гчением.
Молодой человек прочистил горло.
— Не хотите ли, чтобы я прошелся по ней старой газонокосилкой? Поработал старой лопатой? Выкопал хлам?
— Нет... — Артур попытался поднять сломанную руку. — Нет. вы очень добры.
— Без проблем, — настаивал молодой человек.
Это удовольствие. абсолютное удовольствие.
— Он составит мне компанию, — заявила Кловер, широко раскрыв глаза, — в конце концов, у меня есть только золотая рыбка.
— Оставьте чертов сад в покое! — взревел Артур, и медсестра встревожено посмотрела на него.
Только я могу в нем работать.
— Извините, — пробормотал молодой человек.
— Он помешан на своем саде, — мягко сказала Кловер. Она бы разозлилась, но кто-то однажды сказал ей, что из-за гнева на лице появляются морщины. — Пусть все растет.
— Не все, — прошептал Артур.
— Но я ужасно хочу помочь, — воскликнул молодой человек.
— Вы можете помыть окна, — обещала Кловер.
Листья опали, когда Артур вернулся домой. Высокая трава в саду умирала; деревья были темными скелетами, стоящими на фоне мрачного неба, и каменная горка заросла сорняками в ожидании зимы.
Артур, еще не начавший ходить, был вынужден сидеть у окна и смотреть на запущенные владения. Трава много скрывала... но так ли это? Совесть может любого превратить в труса; также она может превратить умного человека в глупца. Артур не был умен, но начал задаваться вопросом, не позволил ли он чувству вины шутить шутки с его воображением. В конце концов, что такое палец или два, плюс старый кулак? Под такой кучей кирпичей Агата надежно погребена и по сей день. Боже милостивый, шесть месяцев или больше прошло с того дня — с маленького недоразумения, которое закончилось тем, что ее тело было сброшено в яму в саду. Весной, когда Артур снова сможет ходить, он подстрижет траву, поправит «каменный сад» и посмеется над этими нелепыми страхами.
Пришла зима. Выпал снег. Сад стал бескрайней равниной ослепительной белизны, за исключением каменной горки, которая выступала из снега, словно толстая женщина в белом платье. Артур хихикнул и вслух прошептал:
— Это задержит тебя. Заморозит твои кости и костный мозг. Заставит твой чертов язык свернуться. Больше никакого «гав-гав-гав».
Наступило Рождество, и он мог ходить, опираясь на две трости, пока Кловер организовывала, как она говорила, Святочный фестиваль. Она купила серебряную искусственную елку, гирлянду разноцветных огней и множество бумажных цепочек. Также она пригласила на Рождество молодого человека со спортивной машиной.
— Грегори, — объяснила она Артуру, которого начали одолевать скверные предчувствия, — очень помог, когда ты был в госпитале. Он очень одинок, и я думаю это правильно, что мы отплатим ему за всю его доброту.
— А ему уже не отплатили? — спросил Артур.
— Ты становишься противным. Совершенно противным и злым.
Она красиво плакала без слез, и Артур мог только просить у нее прощения, которое она, выждав достаточно времени, великодушно дала. Потом настал первый день Рождества, и приехал Грегори, который помогал на кухне, переполненный весельем и виски Артура.
— Не двигайтесь, — проинструктировал он Артура. — Мы с женушкой неплохо справляемся.
Артур зарычал и настоял на том, чтобы пройти на кухню, где он уронил горячую тарелку и разлил соус.
— Иди и сядь, — сказали они, и он знал, что они смеются над ним, греясь в теплом свете близости, из которой он был навсегда исключен. Он надулся, отлично зная, что так делу не поможешь.
— Чем-то расстроены? — спросил Грегори, и Кловер захихикала.
— Думаю, он хочет поиграть в саду.
— Там прохладно, старик. Не сможешь положить еще камней на свою каменную горку.
— Или посадить капусту , — на Кловер нашёл приступ неконтролируемого веселья.
— Заткнись.
Артур услышал, как его голос поднялся до высокого крика, и он знал, что выглядит и говорит глупо, но, казалось, он потерял контроль над разумом. Из-за этого он говорил и вел себя как безумец.
— Потише, старик, — мягко сказал Грегори. — Не сердись. Рождество — время добра, и все такое.
— Мерзкое Рождество, — Артур трясся от ярости. — Думаешь, я слепой? Думаешь, я слабоумный?
— Уверен, ты тронулся умом, — пробормотал Грегори.
— Я знаю, что ты спишь с моей женой, — Артур грохнул кулаком по валлийскому комоду. — Уверен, она даже не вставала, пока я был в госпитале.
— Он такой грубый, — Кловер задрожала, и Грегори нахмурился.
— Старик, это чересчур. То есть, в присутствии леди и так далее. Думаю, тебе нужно извиниться.
— Черта с два, — Артур пнул комод и нетерпеливо посмотрел на железную кастрюлю. — Вот что я скажу. Я повторю все это в суде. На разводе. Я замараю ваши имена. Вот увидите. О, субботним газетам это понравится. Жена прелюбодействует с человеком, который переехал мужа на спортивной машине...
— Не могу позволить тебе сделать это, старик, — мягко сказал Грегори, беря большой разделочный нож. — Никак не могу, понимаешь? Нельзя, чтобы наши имена связали. Кроме того, бедняжка останется без гроша в кармане.
