Элия задумчиво потыкала носком сапога затаившийся в траве валун. И пресекла попытку новоиспеченного проводника снова плюхнуться наземь:
— Идем!
Брюсу вдруг почудилось, что каменная паства провожает их ленивыми, безмятежными, совершенно овечьими взглядами из травы.
…Все-таки это оказался лес.
Сизо-зеленый от мха, исчерканный вкривь и вкось буреломом, стиснувший кроны неразрывной хваткой, заросший кустарником и подростом, он казался сплошной стеной, туда даже солнце не решалось запустить лучи.
— Дурной он. — Веха мельком кивнул на деревья. — Ядом дышит. Как с той стороны ветер, так у нас целый сезон даже трава горькая…
Деревья цеплялись вывороченными кривыми корнями за обрез крутого обрыва, который уходил вертикально вниз. Далеко по дну ущелья бежала белесая от пены бурная речка.
— Говорят, это земляки землю раскололи, — равнодушно поведал Веха, лениво отмахиваясь от мошкары. — То ли хотели край земли для себя оторвать, то ли путь врагам преградить…
Парень даже головы не повернул, беспечно и неторопливо вышагивая вдоль кромки ущелья по знакомой тропе.
— А может, материал для строительства изъяли, — предположил Брюс вслух, заглянув в стылую пропасть. — Закон сохранения. Прочные горы из воздуха не сделаешь…
Трещина разевала в скучной улыбке длинный рот. Края этой ухмылки исчезали за горизонтом.
— Далеко тянется?
— Да уж отхватили… Там, — Веха указал вправо, на север, — в болота упирается, а за ними — к океану. А там, — теперь грязный палец с обкусанным ногтем описал дугу и ткнулся влево, — каменные драконы лежат, путь завалили.
— Живые?!
— Кто ж их ведает. Каменному дракону и век на один зевок… Может, передохли, а может, спят. Мы их не тревожим… Пришли! — возвестил Веха жизнерадостно.
Даже мошкара, кажется, зазудела тоном выше.
Небольшой поселок притаился под купами тощих выветренных скал, смахивающих на корявые деревья. Зато настоящих высоких деревьев на этой стороне разлома не было видно вовсе.
— Садоводство у вас не в почете? — простонала изнывающая от жары Элия, обмахиваясь полой куртки.
— А не растут. — Веха оценивающе прищурился на стоявшее в зените солнце. И не совсем понятно пояснил: — Траве — что? У ней корни короткие. Да и кусты еще держатся. А вот деревья каменеют…
Домики в деревне прятались под широкими плоскими крышами, зелеными от разведенных огородиков. Почти к каждой крыше прицеплены ловушки для воздушных рыб.
— Чувствуешь? — вдруг встрепенулся у Брюса за плечом Дьенк. — Заклятие…
Что-то странное присутствовало в этом безмятежном деревенском покое. Нарочитое и избыточное. Но не опасное. Может, заговор какой от хищников или недругов?
Возле каждого домика земля сплошь, шагов на двадцать, выложена колотым щебнем.
— Он ручной, — пояснил Веха охотно. — Только дичает быстро, каждый год приходится класть заново. А то каменюки с пустошей наползут, фундамент под домами расшатают и за собой уведут…
Это ж какие недобрые планы вынашивают, оказывается, смирные с виду булыжники…
Нетерпеливая Элия, завидев жилье, обогнала и Брюса, и проводника, устремляясь к людям. Ничему ее жизнь не учит, со вздохом подумал Брюс, спеша догнать неуемную спутницу.
Детей в поселке было в изобилии, а взрослых почти не видно.
— В карьере почти все, — пояснил Веха, уже знакомо махнув рукой неопределенно вправо, куда от поселка утекала добротная, выложенная резными плитами дорога, скрывавшаяся за холмом.
Дородная дама в пестром платье, подоткнув передник и подол, неторопливо выщипывала сорняки из керамической клумбы, что стояли здесь почти под каждым окном. Малышня в соседней клумбе лениво копошилась в песке. Дети постарше качались на выставленных в ряд качелях. Размеренно, как маятники. Разноцветные куры вяло ковыряли насыпь из щебня.
Солнце, кажется, застывало в неподвижном прогретом воздухе тягучей медовой канителью. Насекомые лениво перепархивали над клумбами, надолго замирая над цветами. Очень хотелось подремать.
— …заночевать, купить провизии и сменить одежду.
— Что? — Брюс отвлекся от созерцания странного идола, пристроенного на крыльце дома напротив. Идол, высеченный из темного, странно-морщинистого камня, неприятно напоминал сгорбившегося человека.
— Спокойно здесь. Отдохнуть можно, — повторила Элия. — Может, подзаработать.
— Я не умею пасти камни. А больше здесь нет ничего.
— Ну придумаем что-нибудь… О, смотри, какая красота!
Девушка с восклицанием устремилась к старухе, которая полоскала целую россыпь сверкающих стекляшек в раковине, выдолбленной из куска розоватого мрамора. Стеклышки переливались на солнце, разбрызгивая радужные искры.
— Охотники покупают, — пояснил словоохотливый Веха. — Удобно бинокли делать или костры разжигать, если спички забыл.
В раковине шуршала, отмокая, целая гора мелкой стеклянной камбалы. Свежую, только что пойманную рыбу старуха ловко выпутывала из ячеек воздушной ловушки и бросала в воду.
