Сиянье риз на блеске колесницы…
И в темноте расставленная сеть[14].
Нам убивать ее, подумай только…
Иль этот блеск разжалобил тебя?
Увы! Увы!
Она меня носила и кормила:
Как нож на грудь ее я подниму?
“Как?” – говоришь… ты мог бы поучиться
У ней, когда покончила с отцом.
О Феб! В тебе тогда вещал невежда…
Невежда – Феб? Кто ж мудрый у тебя?
Не смеет сын убить ее, не смеет…
А кровь отца он смеет забывать?
В ее крови – клеймо и суд Оресту.
Иль выберет проклятие отца?
Гнев матери карать убийцу будет.
Забудь отца – и бог тебя казнит.
Там демон был под маской Аполлона.
Иль завладеть треножником он мог?
Нет, нет… сюда оракул не подходит…
Стыдись впадать в уныние… И мать
Срази с такой же хитростью, с какою
Они с Эгисфом извели отца.
О, страшный путь, и ты, ужасный подвиг,
Богами мне указанный, тебя,
О, горький груз, подъемлю как невольник.
Входит в дом.
Эписодий пятый
На сцену выезжает Клитемнестра в колеснице.
О, славься, царица аргосских полей!
О чадо Тиндара,
Ты храбрых Кронида сестра сыновей[15],
Что в звездном сиянье эфира живут
И факел горящий над бурей морской
Для путника смертного держат…
Блаженным подобна ты, слава тебе!
В сиянье и счастье богатства живи!
Я в прахе пред славой твоею лежу
И блеском твоим, Тиндарида…
Насилу-то… Но прежде вы, троянки,
Спуститесь вниз – вы будете опорой
Для царских ног. Благодаря богам,
Фригийскою горит чертог добычей,
А этот цвет троянских жен за дочь
Убитую[16], конечно, жалкий выкуп,
Но наших зал микенских не теснит.
Дозволь рабе, из отчего чертога
Исторгнутой под этот бедный кров,
Блаженных рук, о мать, твоих коснуться.
На это есть рабыни… Не трудись.
Иль плена я не видела, иль дома
Не лишена, иль не добыча я,
Подобно им, не сирота вдобавок?..
Отца вини, малютка. Вечно он
Вражды искал, терзая самых близких
Без их вины.
Вы ж слушайте, и пусть
За славою и речь мою порочит,
Как водится, пристрастный суд толпы…
Чернить – так за дела, и если точно
Кто ненависть делами заслужил —
Терпи ее, а если ненавидят,
Не рассудив, – что толку? Твоему
Отцу меня вручая, дед не думал,
Что дочь и вас убийце отдает…
А между тем Атрид, на брак с Ахиллом
Склонив дитя, в окованную гладь
Авлидскую увез ее обманом
И лилию скосил над алтарем…
О, я бы все простила, если город
Иначе им не взять бы, если б дом
Или детей спасал он этой жертвой,
Но он убил малютку за жену
Развратную, за то, что муж не смыслил
Изменницу достойно наказать.
О, я тогда смолчала – я к забвенью
Готовила уж сердце и казнить
Атрида не сбиралась. Но из Трои
Менаду[17] царь безумную привез
На брачную постель и стал в чертоге
Двух жен держать. О жены, наш удел —
Слепая страсть. Пускай неосторожно
Холодность муж нам выкажет, сейчас
Назло ему любовника заводим,
И нас же все потом во всем винят,
Зачинщиков обиды забывая…
А если б был украден Менелай
И я б Ореста смертью выкупала
Сестре своей утеху, – иль отец
Стерпел бы твой?
Так, значит, смеет близких
Моих казнить Атрид, а мне терпенье
Предписано и жертвы? Да, его
Убила я – мне не было дороги
Иной, как в стан его врагов. Друзья
Ему б обид моих не отомстили…
Ну, отвечай свободно… Коль убит
Неправдой он, ты мне докажешь это.
Да, ты права, но в правде – твой позор:
Нет, женщины, коли умом здоровы,
Мужьям во всем покорны, о больных
Я говорить не стану – тех со счетов…
Своих недавних слов не позабудь:
Ты мне сказать всю правду разрешила.
И повторю, Электра, не таись.
Потом упрек слезой не отольется?
Нет, сладко мне увидеть дно души…
Мать, я начну с желания. О, если б
И сердце ты имела, как лицо,
Прекрасное. С Еленою вы обе
Прославились красою. Но – увы! —
Вы Кастора не стоите, и даром
Одна вас мать носила. Чародею[18],
Не споря с ним, Елена отдалась,
Ты ж лучшего меж греками убила…
Месть, говоришь, тебе точила нож?..
О, лги другим, а мы давно знакомы.
И дочь еще жила, и муж уйти
Едва успел, а золотые косы
Пред зеркалом ты убирала, мать…
А та жена, которая без мужа
Нарядится, – недобрая жена…
Иль побежит красой своей, без цели
И без дурной, она народ дивить?..
Но далее… ты, ты одна в Элладе
Успех врагов венчала блеском глаз
И радостью, а если счастье тылом
Вставало к ним, дарила их слезой,
Богов моля, чтоб муж не возвращался.
А как легко ты верною женой
Могла бы оставаться! Иль Эгисфу
Уступит муж, которого вождем
Эллада нарекла? В самой Елене
Был для тебя, жена, богатый приз:
Дает и зло урок полезный добрым.
Ты говоришь, что дочь твою убил
Ее отец. А мы с Орестом разве
Обидели тебя? Зачем же дом
Ты отобрала отчий и, зарезав
Отца, себе на наши деньги мужа
Купила, мать? И почему Эгисф
В изгнании Ореста не заменит?
Как жить даешь ему? Казнив жреца
Моей сестры, ты ль палачу Электры
Весь ужас мук ее прощаешь, мать?
О, если кровью кровь омыть мы властны,
Орест и я, за отчую – твою
Пролить должны, и если справедливо
Судила ты, то ты осуждена…
А человек, порочную приявший
В свой дом за блеск одежд и знатный род,
Он, верно, слеп. И не милее ль бедный,
Но скромностью украшенный приют.
На все судьба, иной так счастлив в браке,
Другому же одна беда с женой.
Я не дивлюсь речам твоим. Обычно,
Что дочери привязаны к отцу,
А сыновья – к носившей их нежнее.
И не сержусь. Увы, тоскою грудь
Сжимается и у меня, как вспомню,
Что я его убила… эти козни…
Весь этот гнев безумный… Горе мне…
О, поздно, мать, – ты раны не залечишь:
Отец убит – но как до этих пор
Ты не вернешь домой скитальца-сына?
О дочь, боюсь: своя печаль больней.
Он, говорят, в изгнанье злобу копит.
Иль ярость ты в Эгисфе не смиришь?
Да, он суров. Но ведь и ты упряма.
Бессильная, я гнев свой подавлю.
Тогда и он к тебе добрее будет.
О, как он горд. Забыл, что мой жилец!
Опять огонь потухший раздуваешь?
Молчу – в душе один глубокий страх…
Оставим лучше это. Посылала