Одионе, о твоем поместье, — не особо уверенно предложила она.

— Ну давай, послушаю, — ничуть не смягчил я тона. — Приступай.

И темноликая заговорила. Сначала несколько сбивчиво, но потом всё более и более убежденно и пылко. Она словно бы освободилась из моей тюрьмы и вернулась в те далекие дни, когда никакого Ризанта нор Адамастро не существовало и в помине.

Итак, Лаайда, как озарённая и подданная капитулата, принимала активное участие в боевых действиях против людей. Два десятка лет назад она в составе Орлиного легиона молдегаров несла службу в горной провинции Винхо́йк на северо-западе Старого континента. Их силы, заняв мощные укрепления, перекрывали дорогу к побережью. Поскольку людские государства непрерывно враждовали друг с другом и с трудом создавали устойчивые союзы, стоять в Винхойке алавийцам удавалось весьма долго.

Не соврать бы, но если мне не изменяет память, то я где-то читал, будто Рожденные для битв удерживали те земли около тринадцати лет. Все накаты они отбивали, не неся при этом существенных потерь. Но в один прекрасный день всё изменилось. Точнее, в ночь.

Незадолго до этого отцу Леорана гран Блейсин, Ривнару гран Блейсин, удалось заключить военный договор с Равнинным княжеством вопреки всем взаимным претензиям двух государств. И объединенные отряды Корпуса Вечной Звезды и Сыновей копья не оставили Орлиному легиону и шанса. Милитарии беспощадно подавили сопротивление темноликих магов, а воины северных соседей решительным приступом проломили оборону молдегаров.

Сама Лаайда служила в должности, которая называлась у алавийцев skadewagter. По-нашему это что-то вроде полкового лекаря-оперария. Естественно, лечить ей предстояло не простой «двуногий скот», как нас называли нелюди. А исключительно командный состав из числа Дев войны. Однако подавляющее численное преимущество по количеству озарённых и самоотверженность равнинной пехоты не позволили ей выполнить свой долг. Офицерские шатры были захвачены диверсионной группой, и молдегары остались фактически обезглавленными.

Так мать Ризанта стала военнопленной. Скрывать свои целительские способности она не рискнула, здраво рассудив, что такой ценный специалист может понадобиться и людям. Вот только Лаайда несколько недооценила уровень недоверия к представителям её расы. Жизнь-то ей сохранили. Но содержали в таких условиях, по сравнению с которыми моя темница всё равно что пятизвёздочный отель.

И так продолжалось до самого окончания винхойкской кампании, пока не настала пора делить трофеи. Именно тогда нелюдь увидела молодого офицера из Корпуса Вечной Звезды по прозвищу Пепел. Как призналась узница, впечатление Одион произвёл на неё прескверное. Во-первых, он выменял женщину на свою долю добычи, как какую-то вещь, что для перворожденных носителей магических знаний уже само по себе тяжелейшее оскорбление. А во-вторых, отец Риза безжалостно поколотил Лаайду, когда та попыталась показать ему гордость, присущую каждой дочери Каарнвадера.

Пепел быстро объяснил, что видит свою узницу исключительно в статусе рабыни и наложницы. И ни в каком ином. Тогда темноликая поклялась ему, что обязательно сбежит, чего бы ей это ни стоило. И что единственный способ остановить её — убить прямо сейчас. Одион посмеялся, а потом посадил алавийку на цепь. В буквальном смысле. Такая вот романтическая завязка получилась у зачатия Ризанта.