Холодная вспышка ужаса погасила огонь гнева Артура, и внезапно ему захотелось закричать.
— Что. что ты имеешь в виду?
— Боюсь, тебя придется убрать, старик, — печально сказал Грегори, обходя кухонный стол. — Нужно подумать о добром имени леди. Извини и все такое.
— Ты сошел с ума, — Артур начал пятиться, но только попал в ловушку между шкафом и стеной.
То есть, ты не можешь. — его бедный, пораженный ужасом мозг пытался найти обоснованную причину отсрочить его приближающуюся кончину.
Черт возьми, сегодня же Рождество.
Грегори хихикнул.
— Всему свое время.
Он приблизился к Артуру, потом с аккуратной точностью ударил его ножом между вторым и третьим ребрами. Он отступил, будто бы чтобы полюбоваться своей работой.
Артур издал странный булькающий звук, потом, к испуганному удивлению Кловер, оторвался от шкафа и на негнущихся ногах пошел по кухне. Ручка разделочного ножа выступала из его груди словно ужасающая растительность. Его рот открылся, и розоватая пена стекала с губ. Несколько слов вырвалось из его сокращенного горла.
— Должно... быть... она... уже... встала.
Он покачнулся как выкорчеванное дерево, потом рухнул на пол. Какое-то время стояла тишина, потом Кловер выдохнула:
— О чем он говорил?
— Не знаю, — Грегори покачал головой. — Должен сказать, он был крепким орешком. Я разогнался больше сорока миль в час, когда сбил его старым драндулетом, и будь я проклят, если он не поправился за три месяца. Потом я ударил его огромным разделочным ножом в сердце, а он расхаживает вокруг, болтая как обезумевшая обезьяна.
— Грегори, — Кловер сжала его руку. — Кажется, он еще дышит
— Разве? — Грегори потянулся к другому ножу. — Мы это исправим.
Вскоре они начали обсуждать, что им делать с телом.
— Мы так не планировали, дорогой, — пожаловалась Кловер.
— Знаю, милая, но когда он начал тебе грубить, я вышел из себя. Вроде как сделал дело, оставив планирование на потом. Не стоило этого делать, знаю. Извини.
— Но Грегори, радость моя, что мы с ним будем делать?
Грегори почесал голову.
— Понятия не имею. Всегда обставлял другие дела несчастными случаями. Безопаснее. Без проблем. Мне нужно было только коллекционировать.
— Но Грегори, дорогой, нам нужно от него избавиться. То есть, мы не можем оставить его на кухне, и, боюсь, что власти не помогут, не задав неприятных вопросов. Ты должен подумать, дорогой.
— Хорошо, если ты так хочешь, — лицо Грегори приняло выражение, предполагавшее, что в его мозге началась какая-то деятельность. Потом он заговорил:
— Может бросить его на дороге? Несчастный случай, удар молнии.
— А нож в сердце? — Кловер покачала головой. — Эти милые полицейские не поймут.
— Наверное, ты права, — Грегори покачал головой. — От него не избавиться. Нам придется его закопать. Но вопрос — где?
Наступило долгое молчание, потом Кловер подпрыгнула от волнения.
— Есть одно безопасное место. Под каменной горкой.
Грегори ударил себя по бедру.
— Какая замечательная идея. Он любил эту страшную старую каменную горку, и под кирпичами он будет в полной безопасности.
— Уверена, он бы этого хотел, — нравоучительно заметила Кловер.
Грегори налил себе выпить, потом сел в кресло Артура и скрестил ноги. Кловер почти нахмурилась.
— Ну, не лучше ли тебе приступить к делу?
— Что? Сейчас?
— Я точно не хочу оставлять его здесь. Ужин будет испорчен.
— Но как же снег? И камни, и все остальное?
Кловер не ответила, и вскоре, глубоко вздохнув, Грегори встал и направился к двери.
— Это слишком. Особенно в Рождество.
Ему потребовалось три часа, чтобы разобрать «каменный сад»; и еще два, чтобы выкопать трехфутовую яму в промерзшей земле. Потом Грегори взбунтовался:
— Будь я проклят, если выкопаю еще хоть дюйм. У меня болит спина, я замерз и голоден.
— Ты же не думаешь..? — начала Кловер.
— Нет. Я сброшу его туда, побросаю грязь обратно, навалю на него камней и закруглюсь. Держу пари, эгоистичный негодяй не сделал бы для меня и этого.
К пяти часам он вернулся в кресло Артура. Он выглядел замерзшим и усталым, но у него было лицо человека, который считает, что отлично потрудился.
— Снег снова пошел, — объявил он. — Отлично скроет мою работу.
— Грегори, — красивое лицо Кловер было омрачено затрудненным выражением. — Как мы объясним его отсутствие?
— Скажем, что он уехал и бросил тебя. На него это похоже. Он был хамом.
— Но деньги... — пожаловалась она. — Как мы получим деньги? Мы должны доказать, что он мертв.
-Черт, ты права, — Грегори выпрямился. — Проклятье, вечно что-то не так. Что нам делать?
— Тело его жены так и не нашли, — задумчиво сказала Кловер.
— Не может быть!
— Они нашли машину на вершине скалы у Чал- мута. Машину и ее панталоны.