Холмс сидел справа от прохода, я — через два ряда от него, и мы оба внимательно следили за этим человеком. Я ожидал, что Холмс вот-вот начнет действовать, однако он не предпринял ни малейшей попытки остановить фальшивого кондуктора. Я буквально впился глазами в Холмса, но он, казалось, ничего вокруг не замечал, уставившись в окно, словно зачарованный видом реки и причудливых старых зданий города.
«Кондуктор» продолжал движение к цели. До заветной двери ему оставалось десять футов, потом пять — а Холмс даже не пошевелился. В конце концов мое терпение лопнуло. Я схватил трость и, когда злоумышленник уже был у самой двери президентского вагона, одним движением вставил ее между голенями «кондуктора». Споткнувшись, он растянулся на полу, а я, нанеся ему удар тяжелой рукоятью трости в основание черепа, тут же буквально оседлал негодяя. Он был оглушен и с трудом хватал ртом воздух. Холмс с самым беззаботным видом — и даже не привстав с сиденья — вытащил из кармана своего жилета наручники и протянул их мне. Меня это всерьез разозлило, но выбор был невелик — взять наручники или отказаться от них, причем и то и другое следовало делать без комментариев. Я выбрал первое, но лишь потому, что «кондуктор» оказался рослым мускулистым типом, и, пока он еще окончательно не пришел в себя, я завернул ему руки за спину и защелкнул браслеты на запястьях.
Холмс помог мне перевернуть его на бок. Обыскав лежащего, он вынул из кармана его формы заряженный «кольт» сорок пятого калибра — весьма внушительное оружие, которое не так-то легко спрятать. Холмс быстро сунул револьвер в карман своего пиджака и обвел взглядом пассажиров — представителей местной элиты, однако не настолько значительных, чтобы ехать в президентском вагоне. Несколько раз обмахнув лицо злоумышленника фуражкой, Холмс, обращаясь к пассажирам, пояснил:
— В такую жару даже от небольшого напряжения человек может упасть в обморок.
Надо признать, преступник все продумал тщательнейшим образом. Поезд уже подходил к платформе станции Ниагара-Фолс. В этот момент «кондуктор» должен был войти в спец-вагон, застрелить президента и спрыгнуть с поезда, который на подходе к платформе двигался достаточно медленно. После этого он в считанные секунды избавился бы от формы и фуражки и затерялся в толпе людей, ожидавших прибытия президента.
Поезд остановился, и мы дождались, пока все пассажиры выйдут. Только тогда Холмс постучал в дверь президентского вагона, которую открыл молодой солдат. За ним стояли еще четверо охранников.
— Этот человек пытался проникнуть внутрь и убить президента, — сказал Холмс. — Его необходимо немедленно поместить в камеру полицейского участка Ниагара-Фолс. И будьте предельно внимательны. Вы имеете дело с убийцей.
Он вручил солдату револьвер, помог поставить террориста-неудачника на ноги и вывести через передний тамбур нашего вагона.
Убедившись, что мы остались наедине, я спросил:
— Почему вы ничего не предпринимали, когда я сражался с вооруженным преступником?
— Это не так, Ватсон, — ответил он. — Я болел за вас, но — из соображений секретности — молча.
Я разгладил одежду, мы вышли на платформу и довольно быстро догнали президента и его группу направлявшуюся по широкой аллее к ступеням, которые вели к самому краю Ниагарского водопада. Широкая голубая река сужалась на участке обрывистой скалы, а затем с высоты сто семьдесят футов обрушивалась в кипящую белой пеной котловину. Объем воды, летевшей вниз, поражал воображение. Белое облако брызг поднималось на сотни футов — а видеть его удавалось с расстояния нескольких миль. Рев водопада был непрекращающимся, монотонным, гипнотическим. Разговаривать в таком грохоте не представлялось возможным, но в словах не было нужды — величие и красота раскрывшейся перед нами картины и без того заставляли человека умолкнуть в почтительном восхищении. Любые слова здесь были бы неуместны.
Когда мы оказались рядом с гигантским водопадом, а колоссальное зрелище и грохот, казалось, заполнили собою все, я заметил, что на лицо Холмса словно легла тень отрешенности. Он продолжал идти, ступая твердо и уверенно, но на какой-то момент мне показалось, что глаза его затуманились.
— Очнитесь, Холмс, — сказал я. — Я знаю, что все это напомнило вам, однако здесь и сейчас нам нужны ваша бдительность и быстрота реакции.
— Верно, друг мой, — ответил он, похлопав меня по руке. — Рейхенбахский водопад[46] уже десять лет не более чем достояние прошлого. Но поразительно, как звуки и запахи могут возвращать человека назад, к давно позабытым событиям. Однако задерживаться там было бы небезопасно.