Справа от старухи торчала толстая жердь с насаженными на макушку медными рамами, в которых крутились на шурупах высушенные прозрачные тушки крупной камбалы. А слева расселся уже знакомый каменный идол — из мутноватого, похожего на сланец камня, иссеченного бороздами. Вокруг его башки лениво кружил вихрь песнопевца, выпевавшего дремотную мелодию.
Брюс едва не зевнул, прислушавшись.
— Большая — полсеребряка за штуку. Десяток мелких — за медяк, — доброжелательно предложила старуха, подцепляя узловатыми пальцами целую горсть сверкающего крошева.
По лицу склонившейся к раковине Элии побежали отблески. Девушка выбрала рыбку и наставила ее на ползущего по запястью жучка. В кругляше лупы крошечный жук распух до размеров упитанной мыши. На зеленоватых надкрылках обнаружились желтые точки.
Оставив Элию любоваться добычей, Брюс приценился к продуктам, развешанным поодаль. Видно, опасаясь алчности и непредсказуемости здешних камней, полоски мяса и овощей развесили на нитках и оставили вялиться на солнышке. Жевать, правда, придется долго…
— А еще есть путевая стружка.
— Какая?
— Эй, Бук, не спи! — Старушка толкнула в бок идола, что восседал рядом, и ловко поймала в горсть замешкавшегося песнопевца.
К Брюсову величайшему изумлению, «идол» с натужным скрипом и скрежетом разогнулся. С усилием распрямил каменные конечности и выставил перед собой угловатую горсть, в которой тускло серебрился мелкий порошок.
— Вот так! — Старуха подцепила щепотку порошка и подбросила вверх. Пыль на мгновение застыла в воздухе, выстроившись в отчетливую стрелку, носом указавшую север, и осыпалась.
Отпущенный на свободу песнопевец живо развеял остатки серебристой крошки и вернулся на прежнюю орбиту вокруг головы «идола».
— Никогда не собьетесь, — заверила старуха. — Ни один маг не отклонит. Берете?
— А что с ним? — Брюс не мог отвести взгляда от Бука, который мучительно медленно менял позу, поскрипывая суставами. Кожа, покрытая сероватыми жесткими струпьями, трескалась, как тонкая слюдяная корка. В щелях тяжелых век поблескивали прошитые кровавыми прожилками, но вполне живые глаза.
— Зараза каменная прицепилась. — Веха почесал нос, покосившись мельком и без интереса. — Если не лечить, так панцирем каменным и покроешься, а после и вовсе в камень переродишься. У нас тут сплошь такое. Помогает сок тысячесила. — Он задумчиво оглядел «идола» и представил: — Это дед Бук.
— Ленивый старый хрыч, — пробурчала старушка. — Подремать любит, вот и не уберегся…
— А бывает, мхом обрастают. — Веха похлопал Бука по плечу.
— Еще чего не хватало. — Старуха даже уронила камбалу в раковину. — Разведет мне сырость в доме… Ну так как? Берете?
— Знаешь, — Элия отступила на шаг, — пожалуй, мы здесь не станем задерживаться.
— Да вы не бойтесь! Чужих зараза не тронет. Это нашенское заклятие, еще со смутных времен после Триединой войны.
— Что за заклятие?
— Да один маг осерчал. Спешил сильно, помощи хотел, да пока люди собрались, пока переговорили, пока решили… «Что ж вы медлительные такие?» — рявкнул он. Плюнул в сердцах и заклятие наложил. Теперь коли кто из местных присел слишком надолго — камнем обернется. А чужаков заклятье не касается. Что чужак? Как перекати-трава — ни корней, ни основательности.
— Ну да… Нет у нас времени на основательность, это точно. Что ж вы за столько времени за помощью не обратились, чтобы заклятие снять?
Аборигены переглянулись, рассеянно пожали плечами:
— Да мы собирались… Вот уже сколько раз сход созывали, чтобы, значит, гонца в Золотой город послать… Да все как-то…
Ну да. За столько веков так и не нашли времени послать гонца.
— А маги к нам редко заглядывают… Последний был, дай боги памяти, до Сотрясения и большой воды…
Брюс ухмыльнулся. На часах в этом поселке определенно выставлены десятилетия вместо часов.
— А вы, господа маги, не глянете? — встрепенулся Веха как самый быстро соображающий.
— Знаете… Может быть, на обратном пути, — солгал Брюс под осуждающим взглядом Элии. И торопливо воззвал: — Веха! Ты вроде в проводники нанимался? Показывай дорогу.
Веха выразительно округлил глаза и потрясенно воззрился на Брюса. Тот даже отступил на шаг, обеспокоенный.
— Прямо сейчас?! — осведомился проводник с таким ужасом, словно Брюс только что предложил ему покончить с собой.
Брюс мысленно прокрутил в памяти только что высказанное требование. Кажется, в нем не содержалось ничего противоестественного. Или он что-то упустил?
— Но… я думал… что… — Веха даже заикаться начал. — Не по-людски это. Только пришли и сразу бежать. Надо же с людьми поговорить, новости рассказать…
Не так-то просто сохранять терпение, особенно когда солнце явственно накаляет макушку. Но Брюс сдержался и как можно проникновеннее сказал:
— Мы торопимся. Очень.
— Ладно, — неохотно согласился Веха. — Завтра с утра пойдем… Это достаточно быстро?