Мы следовали за президентской группой на расстоянии трех сотен футов, и я видел, что Холмс изучает лица людей, стоявших в толпе. Любого человека, приехавшего полюбоваться водопадом, несомненно, заинтересовала бы группа великолепно одетых людей, прогуливающихся вдоль ограждения на самом краю пропасти. Мне трудно судить о том, мог ли обычный американец узнать президента Маккинли в лицо, но я также затруднялся сказать о любом из присутствующих, американец он или нет. Я слышал французскую, немецкую, испанскую, славянскую речь. Раздавались и азиатские голоса — я распознал хинди и панджаби. В этом не было ничего странного — ведь мы находились у одного из семи чудес современного мира, и, конечно же, люди со всех континентов съезжались, чтобы увидеть это воочию. Все глаза были устремлены на гигантский поток, разве что иногда человек смотрел себе под ноги, чтобы не споткнуться. Президенты, короли, императоры — что могли они значить в сравнении с этим титаническим зрелищем?
Внезапно Холмс ускорил шаг. Сначала он поспешно стал удаляться от группы, стоявшей у ограждения, а потом и вовсе побежал вверх по ступеням, ведущим на уровень улицы. Я последовал за ним на некотором расстоянии, не желая привлекать внимания к себе — и к нему.
Оказавшись на улице, я увидел, что Холмс наблюдает за человеком в темном костюме, осторожно прокрадываясь за ним вдоль реки выше яруса водопадов. Они прошли уже два квартала, а я все терялся в догадках: какую опасность может представлять человек, удаляющийся от президентской группы, по-прежнему стоявшей у ограждения, — но потом увидел то, что Холмс понял сразу: человек в темном костюме шел к пешеходному мосту, ведущему на самый большой остров из всех расположенных над водопадами и называвшийся, как я узнал позднее, Гоут-Айленд. Из-за множества деревьев, росших вдоль тропы и на самом острове, следить за передвижением этого человека было чрезвычайно сложно. Вдоль берега острова он дошел до другого пешеходного моста, перекинувшегося к маленькому островку — Ауна-Айленду. Собственно, это был даже не островок, а клочок земли у самого начала водопадов.
Сейчас Холмс передвигался в сумасшедшем темпе, чаще всего бегом — со шляпой и тростью в руках он перепрыгивал через низкий кустарник и бежал дальше, петляя и пригибаясь, чтобы остаться незамеченным. Я подумал, что если он хочет подобраться к этому человеку сзади, то мне стоит идти более спокойно — и по прямой, хорошо размеченной тропе, чтобы мы, если возникнет такая необходимость, могли взять злоумышленника в клещи.
Однако когда я пошел по прямой, у меня возникло опасение, что человек в темном костюме может обернуться и увидеть меня. Тогда я избрал менее открытый путь, следуя не по тропе, но близко к ней, за рядами разросшихся деревьев. Я увидел предполагаемого злоумышленника и следующего за ним Холмса в один и тот же миг. Человек, за которым мы шли, был высоким и сухопарым, в черном костюме и с кейсом в руках. Иначе говоря, мы снова встретили того самого подозрительного типа, о котором Холмс рассказал мне еще в поезде. Сейчас он стоял почти у самого начала водопадов, внимательно осматриваясь вокруг. Повернувшись направо, мужчина задержал свой взгляд в этом направлении. Да уж, отличная позиция: отчетливо видна и вся президентская группа, и сам Маккинли.
Человек в черном костюме подошел к кустам, росшим буквально в ярде от того места, где начинался водопад — и где миллионы галлонов воды обрушивались со скалы со скоростью тридцати миль в час. Он опустился на колено, открыл кейс и достал складной треножный штатив, похожий на те, которыми пользуются топографы. Потом выдвинул ножки штатива, прикрепил наверху небольшую медную трубу и, глядя в окуляр, стал настраивать ее, выводя на нужное направление. Было совершенно очевидно, что он нацеливает ее туда, где стоял президент и окружавшая его группа людей. Злоумышленник снова опустился на колено и принялся собирать какой-то прибор из фрагментов блестящего металла. Когда он поднялся на ноги, я увидел, что в руках у него металлическая труба, диаметр которой был чуть больше диаметра ружейного ствола, а к задней части крепилось устройство, очень похожее на пистолет. Издалека вся конструкция выглядела как телескоп. Он установил ее на платформе штатива и начал настраивать регулировочные винты. В этот момент Холмс побежал в его направлении.
Побежал и я, осознав, что злоумышленник собрал специально сконструированную винтовку с небольшим телескопическим прицелом, который отдельно прикручивался к штативу. Негодяй уже выделил в группе людей нужную ему цель и теперь прилаживал к треножнику само оружие. Мы с Холмсом приблизились почти вплотную и стали бесшумно заходить к нему с двух сторон. Он по-прежнему регулировал прицел, направляя его на президента. Потом снова присел, вынул из кейса магазин с патронами и вставил его в винтовку.
Когда он снова прильнул к телескопическому прицелу, мы с Холмсом бросились на негодяя, как два регбиста в атакующем прыжке. Я врезался ему в плечо, отбросив к ограждению, а Холмс мгновенно перебросил штатив за планку защитной ограды. Вся конструкция рухнула в воду, где ее тут же потащило к краю скалы, в кипящую и бурлящую воду.
— Мои извинения, джентльмены, — обратился к нам Холмс. — На тропе я споткнулся о торчащий из земли обломок скалы. Надеюсь, никто из вас не пострадал?